Жилая комната

В Центре им. Мейерхольда часто устраивают танцевальные фестивали. Но то, что показали хореографы и танцоры Иван Естегнеев и Анна Абалихина, удивило совершенством формы. «Piece a Vivre», то есть «Жилая комната» — совместная франко-костромская вещь, которую назвать перфомансом не поворачивается язык. Это полноценный драматический, многоязычный спектакль. Конечно, главный язык постановки — танец, но с помощью видеохудожников Яна Калнберзина, Евгения Афонина и композитора Давида Монсо спектакль «говорил» одновременно на нескольких языках. Эти языки — видеопроекция и продвинутая электронная музыка. Дело в том, что видеокартинка служила не только декорацией комнаты, но играла роль авторских ремарок драматурга, создавала контекст и направляла процесс инсталлирования. Тот редкий случай, когда видео не отвлекает внимание от актёров, но привлекает, совместно монтирует и устанавливает зрительское внимание на художественном высказывании в целом. То есть процесс сценической инсталляции разнородных элементов — музыки, света, видео и танца удался потому, что мгновенно перешёл в смысловую сферу восприятия зрителей. Такая удача — редкая вещь в театре.

Двое в комнате, постоянно меняющей очертания и мрачный голубоватый световой абрис. За окном — то ли вечная метель, то ли мухи-мутанты. Двое танцуют, используя стол, стулья и красные туфли. С красными лодочками главный суггестивный фокус — после радостного танца он снимает их и несёт за край светового абриса, чтобы наполнить красной кровью жизни какую-то фрактальную трубку. С конца трубки свешивается красная искрящаяся капля. И начинается триллер. Как люди теряют самоидентичность, пытаясь превратить любовное соединение в нерасторжимую жизнь? Чем люди рискуют, не замечая причин невозможности соединения в одно целое? Почему то, что было прекрасно в начале танца судьбы, становится механическим катализатором превращения в киборгов?

Они просыпаются, повторяют все механические движения обыденной жизни, замирают опять. А когда наклоняют стол, вся комната словно меняет размерность, перекашивается. Открывшаяся дверца светового шкафа показывает нечто — если это символический «скелет в шкафу», то похож он на жука-киборга. Стены покрываются трещинами и коростой. Она делает несколько судорожных механических движений и замирает за столом. Он, в полной растерянности и неопределённости мечется между ней и вдруг открывшимся порталом с колоннами. Он не решается изменить свою жизнь, окно распахивается, колонны исчезают, а красная искра разрастается, кристаллически пульсируя, захватывая марсианской саркомой всё жилое пространство взаимного одиночества.

Естегнеев и Абалихина исполнили танец судьбы, ограниченной стенами квартиры, за окном которой — то ли нашествие саранчи, то ли вечная метель несбывшегося. Фрактальная музыка Монсо навевала меланхолическую мысль о неподсудности, неподвластности нашему сознанию тех бытовых точечных уколов, из которых и состоит сценарий жизни. Когда приходит мысль что-то изменить, всегда бывает поздно. Накопление, нарастание механических привычек делает свою работу — анастезирует, купирует боль от микроуколов судьбы. В результате волшебный портал, то есть возможность выхода из рутины — игнорируется и разрушается за ненадобностью. И ещё удивительную вещь сотворили художники, танцоры, программист и композитор — часовой спектакль показался двадцатиминутным. Произошло сжатие времени восприятия за счёт плотного захвата внимания зрителей сценическим действом. Прекрасный танец.

Снимок в открытие статьи: сцена из спектакля «Piece a Vivre» («Жилая комната») / Фото: meyerhold.ru