В истории существуют так называемые народы-корпорации. Вот, например, гунны Атиллы. Историки удивляются: почему они оставили о себе так много воспоминаний и при этом — так мало следов? В считанные годы этот могучий и, надо понимать, многочисленный народ, бравший дань с Римской империи, расточился где-то в Причерноморских степях. Ну, ладно, Атилла умер. Но куда делись остальные?
Некоторые историки полагают, что остальные попросту разошлись по домам. Этнические гунны, выходцы из Северного Китая, составляли только ядро этой огромной армии завоевателей, большая же её часть состояла либо из примкнувших по дороге, либо (и это самое интересное) из коренного населения Восточной Римской империи, подвергшейся «нашествию». Жители Греции и Балкан охотно примыкали к армии захватчиков, чтобы принять участие в завоевании и дележе добычи, а когда проект «Бич Божий» закончился, вернулись к своим козам и оливам, сократив численность «гуннов» чуть ли ни вдесятеро.
В общем, если бы махновцы провозгласили себя народом, учёные впоследствии тоже удивлялись бы, куда же этот народ делся. А они, возможно, и провозгласили бы, если бы понадобилось, почему нет. Многие наши казаки, скажем, русскими себя не считают: дескать, казаки — это особый народ, то ли от хазар, то ли от скифов происходящий. (Ничего не напоминает?)
Сословие вообразило себя этносом, такое случается. А раз вообразило, то может и стать, почему нет?
Есть такая любопытная концепция: известно, что в Средние века в католической Европе, чтобы заниматься «финансами» (то есть ростовщичеством), нужно было быть иудеем. Или принять иудаизм. Отсюда предположение: евреи-ашкеназы не этническая общность, а профессиональное сословие, народ-корпорация. Неслучайно язык ашкенази, идиш, состоящий из смеси двунадесяти языков, долгое время считался жаргоном немецкого, то есть профессиональным языком банкиров, ювелиров, торговцев. (Есть даже теория славянского происхождения идиш.)
Потом, в конце XIX века, появился великий Теодор Герцель. Он придумал сионизм и еврейскую нацию. И языком этой нации стал отнюдь не идиш, а «реконструированный», то есть больше чем наполовину изобретённый язык — иврит.
Ничего не напоминает? Как сионисты в своё время столкнулись с проблемой, как сказать на языке Торы «телефон» и «автомобиль», так и нынешние украинисты вынуждены вовсю креативить. Как будет на языке Тараса Шевченко «влагалище»?..
Сам Шевченко, кстати, до 18 лет не знал украинского языка. Он говорил по-русски и по-польски. Национального украинского языка в то время ещё не было. Был язык простонародья, считавшийся чем-то вроде малограмотной речи. Тарас Шевченко придумал на этом диалекте писать, и это оказалось круто — вроде как у нас, в наши восьмидесятые, когда появилась и прославилась поющая по-украински группа «Вопли Видоплясова».
Пой «ВВ» по-русски, смогли бы мы их (чудеснейших, по-гоголевски нежнейших, особенных) различить в тогдашнем богатейшем разнотравье всевозможных «аукцыонов», «номов» и «звуков му»? Вряд ли. Затерялись бы — как менее сумасшедшие.
Пиши Тарас Шевченко по-русски, сильно бы он превзошёл славой, скажем, «народного поэта» Никитина? (Если знаете о таком.) Вообще бы не превзошёл. А так, по-украински, — ого. Кто Шевченко и кто Никитин…
В общем, полюбили мы их не за язык, но язык им помог «выделиться».
В этом обстоятельстве — в возможности выделиться — есть определённый азарт. Помните, как во время недавней российской переписи многие сотни, чуть ли не тысячи людей назывались «хазарами»? Шутка, игра, флеш-моб — но почему такой удачный? А потому, что есть в нём тот же самый азарт: взять да и выделиться. Провозгласить себя особым народом. Со своей, значит, особой славной историей, особыми традициями, особым национальным характером и особым будущим. Начать жизнь заново, ещё раз. По-другому.
Можно записаться в ролевики, в толкиенутые, в байкеры или в реконструкторы, но это всё будет третий сорт по сравнению с возможностью почувствовать себя частью целого народа с особой судьбой.
Нечто подобное, по-моему, и произошло с нынешними, назовём их так, киевлянами. Они вдохновлены не только и не столько возможностью «без визы ездить в Европу», сколько тем волнующим, пьянящим обстоятельством, что «на самом деле, оказывается, всё не так, как в действительности».
Ну, например, Шухевич не военный преступник, а народный герой, вроде Гильгамеша. Это только в первую секунду слегка коробит, а потом увлекает неимоверно.
Но я хотел сказать не об этом.
Когда возникает новый народ, в него можно «записываться по желанию». Потом, когда он оформится, сделать это будет труднее: чтобы стать «русским мореплавателем Витусом Берингом», понадобится какое-нибудь достижение или подвиг. А пока — не надо ничего, кроме желания.
Кинокритик Антон Долин очень верно заметил по поводу нынешних украинских событий: «Если где-то свободы прибавилось, значит, где-то её должно убавиться». «Прибавилось» — это он, понятно, про Киев. Ну, а «убавилось» у нас, конечно.
Перефразируя того же Долина, если украинская государственность пошатнулась, значит, где-то она должна окрепнуть. А где окрепла государственность, там свободе не резон. Хочешь быть Гражданином Свободы? Нет ничего проще. Учи украинский язык, чай не литовский, за месяц выучишь. Дальше…
Можно, конечно, выйти на площадь с жёлто-голубым флагом и потребовать защиты себя как украиноязычного населения, чьи права в России самым очевидным образом притеснены. Но реалистичнее было б самому перебраться на Украину. Вдохнуть тамошний воздух. Воздух победившей Болотной. Научиться ходить с выпрямленной спиной…
Скажем, так: население, недовольное жизнью на Украине (и являющееся там фактором нестабильности), едет в Россию, а население, недовольное жизнью в России, — на Украину. Типа, Корвалан за Буковского. Разве это не очевидный размен?
А вы представьте только себе, что просыпаетесь в стране, где нет ни Олега Кашина, ни Аркадия Бабченко, ни Шендеровича, ни Рубинштейна, ни…
…а с другой стороны, представьте, что просыпаетесь в стране, где все они есть.
Это ж называется «счастья — всем»!..
Если нельзя всем, пусть хотя бы только наши уедут…
Убей меня не пойму, почему этого не произойдёт. Ведь абсолютно всё за это. У нас рушится рубль и фондовый рынок, а у них МФВ обещает помощь. У нас сырьевая игла, у них постиндустриальная экономика. У нас армия, готовящаяся всё жечь и всех убивать, а у них герои, слава героям. У нас свинцовый Киселёв, у них Ходорковский. И к Европе насколько ближе. Так почему нет? Вы не знаете?
Вот приятель один мой бывший (разошлись во взглядах на Блаженного Августина), москвич, пишет в фейсбуке про какой-то свой антивоенный пикет:
«Ребята были все какие-то удивительно родные, спели гимн Украины, и вообще мне на минуту показалось, что мы в любимом Киеве».
Следующим статусом пишет, пригорюнившись: «Прощай, мой любимый Коктебель!»
Ещё следующим, малость подвыпив и включив музыку, заключает: «Сегодня буду слушать джаз, а завтра родину продам».
А ведь можно не продавать родину! Можно родину, наоборот, обрести…
Вот что его держит, скажите.
Фото ИТАР-ТАСС