Главное, что останется от Валерии Ильиничны Новодворской — это, конечно же, не её, прямо говоря, антигуманистические взгляды.
От неё останется её книжка про советских революционных поэтов, которых она ужасно, по-девичьи, любила и, в целом, понимала.
Во всех её работах о поэтах, конечно же, имелось одно мучительное противоречие: ей надо было доказать, что стихи у них были хорошие, зачастую гениальные, а идея, которая их на эти стихи вдохновила — плохая, ужасная, чудовищная, хуже не бывает.
На самом деле, влюблённость Валерии Ильиничны в советских поэтов объясняется элементарно: она сама была из их числа, она была поэтка, комиссарша, и она, конечно же, оказалась бы за «красных», а не за «белых», как собственно фактически все её собратья по идее, жизнь положившие на уничтожение «красной идеи».
Тогда, в 1917 году, у них (у их родителей) всё получилось, потому что русский народ был с ними, впереди них, позади них.
А в 1991 году народ посмотрел на них и постепенно разочаровался, озлился, разошёлся по своим делам: на этот раз ему не так сильно понравилось.
Влюблённость в народ, который рождает таких чудесных поэтов, и одновременная обида на народ, который со временем превратил Февраль и Октябрь 17-го в свою традиционную медвежью, волчью, чернозёмную, громовую ярмарку, а 91-й год просто выплюнул — всё это руководило Новодворской, и носило её по одному и тому же кругу.
Собраться по идее любили её (не все, но очень многие) за то, что она прямо говорила всё, что им не позволяло произнести «положение» и «здравый смысл». Она говорила, что гуманизм не распространяется на быдло, что русская империя должна быть разломана, и всем будет только лучше, если РФ войдёт очередным штатом в США, и тому подобное, тому подобное.
Всё это она делала, конечно же, от страсти к России, от неразделённой страсти, которая всю жизнь плясала в её весёлых и безумных глазах.
От нас ушёл несгибаемый большевик, всю жизнь пытавшийся победить большевизм. Склоним над ней пыльные шлемы.
Фото Светланы Соколовой (ИТАР-ТАСС)