Простить, но не забыть

«Свободная пресса» продолжает серию публикаций о драматических и кровавых событиях 1993 года. Сегодня о своем отношении к этой странице нашей недавней истории рассказывает публицист и блогер Кирилл Шулика.

…События октября 1993 года для меня начались с прерванной телетрансляции одного из главных на тот момент матчей Чемпионата России по футболу «Ротор"-"Спартак». Диктор Лев Викторов железным голосом объявил, что в связи с вооруженной осадой телецентра в Останкино вещание прекращается.

А ведь незадолго до этого мы с родителями гуляли по ВДНХ, что совсем рядом с тем самым телецентром. Я не помню какого-то напряжения в нескольких километрах от места, где писалась трагическая страница истории страны. Наверное, большинство из тех, кто был на улице, беспокоились о том, что из-за этих вооруженных людей они не увидят очередную серию «Просто Марии».

Тогда 14-летним подростком я, конечно, не понимал, что вижу в прямом телеэфире историческое событие, хотя по примеру родителей симпатизировал Ельцину. Я не мог представить, смотря кадры расстрела Белого дома, что буду дружить с Ильей Константиновым и бороться за освобождение из тюрьмы его сына, закрытого там по ложному обвинению в убийстве. Тогда вряд ли кто-то мог даже помыслить, что буквально через несколько месяцев Руцкого, Хасбулатова, Макашова и других активных участников событий, которых я, безусловно, считал преступниками, выпустят из СИЗО, то есть, проще говоря, простят. А, кстати, мог ли Борис Ельцин предположить вечером 4 октября 1993 года, что спустя пару лет даст согласие поставить на учет в поликлинику управления делами президента того же Хасбулатова? Ответ, думаю, очевиден.

Вообще можно по-разному относиться к Ельцину, но он умел прощать. Мне самому прощение тяжело дается, поэтому я понимаю, как это важно для политика. Как говорят, близкие к нему люди, события 1993 года первого президента страны подорвали. На самом деле он в очередной раз сломал себя. Первый Ельцин был отчаянным коммунистом, сносившим Ипатьевский дом, второй тем самым романтиком-демократом, который выиграл выборы у директора ЗИЛа с говорящей фамилией Браков с, как сейчас принято говорить, кадыровским результатом, а третий появился как раз в октябре 1993 года, уже уставший и потрепанный. Я на самом деле уверен, что в те дни президент прекрасно понимал, что из популярного политика, собиравшего по 300 тысяч человек на митинги, он превратится до конца своих дней в одного из самых ненавидимых политиков в стране. Никакие президентские выборы 1996 года, первые сделанные в медиапространстве, не смогли это изменить. Говоря языком социологов, Ельцин тогда получил гигантский и несмываемый ничем антирейтинг.

Был бы Ельцин жив, я бы хотел его видеть президентом и сегодня. У меня к нему очень много вопросов, но он смог сделать уникальный для нашей политики шаг — он бросил всю свою популярность на изменение страны. Сначала он менял экономику, потом политику. Менял жестко, путем шоковой терапии, но менял. Опять же можно понять тех, кто оценивает эту деятельность негативно, но они пользуются ее плодами. Например, они живут в собственных квартирах, и я не знаю ни одного противника Ельцина, который бы отказался от приватизации жилья. А, например, генерал Макашов очень удачно воспользовался политической реформой, проведя несколько лет «в нелегитимной и неконституционной», по его мнению, Думе.

Главной ошибкой Ельцина было то, что он решил сначала реформировать экономику, а уже потом заняться политической сферой. Наверное, тогда действительно самый острый вопрос был в том, чтобы накормить население и создать хоть какую-нибудь экономику, потому что на момент развала СССР не было уже никакой. Но ровно в те дни 1992 года был упущен момент для принятия новой Конституции. В итоге мы получили патовую ситуацию, когда новая страна жила по старой Конституции умершего государства. Так не могло продолжаться долго, ибо это все равно, что заставить жить человека по паспорту умершего родственника — все равно поймают и создадут проблемы.

Наверное уже многие забыли, но Ельцин в 1993 году руководствовался итогами референдума от 25 апреля, прозванного «да, да, нет, да» и, соответственно, имевшимся у него мандатом доверия. Верховный совет же действовал опираясь на Конституцию, которую переписывал едва ли не на каждом своем заседании. Мы сейчас до сих пор требуем отменить медведевские поправки в действующую Конституцию, к слову, единственные с декабря 1993 года, а тогда они вносились каждый месяц.

Для меня лично политический конфликт перестал существовать, когда одна из сторон перешла к вооруженной борьбе. Не генерал Грачев, а генерал Макашов призывал выкинуть из мэрии всех чиновников. Не из Кремля, а из Белого дома вооруженные люди в казачьей форме поехали брать Останкино. На этом политический конфликт уже закончился победой Ельцина, а его главной задачей стало наведение в Москве конституционного порядка. Как президент он обязан был это сделать.

Сейчас, к сожалению, мало, кто говорит о том, что по призыву Егора Гайдара тысячи москвичей в ночь с 3 на 4 октября без оружия вышли к зданию Моссовета противостоять тем, кто пытался захватить город. Они вышли защищать свой выбор, сделанный в 1991 году на президентских выборах и на референдуме в апреле 1993-го. Таким образом, выходит, что страна встала на грань гражданской войны. Вот, собственно, цена ошибки Ельцина, отложившего политические реформы на потом.

Мне сейчас меньше всего хочется развивать политические дискуссии на тему событий 20-летней давности. Это уже история и мы должны спорить исходя из этого. Ельцин же простил своих противников, равно как генерал Руцкой, правда, об этом он сказал лишь после кончины первого президента.

Из истории надо извлекать уроки. Главный урок из событий тех дней — непроверенная назревшая политическая реформа чревата тяжелейшими последствиями вплоть до гражданской войны. Сейчас и сторонники Ельцина в октябре 1993-го, и его противники должны вместе доносить эту мысль до действующей власти, чтобы трагическая страница в истории страны не повторилась.

Фото: Владимир Федоренко/ РИА Новости