Партизан российского панка

Исполнилось два года с того дня, когда было предъявлено обвинение Алексею Марочкину, лидеру питерской панк-группы «Союз Созидающих», более известному под именем Матвей Огулов. Он стал первым в истории нашей страны музыкантом, которого судили за членство в политической партии. Алексей стал 13-м фигурантом дела о возобновлении деятельности запрещенной НБП.

К слову, сам Алексей ни в незарегистрированной, но запрещенной НБП, ни в незарегистрированной, но пока не запрещенной «Другой России» не состоял. Разве что общался тесно с различными людьми из питерской оппозиции, в том числе, с нацболами. А еще сочинял и пел песни весьма радикального содержания: про «приморских партизан», «мусоров» и «проклятую страну». А еще организовывал анархические панк-фестивали, концерты в поддержку арт-группы «Война». Этого хватило для того, чтобы обвинить его в организации экстремистского сообщества (ст. 282.1). Так, например, ему в вину вменили эпизод записи его песни в «квартире для проведения собраний другороссов», который в экспертизе был интерпретирован как факт «организации преступной деятельности партии».

Уголовное дело против питерских другороссов началось в ноябре 2010-го года под предлогом того, что данная организация продолжает деятельность запрещённой в 2007-м году «Национал-Большевистской Партии». Деятельность эта выражалась, в частности, в участии акциях «Стратегии-31», аренде квартиры для собраний запрещенной партии, сбором членских взносов и даже… в переходе улицы на красный свет, что мнению следствия, являлось выражением идеологии НБП. На суде большинство свидетелей обвинения, среди которых были сотрудники полиции, не узнавали подсудимых, путались в показаниях и никаких конкретных доказательств «вины» привести не могли. Тем не менее, подсудимые были признаны виновными и приговорены к штрафам от 150 до 200 тысяч рублей. Правда, в связи с истечением срока давности, от исполнения наказания суд их освободил.

Группа «Союза Созидающих» образовалась 10 октября 2003 года в Невинномысске, сначала под названием «Савелий Коммунизм». Весной 2004-го года был записан акустический альбом «Партизанская акустика», и почти сразу ещё два уже электрических альбома. В сентябре того же года состоялся первый подпольный концерт и там же записан концертный альбом.

СавКом довольно быстро занял нишу единственной андеграундной группы города, завоевав скандальную известность и обретя статус запрещенной к публичным выступлениям на официальных концертных площадках. Поводом к этому послужил фактический срыв общекраевого фестиваля «Рок против терроризма», проходившего на городском стадионе Невинномысска 11 сентября 2004 года, где во время выступления «Союза Созидающих» произошли столкновения представителей противоборствующих молодежных группировок.

К 2005-му году вокруг группы сформировалось одно из самых крупных неформальных объединений Северо-Кавказского региона, которое стало основой южного антифашистского фронта, На музыкантов была открыта настоящая охота, не проходило и недели без стычек со скинхедами. Когда преследование лидера группы стало опасным для жизни, Алексей Марочкин вынужден был уехать в Санкт-Петербург, где начал набирать новый состав группы.

Самый плодотворный период деятельности группы в северной столице начался в 2009-м году. За время своего недолгого творческого функционирования «Союз Созидающих» успели переиграть почти со всеми легендами андеграунда, такими как: Ник Рок-н-Ролл, «Инструкция по выживанию», Манагер и «Родина», «Чернозём», «Красные Звёзды», «Электрические Партизаны», «Азъ», «Адаптация». Музыканты организовали свой собственный «Партизан-панк фест», а также выступили со-организаторами другого фестиваля анархистской направленности: «Петербургская Панк-Ассамблея» (совместно с «Электрическими Партизанами»).

Все это время группа привлекала нездоровое внимание правоохранительных органов, причем не только в городе на Неве. Учитывая тот факт, что Алексей Марочкин появился в «деле двенадцати» в самый последний момент, можно предполагать, что одной из главных причин его преследования стала банальное желание «силовиков» поставить на место «зарвавшегося музыканта».

Накануне очередной годовщины начала нелепого уголовного дела корреспондент СП встретился с музыкантом.

СП: — Что ты думаешь по поводу приговора? Не считаешь ли ты, что «дело тринадцати» является апофеозом абсурда?

— Конечно, считаю. А для тех, кто хоть немного был знаком с материалами дела, по-другому казаться и не может. Красные флаги на черно-белой пленке, засекреченные свидетели-менты и переход дороги в неположенным месте как доказательство экстремистской деятельности — Кафка умылся бы кровавыми слезами. Настолько идиотского произведения, как тринадцать томов уголовного дела против питерской «Другой Росси», не смог бы придумать даже он. А вообще, еще на стадии следствия стало известно, что этот процесс — первая серьезная попытка наладить репрессивную машину против сил оппозиции. После этого процесса она успешно работает по узникам Болотной, против анархистов, и, думаю, нас ждет еще немало похожих процессов.

СП: — Расскажи о своих настоящих взаимоотношениях с «Другой Россией». Это просто общение с определенными людьми, поддержка идеологии или что-то еще?

— Вот, пожалуй, самый каверзный вопрос, который мне задают в интервью. Мне почти 30, и я принадлежу к тому поколению, которое знает, что практически весь отечественный андеграунд и контркультура наиболее ярко отразились в «Русских Прорывах» середины 90-х. И так как в те годы, когда я знакомился с интересными мне людьми, иной альтернативы не было, то начало 2000-хх сблизило меня со многими участниками НБП. Идеология имела здесь десятое значение, я, как человек относительно адекватный, прекрасно понимаю, что творчество не имеет идеологии, если оно искренне. Важен был дух, порыв, креатив и тотальное контркультурное сумасшествие. И ни для кого не секрет, что 90% того, чем сейчас пользуются как правые, так и левые в плане творчества и культуры, в свое время было впервые реализовано в легендарной «Лимонке».

СП: — Какова твоя реальная политическая позиция?

— А я все время в поиске. Стержнем всегда являлся анархизм. Но в разные периоды меня метало в разные стороны: от национал-анархизма до анархо-коммунизма. На данный момент я считаю себя анархо-индивидуалистом (сказалось увлечение трудами Штирнера), но это не значит, что через какое-то время меня не свернет на что-нибудь другое. Всегда с иронией относился к молодым людям, которые в 17−20 лет уже точно для себя решили, во что они верят, даже не попытавшись ступить на путь поиска чего-то еще.

Как итог — я достаточно оппозиционен, радикален и непримирим к существующему режиму, порядку вещей и укладу жизни.

СП: — А название группы взято из книги Прилепина? С чем связано преобразование группы «Савелий Коммунизм» в «Союз Созидающих»?

— Да, из Прилепина. «Савелий Коммунизм» — это была не группа, а творческое объединение, такая тусовка единомышленников: кто-то занимался музыкой, кто-то писал рассказы, кто-то рисовал картины. В конце концов, к 2009-му году я остался один: кто-то спился, у кого-то семья, у кого-то работа. Таким образом, «СавКом» исчерпал себя. А тут Прилепин со своим Союзом Созидающих. По мне, очень красивая перефразировка топорной фразы «творческое объединение». Ко мне тогда присоединился Фрол из эстонской группы «Синдром Внезапной Смерти», и мы сосредоточились исключительно на музыке.

СП: — Что такое «партизан-панк»? Чем он отличается от других видов панка?

— Партизан-Панк — это тот панк, который показывает, что все остальное — уже не панк. В перспективе — контркультурное движение. Мы играем металл, но говорим, что это панк-рок. Мы выходим на большие площадки и заявляем, что именно здесь подполье, потому что это МЫ говорим. Потому что не мы на себя надеваем чужую одежку, а пытаемся мир вокруг себя одеть в свою.

СП: — А с правоохранительными органами какие отношения? Еще пару лет назад сотрудники центра «Э» приходили на ваши концерты, снимали, изымали диски…

— У меня никогда не было никаких отношений с правоохранительными органами. Когда они ходили на концерты, так это была их работа — собирали материал для будущего уголовного дела. Проще же попить пивка на концерте, чем ловить настоящих преступников. Будь моя воля, я бы их всех распустил и отправил бы куда-нибудь в деревню, работать трактористами, больше пользы было бы.

СП: — А с чем связана эволюция музыкальной составляющей группы от обычного «сибирского» панка в сторону в общем-то западного «хардкора»?

А тут все просто: играть сибпанк, живя в Питере и никогда не жив в Сибири, по-моему, абсурдно. Сибпанк — это такая своя уникальная формация, и пытаться подражать ей — это значит не ценить собственное творчество. Мы сейчас вообще какой-то альтернативный металл играем, мы даже не знаем, как этот стиль правильно охарактеризовать. Потому что пришли музыканты, которым не важны ни идеологические заморочки, ни приверженность какому-то одному направлению музыки, им просто в кайф рубить честную, злую и бескомпромиссную музыку.

Что касается лично меня, то я достаточно агрессивен, и сибпанк не дает мне того выплеска эмоций, который приносил бы мне творческое удовлетворение. От сибпанк у меня разве что философия, экзистенциальные выверты в текстах, поэтическое мироощущение, которое, в, как ты выразился, «западном хардкоре» днем с огнем не сыщешь.

СП: — Ты в своем городе проводишь различные фестивали. Оказывает ли кто материальную поддержку? Или все за идею? Какова цель?

— Какая там материальная поддержка, все — в дикий убыток. У нас два фестиваля: петербургская панк-ассамблея и партизан-панк фест, и все делается на свои кровные. А цель — фиг знает… Регулярных фестивалей протестной музыки не так много, это сейчас не очень модно, а мы не стремимся быть модными.

СП: — Кого из отечественных (и не только) музыкантов ты мог бы назвать своими авторитетами и с кем из существующих групп ты мог бы сотрудничать?

— Из отечественных — Летов, Непомнящий, Манагер. Но это не то чтобы авторитеты, просто когда-то, когда мне было 15−16 лет, их творчество дало определенные ориентиры в жизни. Из зарубежных — Джелло Биафра — пожалуй, самый честный из ныне живущих.

Сотрудничать и вступать в объединения — да практически со всеми, если это не какие-нибудь коммерческие трансвеститы или откровенные фашисты.