Занавес!

Ныне только и разговоров, что о новой холодной войне, самоизоляции, железном занавесе. Правда, в разговорах этих обычно забывают о том, что привилегия опускать этот железный занавес исторически закреплена за Западом, а не за Россией. Это уж потом, задним числом, мы понимали, что держать свой «двор» на запоре, это не только плохо, но и хорошо.

Разве Советская республика выступала за железный занавес на Парижской конференции 1919-го года? Разве СССР писал Черчиллю Фултонскую речь?

Стремление к огораживанию — это давняя западная традиция. Железный занавес — это не русская, это западная страсть и придумка. Идея гетто, резервации все из того же ряда. Непривычное, незнакомое, коренное, национальное и своеобразное — все это изъять из мира, закрыть для него, обнести забором, локализовать — вполне на западный манер. Не могла идея самоизоляции, пребывания за изгородью быть милой русскому, бойкому народу, народу безмерной воли и безмерных пространств, самому стихийному и свободолюбивому.

Разве Советская республика в свое время не хотела торговать с Западом, разве СССР не был заинтересован в культурном и экономическом обмене пусть с враждебными по идеологии, но все же привлекательными в этом культурном и экономическом отношении странами?

Железный занавес возникал на пути советской цивилизации, русского мира всякий раз, когда Запад начинал чувствовать силу народа, начинавшего проявлять в себе то всемирное начало, о котором говорил Достоевский. Железный занавес возводился всякий раз Европой и Америкой, дабы не дать проникнуть к ним русской идее, русской выдумке, русской силе торговой, экономической, политической, дабы не дать ей выбиться за границы привычного русского мира. Железный занавес ограничивал Россию и защищал Запад. Железный занавес был инструментом активного воздействия западной цивилизации на русскую и пассивным инструментом защиты от нее.

Но и для России железный занавес имел двойной смысл. Железный занавес, устанавливаемый извне, был для нас помехой, когда мы рвались показать себя миру, когда мы могли предложить миру свое, увлечь его за собой, заражая своими успехами в искусстве, науке, спорте, вдохновляя своим стремлением к новому общественному идеалу. Но этот же железный занавес был подпоркой, сосудом в котором умещалось разваливающееся, растекающееся наше общество. Именно это увидели в железном занавесе тогда в 80-е на Западе и с легкостью убрали его, дабы то, что уже видимо разлагалось, окончательно потеряло форму, распалось и растеклось.

Железный занавес советского периода пал не столько по нашей инициативе, сколько по воле Запада, который понял, что в России, в СССР нет ничего уже сильного и смелого, угрожающего немецким бюргерам, французским буржуа и американским бизнесменам.

Железный занавес убрали, и Россия стала прахом, ничем, проходным двором, заброшенным пустырем, который можно было осваивать и распахивать по своему американскому и европейскому разумению.

Из всего этого нетрудно увидеть, что в самом термине «железный занавес» заложена некая двойственность. Железный занавес — это средство давления и в то же время показатель суверенитета, атрибут независимости. Ведь давят, жмут и огораживают (себя и другого), исходя из соображений защиты собственной культуры и собственной цивилизации. Ставят его и для нападения, и для защиты. Тот же Черчилль в фултонской речи отчетливо это осознавал, указывая на железный занавес как единственное средство оградить англо-американскую цивилизацию от «советской заразы», и отмечая защитный характер самого этого занавеса для формирующихся стран советского блока.

При этом употребление этого термина в западноевропейских устах - лукаво. Подлинный железный занавес, отрезающий то или иное общество, страну от мира, по западному произволу стыдливо именуется санкциями, стремление же навести порядок, защитить свой суверенитет со стороны самого конкретного общества — железным занавесом, самоизоляцией.

Первое, почти всегда выступающее как удушение неугодных, всегда оценивается положительно, второе, как препятствие в этом, — почти всегда отрицательно. Но и в том, и в другом случае, весь негатив возлагается на того, кто находится «за забором».

А между тем, есть большая разница в том, проявили ли мы независимость сами, или нас другие извне ограничили рамками.

В настоящий момент изоляцию устраивают нам. И в этом смысле правы те представители российского правительства, которые заверяют всех, что строить железный занавес мы не собираемся. Правильно, не собираемся. Потому что не можем, не способны. Потому что не имеем того ядра на защиту — ни идеологического, ни экономического, ни культурного. Есть только один абстрактно-политический идеал — государство, идея независимости как таковой. А вот нам установить железный занавес могут. В этом смысле понятны уже те, кто этому устанавливаемому нам извне железному занавесу радуется. Сами-то не можем, своей крепости, своего суверенитета нет, спасибо хоть заборами извне, санкциями извне его обозначают и в него втискивают.

Но это слабое утешение и радость сомнительная. Потому как есть опасение, что убери санкции, вся видимость суверенитета с нас спадет, и мы опять превратимся в проходной двор — приходи, селись и огораживайся по своему разумению, всякий, в ком есть желание и сила.

Фото: ИТАР-ТАСС.