Свободная Пресса в Телеграм Свободная Пресса Вконтакте Свободная Пресса в Одноклассниках Свободная Пресса в Телеграм Свободная Пресса в Дзен
Культура
19 апреля 2015 15:09

От Украины до Сицилии

Нацбест — 2015: заметки наблюдателя

3595

Для литературной премии «Национальный бестселлер» нынешний сезон стал юбилейным — пятнадцатым, и может стать последним — одна из самых интересных и шумных затей отечественного культурного пространства потеряла устойчивого, «якорного» спонсора. Поиски нового, конечно, ведутся:

«Найдется такой человек или такая организация — „Нацбест“ продолжится; нет — стало быть, наша славная история оборвется в 2015-ом году, и то, что год этот был Годом литературы, мы потом будем рассказывать как анекдот» — писал на старте марафона ответственный секретарь НБ Вадим Левенталь.

На один год («но только на один!» — хмуро подчеркивают в оргкомитете) детище Виктора Топорова поддержал сооснователь премии — издатель Константин Тублин. Он же, надо полагать, учредил дополнительную — но в рамках нацбестовского цикла — премию «За личное мужество в культурном пространстве в память о критике и переводчике Викторе Топорове (1946−2013), основателе «Национального бестселлера». С премиальным фондом в $ 10 000.

Первая «Топоровская» была объявлена 16 апреля в Москве, и ее разделили две знаменитые дамы — Надежда Толоконникова (за цикл писем из мордовской зоны) и Маргарита Симоньян (по совокупности мужества и пространства, наверное). Не знаю, как отнесся бы к выбору первых лауреаток покойный Виктор Леонидович, но парадоксальность сближения и прицельность троллинга наверняка бы с усмешечкой, оценил. Впрочем, и сближенье-то не столь странное — обе, Надежда и Маргарита, помимо основных работ — писательницы (романистка Симоньян даже в бОльшей степени) и литературные персонажи — роман Маргариты «В Москву!» во многом автобиографичен, Надежда же стала очевидным прототипом пьесы Алексея Слаповского «Инна».

Но — к главному. Вручение премии им. Топорова было приурочено к объявлению шорт-листа Нацбеста, и прежде чем перейти к обзору финалистов, хотел бы сказать несколько слов о длинном списке — ибо в нем заметен ряд тенденций, чрезвычайно характерных для литературного сегодня.

В лонг-листе сразу отмечали отсутствие явных фаворитов, густое обилие рукописей, чья издательская судьба туманна; иронически комментировали вал самономинаций. Равно как и номинаций, чье содержимое, скорее, по ведомству «Дебюта», нежели «Нацбеста». Ваш покорный слуга даже предлагал в шутку учредить в НБ «молодежную лигу» с внутренним чемпионатом — дабы, с одной стороны, не размывать уровень. С другой — учитывая темперамент и пьяный захлеб молодых эмоций — понаблюдать искрометное шоу.

Вообще, длинный список Нацбеста-2015 легко разбивался на отдельные страты, естественно, взаимно друг в друга перетекавшие, со многими пограничными ситуациями. Молодежная лига, да; она же в известной степени выдала коллективный «украинский текст». Тут история сошлась с географией, писатели «про Украину» образуют своеобразное землячество (в основном, пророссийски ориентированное или политически нейтральное, что в контексте русской премии понятно).

Однако только в репортажном романе Всеволода Непогодина «Девять дней в мае» нашли отражения события минувшего года — чудовищный акт геноцида в одесском Доме профсоюзов. Остальные представители землячества, вольно или невольно, обозначают и нащупывают бэкграунд, источники и корни сегодняшней кровавой каши и русофобского безумия. Как, например, «Учитель» Платона Беседина — роман воспитания в манере «достоевский лайт-лайт» о Крыме в 90-е. И даже — неожиданно — забавная порнохроника Лизы Годфрик «Красавица» диагностирует наркотическую природу майданной революции. Интересно, что Донбасс в качестве места действия фигурирует в повести Ганны Шевченко «Шахтерская глубокая», которая, по жанру, на минуточку — мистико-эротическая сказка, с Шахтером-Минотавром, умыкнувшим местных хапуг и коррупционеров на подземную перековку.

Кстати, немало было в лонг-листе и авторов о разных видах секса (с подгруппой желающих, наконец, написать хорошую эротику на русском языке). Плюс еще группочки про врачей, рвачей и пр.

Еще один любопытный вектор — ремейки.

Роман Сенчин и не скрывал, что его «Зона затопления» социально, так сказать, географически наследует «Прощание с Матёрой», фактически сиквел ее, впрочем, без прослоек магического реализма. Сенчин подчеркнуто хроникален, репортажен. Но есть и другое сопоставление, важнее: индивидуальная, чисто распутинская, мелодия, мне всегда напоминала атмосферу, слова и звуки ритуала русских поминок. Когда после кладбищенской церемонии промерзшие или намокшие под осенним дождиком люди рассаживаются за длинными столами в недорогом окраинном кафе, кто-то с первой рюмкой перекрестился, а кто-то напряженно смотрит в стол — сухие глаза, строгая полоска губ, тяжелые руки и подбородки… И мелодия эта тихая возникает в негромких деликатных разговорах, плеске водки, привыкании к горю…

Потому Сенчин в «Зоне затопления» сделал римейк не «Прощания с Матёрой», а всего Валентина Распутина. Поскольку главный символ и место действия у Сенчина в романе — кладбище.

Еще пример — интересная и яркая повесть Антона Секисова «Кровь и почва». Кафка с «Замком» слишком там заметен и наводит на любопытную мысль о близости его (на русской крови и почве) не либеральному, а, скорее, патриотическому сознанию. Искреннему, конечно, не официозному. Тем повесть и оригинальна.

Олег Кашин в «Горби-дрим» делает, конечно, никакую не альтернативную историю, но авторемейк — решив, видимо, что его книге бесед с советскими начальственными старцами «Развал» не хватило М. С. Горбачева и толики безумия.

Наконец, Ольга Погодина-Кузмина, максимально сблизив в своей трилогии («Адамово яблоко», «Власть мертвых», «Ласковая вечность») остров Сицилию и город Тверь, а пистолет с фаллосом, сделала долгожданный вариант русского «Крестного отца». В голубых, однако, тонах — что саму идею о ремейке делает по отношению одновременно к современной России и Вито Корлеоне — увлекательно двусмысленной.

Я, будучи в этом НБ-сезоне, членом Большого Жюри, голосовал за Василия Авченко (о его «Кристалле в прозрачной оправе» — чуть ниже) и Ольгу Погодину-Кузмину («Ласковая вечность»). Посетовал в сопроводительном письме, что нельзя свой голос разделить поровну, по два балла, но вот Авченко один балл помог, а Ольге целых три — увы… Конечно, упорствую в убеждении, что ее завершающий трилогию роман — самое значительное явление в прозе этого года, а трилогия входит в шорт десятилетия.

Полагаю, всё же не гей-тема, ушедшая, кстати, в завершающем романе на задний план, сбила уважаемым коллегам оптику, но сама ситуация с разнесенными по годам романами — вроде как не комильфо голосовать лишь за треть слишком внушительного целого.

Тем не менее, у нас все умеют много гитик в футболе, политике, а так же голубых раскладах:

Член БЖ Владислав Толстов, в рецензии на «Ласковую вечность»: «К тому же учитывая жесткость принятых на эту тему российских законов, я предполагаю, что и нынешнее отношение в кругах, скажем так, элиты путинской эпохи к подобным слабостям не такое снисходительное, как это описано у Погодиной-Кузминой».

Ага, ага. Хочется воскликнуть, подобно М. С. Паниковскому: «Поезжайте хоть бы к нам в…». Но не буду — от многая знания много печалей; к литературным критикам тоже относится.

Но самое, пожалуй, главное впечатление, подкрепленное и голосами БЖ, — игровая, условная, с претензией на демонстрацию стилистической мускулатуры, проза — снова не в тренде. Само время, а не команда литературных экспертов, возжаждало «новой социальности». На фундаменте физиологического историзма.

Шорт-лист — нехитрому тезису подтверждение.

Выглядит он так: Сергей Носов «Фигурные скобки» (19 баллов); Олег Кашин «Горби-дрим» (6 баллов); Анна Матвеева «Девять девяностых» (6 баллов); Александр Снегирев «Вера» (6 баллов); Василий Авченко «Кристалл в прозрачной оправе» (5 баллов); Татьяна Москвина «Жизнь советской девушки» (5 баллов).

Моя личная радость — от попадания в финал великолепного нон-фикшн Василия Авченко «Кристалл в прозрачной оправе». И потому, что «литературу непридуманного» в НБ обычно с порога не гонят, но в голосованиях не слишком привечают, а тут — ура! — оценили. Но, главным образом, конечно, из-за Василия и его книги. Авченко — редчайший (а пожалуй, и единственный) у нас случай уважаемого во все времена литературного подвижника — Писателя Территории. В его случае, это — Дальний Восток.

Две части, две темы — море и камни, вокруг которых вырастает целая космогония (наш ответ Толкиену). Маршруты, где пересекаются науки и стихии, и создается отличная бодрая проза, со своим клубком сюжетов и персонажей.

Одержимость алхимика, репортерский азарт, жадный ум интеллектуала, ревность патриота и мастерство литератора. Легкая, живая интонация. Повествование — как мелкоячеистая сеть, куда обязательно попадают рыбы, разноцветные минералы, водоросли и целые китобойные флотилии, луна и солнце, советская страна и непузатые японцы, выдающиеся земляки и гости Приморья, всё, что писалось об этом крае в литературе и звучало в музыке. И особый, авченковский юмор:

«Соевая вертикаль соевой власти соево торчит из раскуроченной соевой страны; это не тоталитаризм, не оккупация и не бесовщина (много чести) — это просто соя, растительная подделка, сделанная в Китае. Весь мир делается в Китае из сои. Соевые мысли, соевые страсти и соевые души. В соевых размалёванных офисах сидит пророщенная соя — растительный планктон с человеческими, пока ещё человеческими головами, внутри которых еле-еле функционирует нечто студенистое бледно-жёлтого оттенка. Тихоокеанский флот — уже не грозный ТОФ, а «тофу» — соевый японский сыр, плавающий кусками в антипохмельном супчике «мисо».

О жестоком притчевом, в штучных традициях Андрея Платонова, романе Александра Снегирева «Вера», я для СП уже писал; имеет смысл чуть подробнее сказать о книгах Анны Матвеевой и Татьяны Москвиной.

Уже в названии «Девять девяностых» считывается единый для всех текстов сборника Анны Матвеевой (довольно разных, иногда неровных) фабульно-исторический фундамент. Речь о 90-х годах ушедшего двадцатого века. (Аккуратная в средствах, щепетильный стилист Анна Матвеева вовсе не стесняется упоминать «девяностые» по два-три раза на одной странице). Понятно, что писательница воспроизводит эпоху не по календарю, а по самоощущению — в ее девять девяностых может попасть и кусок перестроечных лет, и сквозняки околоноля…

Девяностые — для уральской писательницы категория не времени, политики и экономики, а медицины (коллективная психотравма, сродни родовой) и метафизики (всеобщий водораздел, вроде Стикса).

Не пограничная полоса между юдолью мертвых и миром живых, но взорванный мост между одной и другой жизнями. Впрочем, кто тут жив, а кто мертв, сразу не разберешься — во всяком случае, персонажи книжки с трудом узнают себя нынешних в себе, тогдашних; при том, что имена носят те же.

Матвеева, конечно, прежде всего, искусный прозаик, а уж затем — хроникёр: в текстах ее и подлинные шедевры стиля искусно спрятаны в общей словесной ткани:

«Возвращаясь домой в деревню, коровы перекрывали дорогу, как пьяные хиппи — и хозяйки радовались им едва ли не больше, чем мужьям. Вымя коров — как рогатые мины. Июльский тысячелистник и клумбы репьев. Черно-зеленая, зрелая зелень. И такой родной запах тушеной картошки с мясом — из окна, где крашеная железная решетка, как татуированное солнце».

О времени — хотя и в несколько ином роде, поскольку «о времени и о себе» — и биороман (авторское определение) Татьяны Москвиной «Жизнь советской девушки». Главное свойство этой, вроде бы, по всем исходникам, «женской прозы» — бесстрашие. Проявившееся в не-боязни общих, много где бесчисленно проговоренных мест, умении придать им свежую форму ясности и наглядности. (Пассаж о космосе 60-х, который схлопнулся и у нас, и в Америке — многие о том думали, но отлично сформулировала одна Москвина).

И в редком даре — подвести, как бы походя, неаффектированно, баланс и сальдо эпох, без оглядки на вновь ощетинившиеся аргументами лагеря: социал-ностальгирующих и неоантисоветчиков:

«Ведь за каждой тошнотной статьей в газете „Правда“ стояла какая-то часто вовсе не гнилая, а здоровая действительность — люди неплохо работали, строили, читали, писали, играли, пели, и даже на этих их съездах принимались иной раз более-менее разумные решения. Но когда перед тобою воздвигается тусклоглазый мертвяк в каменном костюме и чеканит голосом Командора: „Высшая цель партии — благо народа!“, ты понимаешь, что тебя имеют и притом не объясняют, за что и как долго это будет продолжаться. Кремлёвские деды ничего не могли объяснить толком, нормальным человечьим языком! Ничего! Даже принимая осмысленные и разумные решения. Много лет спустя я с изумлением поняла, что афганская война абсолютно не была бессмысленной и преступной. Что была политическая необходимость защитить свои границы от серьёзной опасности».

Книга Москвиной — веселая и авантюрная, мне почему-то напомнила лучшие времена питерского рока, альбомы, записанные на студии Андрея Тропилло. Когда концепт вырастал из жизни, а не наоборот.

И, наконец, совершенно, особая статья — Сергей Носов, с его романом «Фигурные скобки» и рекордным для всего юбилейного Нацбеста, количеством баллов. О достоинствах романа-рекордсмена много сказано и без меня, интересней подоплека голосования. Я, естественно, не про ангажированность, чур меня, но Нацбест — премия хоть и российская, но остающаяся декларативно-питерской, а Питер — это наш, в литературном смысле, Гамбург, где свои жесткие правила «гамбургского счета», и скромный, но бесспорный мастер шестого разряда словесности Сергей Носов — лучшая им иллюстрация.

Впрочем, Малое жюри, в тех же гамбургских традициях, прежние результаты обнуляет, работая с чистого листа. А состав этого малого жюри, только что объявленный, наводит на простенькую мысль: у всех без исключения финалистов присутствуют шансы. А у книг (изданных и пока не изданных) — продолжение судьбы.

Словом: живи, Нацбест, живи.

Фото: Руслан Шамуков/ ТАСС

Последние новости
Цитаты
Константин Сивков

Военный эксперт, доктор военных наук

Александр Дмитриевский

Историк, публицист, постоянный эксперт Изборского клуба

Сергей Обухов

Доктор политических наук, секретарь ЦК КПРФ

Фоторепортаж дня
Новости Жэньминь Жибао
В эфире СП-ТВ
Фото
Цифры дня