Момент чечевичной похлебки

Сначала я хотел озаглавить этот текст грубо: «Какой ты нафиг поэт?» Но остановил себя сам: Дмитрий Быков — поэт. Совершенно удивительный поэт. Тем более удивительный, что всё своё время он постоянно — и с полным отсутствием малейшей бережливости — переводит на времечко. Но портал, «провешенный» с Вечностью, оставался до недавнего времени открытым, и оттуда периодически долетали настоящие стихи.

Иногда оттуда долетали очень неплохие прозаические тексты. Правда, на мой взгляд (возможно, это абсолютная вкусовщина), ни один из его прозаических текстов до уровня лучших стихов не дотягивал. Разве что книга о Пастернаке — удивительно сдержанная и не нарциссическая: наверное, Быков относился к Пастернаку и хорошо, и с пониманием, и, главное — ответственно. Поэтому оценки давал основательные, а информация была пропитана пониманием и любовью, вот и получилось аутентично.

Что касается другой прозы — и других стихов — то есть публицистики, то в ней Быков никогда не достигал своего собственного уровня поэта или литературоведа. Не помню ни одной его статьи или «письма счастья», которые можно было бы назвать точными, безукоризненными, совершенными. Но удачные бывали — и часто (и то хорошо при таком поточно-конвейерном производстве).

В принципе, всё это было совершенно нормально и естественно. Дмитрий Быков — необычный, наделённый огромными литературными способностями, человек. Главное тут — человек. Когда-то — в очень далёкую пору — один мой старший товарищ, ныне покойный, сформулировал такое правило из двух пунктов. Запомни, сказал он. Первое. Человек слаб. Второе. ВСЯКИЙ человек слаб. Вот и Быков.

Другое дело, что может случиться так — со ВСЯКИМ и слабым человеком может случиться так, что именно через него откроется на какое-то время прямой портал с Вечностью. И тогда приходят Стихи. Через женолюбивого Пушкина. Через высокомерного Бродского. Через суетливого толстого Быкова.

90-е и начало 2000-х были наполнены Быковым под завязку. Программа «Времечко». Газета «Собеседничек». Телепередачки. Журналистские статьи. Вдруг — разрыв с «либеральным цехом» и издание — вместе с Холмогоровым и Ольшанским — газеты «Консерватор». Вдруг — смешные и почти публичные обидки на близких друзей, удосужившихся попасть в кремлёвский пул. Всё это было, всё это вызывало заслуженные пересуды и насмешки. Но… Как-то раз, в начале 2006 г., будучи ошарашен сборником стихов Быкова — он назывался «Последнее время» — я даже разразился маленькой рецензией, доставив себе удовольствие возможностью спародировать быковские «стихи в строчку». Вот сейчас перечитываю её — и, пожалуй, со всем в ней согласен. «Не больше и не меньше, чем Поэт».

Но слова о Бродском, произнесённые на днях Быковым, имеют не просто силу. Они имеют обратную силу. Кстати, начинается интересный разговор именно с «силы».

«Бродский — это поэт силы, — утверждает Быков. — Бродский, который говорит о своем изгойстве, своем изгнанничестве, утверждает это изгойство и изгнанничество с помощью риторики силы, риторики невероятного напора, если угодно — нахрапа. Скажу больше — это риторика присоединения к большинству. Немудрено, что именно Бродский написал стихотворение на независимость Украины. Одно из худших стихотворений на русском языке, которое появилось в 90-е годы. Дело тут, конечно, не в том, что это убедительно или неубедительно, нравственно или безнравственно… А прежде всего в том, что грубость этого стихотворения неорганична, а риторика его вымучена… Парадокс Бродского в том, что человек, который так отчаянно артикулировал муку одинокого существа, оказался выразителем идей большинства… Бродский сейчас канонизирован потому, что в его стихах и его мировоззрении количественный критерий всегда преобладает над качественным…»

В сказанном не так важны оценки, мнения, выводы или позиция сказавшего. Можно по-разному относиться к Бродскому, к Украине, к большинству. Вполне представляю себе текст, который будет осуждать Бродского как личность, а его стихотворение — как негодное художественное высказывание. Когда-то я не согласился с одним моим очень близким, но малознакомым родственником — по совместительству большим русским поэтом — отвергавшим Быкова «с порога», решительно и однозначно, как выразителя «комсомольщины». Пожалуй, не соглашусь и сейчас — но причины, мотивы и логику этой оценки понимаю. И расхождения между мной и этим поэтом — в оценке, во взгляде, а не в добросовестности.

Высказывания Быкова о Бродском — позорно недобросовестные. Они — мухлёж. За такое не вызывают на дуэль, за такое бьют канделябром.

Особенно Быкова — многократно и убедительно доказавшего, что чувствовать и говорить он умеет блестяще. А значит, способного наговорить то, что он наговорил про Бродского, исключительно в результате умышленного, осознанного выключения чуткости и совести. Наговорить в исступлении ненависти — той ненависти, о которой мы в последнее время всё время вынуждены говорить — о расистской ненависти к «большинству». О зоологическом, которому даётся место в суждениях о человеческом.

«Бродский замечательный выразитель довольно гнусных чувств, — предельно внятно формулирует Быков. — Зависти, ненависти, мстительности, принадлежности к какой-то большой корпорации, к народу… А с чувствами благородными у него не очень хорошо… Бродский — это поэт без основополагающего принципа. Вернее, основополагающий принцип тут только один… Он умеет так сказать и так сформулировать, чтобы обывателю было за что уважать себя. Потому что самые примитивные, самые низкие инстинкты, самые гадкие желания и самые мерзкие намерения сформулированы с наибольшей риторической привлекательностью. А это как раз и есть основа патриотического дискурса. Потому что патриотический дискурс — это умение извлекать наслаждение из гнусностей, умение быть последним, а чувствовать себя первым».

Так вот, об обратной силе. Она ещё не выявилась в полной мере. Так, проблесками — в использовании обозначения «поэт русского мира» в качестве метки расовой неполноценности, вроде жёлтой звезды на рукаве, и в окончательном суждении о том, например, что главное в Пушкине — это то, что Пушкин — ну совсем как Быков — оказался «государственником, не востребованным государством». Но — всё впереди, таков закон этой «обратной силы». Оксана Забужко, знаменитая основоположница использования мовы для сопровождения сексуальных утех, когда-то была талантлива. И даже пресловутые «Польовi дослiдження», несмотря на пронизывающий их смрадный дух «щеневмерлости», были написаны талантливым человеком. А теперь она — с её свидомыми наскоками на Булгакова — иллюстрирует собой то, для чего вполне хватило бы одного Сергея Гармаша в роли полковника Козыря в фильме «Белая гвардия», и в чём не осталось уже ничего, не озарённого отблесками алого подземного пламени.

…Не стоило обращаться к Быкову с оскорбительным «Какой ты нафиг поэт?» — он поэт. Во всяком случае, он был поэтом. Но продажа своего поэтического первородства за чечевичную похлёбку зависти, ненависти, мести и гордыни — это огромный факт. Очень боюсь, что непоправимый. И — ещё раз — имеющий последствия не только в будущем, но и в прошлом. Человек, сказавший ТАКОЕ о Бродском, наверное — и мы скоро это поймём — и при сочинении свои собственных стихов имел в виду что-то паскудное. Совсем не то, что мы прочитывали.

Так что ругаться не будем. Только вот как бы не пришлось отзывать свою — почти десятилетней давности — рецензию.