«Вестники февральской революции»

Дорогие собратья, научная интеллигенция, трудящиеся мужики и отпраздношатавшиеся вчера, как пьяная матросня, школьники, вот и прошла очередная для нас памятная дата: день начала февральской революции. Ура, товарищи! С прошедшим. Владимир Зельдин ещё об этом помнит и нам, его современникам, нельзя забывать.

Вчера женское население, как оголтелые комсомолки, носилось по рынку, выбирая нам носки среди пятидесяти оттенков серого, а мы и вовсе не напрягали свои учёные лбы. Для многих 23 февраля — это день всех военных. Но спросите Зельдина, и он вам ответит, что это за день был 23 февраля 1917 года.

Тема нешуточная, как солнечный удар, разящий утомлённого бесогона. Пора нам всем совершить набег на наши журналы. А в них, товарищи, такое понаписано, что не оставляет ни единого шанса, чтобы это выпустить из внимания. Пора уставшему пролетариату открыть глаза. За мной, товарищи!

В этом литобзоре по озаглавленной уже теме собраны материалы с середины прошлого года. Немало заинтересованных авторитетных литературных журналов разразилось публикациями произведений революционного толка. Все, как один, но независимо друг от друга в разных номерах затронули тему революции 1917 года. От Москвы и до сибирских земель за полгода распростёрлась память о тех тяжелейших временах, которые уже один в один повторяются и на сегодняшний день. Об этом не рассказывали в новостях, сравнений исторических не давали намеренно. Об этом могли написать только опытные натруженные пальцы авторов литературных журналов.

Конечно же, начнём обзор с единственного московского журнала из списка осмелившихся поднять знамя революции на своих известных миру страницах. А затем и дальше двинемся на восток.

Итак, журнал «Юность» № 11/2014 подарил нам интервью со своим среди чужих и чужим среди своих Никитой Сергеевичем Михалковым: «Прежде чем взяться за сценарий, я одиннадцать раз переписывал рассказ Бунина от руки!» — так называется материал в журнале.

И вот что интересного именно для нас, можно почерпнуть из него: «…— Сегодня, в связи с событиями на Украине и в Новороссии, Ваш фильм приобретает поразительную актуальность. Нам впору спрашивать у самих себя: как же все это произошло? А ведь когда фильм «Солнечный удар» задумывался и снимался, не было, казалось бы, никаких признаков катастрофы. Ваш фильм — это невольное пророчество художника?

— Художественное творчество, художественное мышление с неизбежной фантазией порой волей-неволей бегут впереди времени. Видимо, так получилось и здесь. Конечно, задумывая картину, я не имел в виду какую-либо конкретную ситуацию. Скорее, размышлял в целом о том состоянии, в котором оказывается порой русский мир… Вот поручик не ответил на вопрос ребенка (а вопрос был важный!), вот остался без оценки священник-мздоимец, вот кто-то позаботился больше о своём кармане, чем о своём честном слове… И из всех этих проходных, казалось бы, деталей и складывается один внятный ответ. Нашему герою и нам всем. Ответ на вопрос: когда и как все это произошло?.. Почему же не возникло своевременного адекватного сопротивления той страшной опасности? Не верилось в ее реальность? Думали, страна большая — здесь стало плохо, на новые места перейдем. Об этом тоже говорят мои герои. Сидит в русском человеке эта обломовская лень-неохота самому вмешаться в жизнь своей страны, испачкать ручки… Я очень надеюсь, что в сегодняшней России (в том числе и благодаря таким фильмам, как «Солнечный удар») люди найдут силы победить в себе… это досадное качество. А насчет пророчеств… Конечно же, я не оракул. У меня другая специальность…".

Само собой напрашивается провести параллели с нынешней ситуацией на Украине.

Результат второго Майдана: тотальная коррупция, правовой беспредел, развал армии, замедление экономики — всё это привело к кризису. Западенскому национализму в Донецке и Луганске противостоит русский мир с коммунистическим приветом.

Президент Порошенко обещает оказаться ещё хуже своих предшественников, потому что слаб и подконтролен меркантильному Западу. Обещая полгода назад выиграть войну за три месяца, он готов вести её до последнего солдата, только бы оставаться у власти.

Ещё кто-то умудряется видеть развитие экономики при содействии Запада. Но только при западной культуре капитала человек рабочий является лишь единицей затрат, которые нужно вычитать после получения выручки. Когда выручка равняется с затратами, рабочая единица исключается из полного списка до тех пор, пока из выручки не будет получаться прибыль, достойная менеджеров компании. В западном мире не задумываются над будущим конкретных людей, работающих на компанию. С каждым десятилетием бизнес стремится избавиться от участия человека в получении прибыли. Открывается всё больше компаний, работающих по принципу — делания денег из воздуха. Но оглуплённому пропагандой народу Украины это невдомёк.

Вернёмся же к нашим пенатам. Революция, как известно, распространилась на всю Россию. И авторы литжурналов своих регионов помнят локальные особенности этого гражданского явления. От Москвы метнёмся в Восточную Сибирь, а потом по центру разберёмся.

Кемеровский журнал «Огни Кузбасса» № 3 (май-июнь) 2014-го выпустил роман Сергея Павлова «Кузбасская сага». Роман набросан вплоть до пятого номера, но нам интересен период 1917 года из третьего номера.

Повествует он о том, как поднимались заводы в нынешней кемеровской области в период грандиозных противостояний советской власти с армией адмирала Колчака: «Россия на стыке 1917 и 1918 годов представляла собою гигантский котёл, закипающий на таком же гигантском кострище истории: нутро кипит и клокочет, а на поверхности расходятся огромные круги, то там, то здесь взрывающиеся кровавыми пузырями восстаний и мятежей».

Не случилось бы никакого промышленного рывка в стране без людей, не потерявших голову от ужаса человеческих бурлений: «…начавшаяся гражданская война заморозила всякую деловую активность промышленников и финансистов. На первых порах у них ещё оставалась надежда выбраться из этого медвежьего угла в тёплые, более обжитые южные края страны, которые они оставили этой весной ради Сибири, но события разворачивались слишком стремительно: на юге России поднялся Дон и порты Чёрного моря заполонили оккупационные войска, а Транссиб оказался в руках белочехов. И тогда, собрав своих специалистов, Курако объявил:

— Война, господа, а мы её заложники. Остаёмся с вами в Кузбассе до лучших, до мирных времён, поскольку выбраться отсюда практически невозможно, да и не безопасно: в лесах и на железной дороге сейчас полно всякой нечисти…

— Ах, вон почему «Кузбасс»? Донбасс-Кузбасс…- облегчённо вздохнули инженеры, а Сергей Барбашов смело заявил:

— А я давно знал это слово — «Кузбасс». Читал, да как-то непривычно оно звучит…

— Ничего, товарищи, придёт время, и «Кузбасс» зазвучит на всю Россию, на весь мир! И мы будем гордиться, что стояли у самых его истоков! А пока идёт война, и наше решение будет таким: живём и работаем здесь! У вас у каждого есть свои задумки и задачи, так что разрабатывайте планы, чертите чертежи будущих домен, цехов и агрегатов, как говорится, впрок — потом всё сгодится".

Так и свершилось. Небывалый подъём на костях исторического перелома. Исполинская империя выжила, благодаря таким подвижникам. Богата земля сибирская на могучие таланты: «- Дух захватывает, когда думаешь, что мы можем там построить! Америка? Да они будут к нам ездить учиться, дайте срок! Мы, моё поколение построит его, а вам, — он взглянул на Барбашова и Машу, — вам работать на нём всю свою долгую и счастливую жизнь, вам и вашим детям!».

Красноярский журнал «День и ночь» № 6 (ноябрь-декабрь) за 2014-й опубликовал подборку поэта Александра Петрушкина «Империя языка», из которой мы выделим отрывок к нашей теме:

Империя

девою первой, возлёгшей с тобою спать,

порезом, вокзалом, бритвой, которые учишься брать,

как революцией — улицу, ночь, фонарь,

ватник накинув на плечи, что ныне звучит

как брань,

переминаясь с одной босой на другую босу, стою,

в зубах неся на княженье ярлык — как зекá,

пою в ноту своей богоматери — чудный поклёп словарю,

и вокруг прорастает империя языка

и Византии его белый волк — в облаках.

«Москва — третий Рим» — былое могущество Византии уже над нашими головами пролетает плотными облаками. Россия — средоточие перемен.

Закончим свой обзор Уралом.

Екатеринбургский журнал «Урал» в 11 и 12 номерах за 2014 год опубликовал третью часть трилогии «Тень Бехистунга» уральского писателя Арсена Титова. И называется она — «Екатеринбург, восемнадцатый».

Не менее разрушительными проходили перегибы революции на уральской земле. Все эти перипетии мы наблюдаем с героем по имени Борис Норин. Он постоянно вступает в спор со своими прежними друзьями. Одним из них является рьяный боец революции Михаил, который вместе с главным героем перемалывает в своей голове факты и домыслы. В одном из разговоров героем Борисом затронут момент присутствия иноземных поданных, которые строили своё дело в России ещё при царе: «- Они обыватели. Они заводчики. Капиталу нет нигде границ, потому что капитал наживается без чести, а я русский офицер! — возразил я и даже сквозь пьяную дурь почувствовал стыд за спесь, с которой я это сказал.

—  Никакой чести вообще нет, а есть миф, сотрясение воздуха! — сказал Миша.

— Как нет чести? — взвился я.

— Так нет. Это выдумка умных людей, чтобы таких дураков, как ты, заставлять бесплатно служить их интересам и добровольно подставлять башку". Хитрое умозаключение, которое не найдёт однозначной оценки и сейчас. Но так близко эта правда соприкасается с действительностью, что инстинктивно почувствуешь себя дураком в период глобального передела сфер влияния.

Не раз в новейшее время для революционных сил объектом для атаки была интеллигенция. С ней немилосердны и антиподы главного героя: «Кругом одна падаль, сплошь одна склизкая, вонючая падаль от самого верха до самого низа! И ведь не с этой поганой революцией она пришла, Борька! Она ещё там расцвела, в наше время! Все эти властители наших умов и сердец, Все эти Зиночки Гиппиусы, Таньки Щепкины-Куперник, Аньки Ахматовы! —  - Миша в остервенении, будто хотел порвать надвое, открыл томик в чёрном корешке, столь же остервенело стал его листать. —  А дальше какие имена! Ты только послушай: Садовский, Мазуркевич, Бальмонт, Мейснер, Зарин-Несвицкий, Тэффи! — сплошь посконно русские имена, такие посконные, что какому-нибудь Мишке Злоказову остается только обозвать себя Майклом! Все взялись в ресторанах у Кюба сострадать и утешать! А вот ещё Блок! Хочешь Блока — о войне? Изволь! „Но всё — притворство, всё — обман! Взгляни наверх! В клочке лазури, Мелькающем через туман, Увидишь ты предвестье бури — Кружащийся аэроплан!“ - А где же всё-таки тут была Зиночка Гиппиус! Ты помнишь её это: „Вся ваша хвалёная германская мощь русскому солдату навысморк!“ Не помнишь? Ну да. Ты же в окопе сидел и эту мощь на себе терпел, пока она тут занималась лесбийской любовью! Повидал я их всех! Все — падаль!..».

И что? С кем бы ни была интеллигенция, революция пожирает всех: «- Кому на руку эти свободы — только сволочам из Госдумы да есерам-бомбистам вышли! — сказал Миша». И Миша прав: при любой власти народ не обретает для себя свободы, он лишь подбирает себе ошейник по размеру.

Герои совершенно верно вспоминают Карла Маркса: «Подлинное упразднение частной собственности имеет смысл только тогда, когда оно свершается духовно развитыми, совестливыми людьми, которые уже переболели жаждой богатства. Нет ничего омерзительнее, чем желание люмпена обладать тем, чем обладают другие, расправиться с тем, чем не могут обладать все. Он теряет дар гуманитарного подхода к человеку и истории, когда оказывается во власти своей теории революции и диктатуры пролетариата».

Но у революции свои поводыри. И они диктуют нам дорогу: «Многовековая христианская истина нас учила — Бог в правде, сила в правде. Новая власть не отступила от христианского учения. Она поняла, что надо создать свою правду и при своей правде быть вольной делать всё». Так было и в России, так сейчас живёт и Украина.

Вопросы в романе остаются и к русскому царю. В последние дни его семьи он молча отдавался на заклание, но современники его не перестанут рассуждать, как и рассказчик: «Он не имел права отречься от престола, то есть от всех нас. Он обязан был понять, что оставлял нас, что он бросал нас. Он сам делал своим отречением революцию. За всё время от его отречения и до сего дня я наслушался о нём всякого. Это всякое было мерзостным. И мерзостными были те, кто эти мерзости говорил. А говорили едва не все. Говорили с непонятной злой радостью и злым восторгом, будто бросая его в пучину гибели, не понимали, что в ту же пучину падают сами».

Вопросы есть, мы их задаём друг другу, но отвечать на них кому? Власть погружена в себя, она молчит.

Ещё одна цитата из романа, и она последняя, но безжалостна к истории людей: «Революция не отвечает. Революция спрашивает!».

Снимок в открытие статьи: февраль 1917 года, манифестация у Петроградского арсенала/ Фото: из фондов Центрального Государственного архива кинофотофонодокументов СССР/ Репродукция ТАСС