Киевское восстание

В июле в Российском центре науки и культуры в Киеве в рамках мероприятий, посвященных 1000-летию преставления святого равноапостольного князя Владимира, прошла персональная выставка московского художника Гора Чахала «Христоцентризм». В последние десять лет Чахал много работает над развитием диалога Церкви и современного искусства, организовал несколько групповых выставок близких христианству актуальных художников. Что такое «христоцентричное искусство», чего хотел Малевич и как после падения в бездну подняться вновь, художник рассказал корреспонденту «СП».

«СП»: — Как получилась выставка в Киеве? Это предложение киевской стороны или ваша личная инициатива?

— Ольга Скальчук, куратор Российского Центра Науки и Культуры в Киеве, написала мне с предложением организовать у них выставку. Напомнила, что мы с ней знакомы по московской галерее, где она раньше работала и назвала общих знакомых художников из нашего круга. Выставка должна была стать центром, вокруг которого в РЦНК к торжествам тысячелетия памяти князя Владимира будет организована большая культурная программа. Предложение показалось мне очень заманчивым. Персональных выставок у меня уже не было несколько лет, да и очень хотелось сделать какой-то действенный шаг в сторону мира, восстановлению стремительно рвущихся культурных связей между Украиной и Россией.

«СП»: — Не страшно ли было ехать в Киев, не разделяя воинственных взглядов официальной Украины?

— Было страшно, признаюсь. Информационная среда нагнетала определенную атмосферу, да и все знакомые, с которыми я советовался по этому поводу, категорически не советовали, называли меня сумасшедшим. Но выставку сделать все равно хотелось. В конце концов, я пошел к духовнику за советом, что делаю лишь в самых ответственных случаях, и слегка опешил, когда он сказал, даже не дослушав: «Делай выставку обязательно. Это сейчас очень важно». Ну, я и согласился.

«СП»: — Для выставки вы сделали специальный проект или собрали воедино разные работы, которые уже видели в Москве? И «Христоцентризм» — только ли название текущей выставки или термин для направления в искусстве?

— Эта выставка, скорее, акция. Жест. Я счел, что лучшего момента декларировать направление искусства, которое я развиваю уже более десятка лет, не представится. Формально в выставку вошли работы, которые я не показывал на персональных выставках (за исключением нескольких). От моностилистических проектов я давно отошел, так что постарался сделать полифоническое многослойное высказывание, понятное зрителям с разным культурным бэкграундом, наиболее полно выражающее христоцентризм как вектор развития современного искусства, возвращающий его в родительское лоно, из которого оно когда-то вышло. Одна серия была сделана специально для этой выставки и посвящалась моему восприятию текущей ситуации. Называлась она «Боль».

«СП»: — Как просто объяснить, что такое «христоцентризм»?

— Если коротко, то термином «христоцентричное искусство» в моем понимании можно охватить несколько концентрических кругов обращенного к сакральному творчества современных художников, связанных между собой и взаимно дополняющих друг друга, от узкого круга литургического искусства до экспериментального творчества, связанного с христианством опосредованно, близкого ему по духу, мировоззрению. Вообще, тема религиозности искусства последнее время стала звучать у светских искусствоведов все заметнее. Очевидно, сказывается кризис секулярного мировосприятия. Спектр различных интерпретаций этой «новой» религиозности очень широк. В связи с чем стоит напомнить о замечании протопресвитера Александра Шмемана, что нет ничего проще, чем играть на абстрактной «религиозности». Но неочищенная, непросветленная религиозность и есть средоточие демонического в мире. Именно поэтому объединяющим центром сакрально-художественного пространства, интересующего нас, должен быть Христос — Спаситель Мира, задающий направление вектора развития творческой личности, дороги к себе.

«СП»: — К какому жанру можно отнести ваши работы?

— Стилистически современное искусство уже не делится, формальные критерии качества искусства размыты до неразличения. Я бы назвал жанр, в котором я работаю, «умный воздух». Знаете, искусство я давно уже определяю по запаху. Зайдешь на выставку, понюхаешь воздух и сразу понимаешь: хорошо, умно пахнет. Это искусство. Тогда начинаю смотреть работы. Если пахнет плохо, сразу ухожу. Алексей Лидов называет такое духовное пространство иеротопией. Мне достаточно близки его мысли на этот счет.

«СП»: — Трудно ли совместить современный визуальный язык с христианской культурой?

— Непросто избежать банальности, ведь христианской культуре 2000 лет. На этом фоне современный визуальный язык часто смотрится очень поверхностным. В выставках, которые курирую, я предлагаю объединять традиционное церковное искусство и современное экспозиционно. Я убежден, что современный и традиционный художественные языки взаимодополняют друг друга, связывают реалии и проблематику современного общества с исторической традицией, литургическое действие и проповедь, молитвословие и богословие. Такую полифоническую форму экспозиции я считаю эталонной, наиболее актуальной для публичных художественных проектов, она способна заинтересовать зрителей разных взглядов, стилевых предпочтений, жизненного и культурного опыта. Форму не эклектическую, я подчеркиваю, а полифоническую. В пределе, симфоническую. Это непростая задача, но, как показывает опыт, осуществимая.

«СП»: — Современное искусство мало известно широкой публике. Художник гарантированно попадает в популярные СМИ лишь тогда, когда пытается уязвить что-то заведомо большее собственного масштаба—Церковь, Победу, на худой конец начальство. Что движет такими попытками: желание на четверть часа прославиться? Гражданская совесть? Или узкое понимание искусства как социального инструмента?

— Скандальность, безусловно, самый короткий путь к известности. Нескандальный инфоповод современные СМИ почти не интересует. Так устроено информационное общество. Но такая известность столь же быстро и проходит. Почему-то об этом мало кто задумывается. Возможно, дело еще и в том, что собственно искусство всегда интересовало достаточно узкий круг людей. Большинство использует ауру искусства для прикрытия какой-то другой деятельности, например, социальной или политической. Способ избежать ответственности за свои действия. Правда, сейчас это работает все хуже. Зритель начал разбираться.

«СП»: — А если искусство для ряда художников-общественников действительно «инструмент» (есть же такой термин — «артивизм»), то куда девается категория прекрасного?

— Лет за 20 до начала моей творческой деятельности категория Прекрасного уже была практически вытеснена из искусства. Я писал когда-то, что ХХ век, последовательно деконструировав все эстетические коды искусства, провозгласил приоритет этики (подобно раннехристианскому периоду истории) в дискурсе красоты, тем самым, как и в начале нашей эры, «изгнал идолов из храма». Причем эстетический код, наученный горьким опытом, на этот раз ничуть не пострадал. Напротив, целиком утвердившись в дискурсе массовой культуры, способствует процветанию последней и активному вытеснению «высокого» искусства (изгнание блудного сына) в маргинальную зону неразличения. То есть, страдает не Прекрасное, а, напротив, искусство.

«СП»: — Не стало ли современное искусство в западной (претендующей на глобальность) культуре своеобразной религией? Есть же в нем этакий миссионерский пафос.

— О том, что современное искусство становится псевдорелигией, пишут уже многие светские теоретики искусства. Борис Гройс, например, уделяет этой теме много внимания последние годы, сравнивая, скажем, практикуемое современным искусством издевательство над картиной с тем, как раньше обращались с христианскими мучениками. «В известном смысле любое произведение искусства в современную эпоху не изображает ничего иного как конец искусства. Это то же самое как инсценирование страстей Христовых, возможность которого открывается только после того, как Бог умер. То есть, только смерть искусства открывает нам возможность художественной практики».

«СП»: — В эмоциональной книжке Андрея Яхнина «Антиискусство» «Черный Квадрат» называется едва ли не окошком в ад. Справедливо ли? Возможно, Русский Авангард, завершив развитие европейской картины, открыл новые возможности для религиозного искусства?

— Мне тоже близка такая трактовка. Критики Малевича забывают, что Авангард противостоял не религии, а в первую очередь безбожной светской культуре того времени. Они не видят того, что между иконой и искусством модернизма стоят несколько веков новоевропейского искусства, отрицавшего как раз эту самую икону. И Авангард, отрицавший эстетику своего времени, явился своего рода диалектическим отрицанием отрицания, открывающим возможность синтеза религиозного искусства на новом витке культурной эволюции.

«СП»: — Не связан ли возрождающийся интерес к религиозной тематике в искусстве с кризисом светских идеологий прошлого века —европейского фашизма, русского коммунизма, американской демократии?

— Безусловно. Я бы даже сказал о разрушающемся фундаменте всего здания современной культуры — абстрактного гуманизма. Почему постулируемое им понятие бесценности человеческой жизни сейчас фактически превращается в свою противоположность — «без ценности»; прогресс оборачивается нравственным распадом личности, семьи и общества, в котором тотальный цинизм становится уже культурной доминантой. В такой ситуации передовая мысль, естественно, все активнее ищет возможные пути возрождения, возвращения к живому источнику культуры — идеалистической философии, вере и «новой» религиозности. Вообще, я думаю, только религиозное отношение к жизни может вытащить общество из трясины постмодернизма.

«СП»: — Параллельно в Киеве проходят две большие ретроспективные выставки: «Enfant Terrible», про Одесский концептуализм, и «На Грани», все то, что еще недавно называли «южнорусской волной». Пересекается ли, как вам кажется, аудитория этих поздне- и постсоветских ретроспектив и христоцентризма?

— Меня больше заинтересовала выставка у Пинчука, признаюсь. Одесская выставка показалась совсем трешовой, хотя обе были предельно радикальны. Как будто окунулся в наши 90-е. Но в целом, вы правы, аудитория вполне может пересекаться. На публичном открытии выставки «Христоцентризм» я заметил, что наша выставка вполне органично дополняет историческую выставку в «Пинчук Арт Центре», которую посмотрел днем. Выставка украинских художников, как отметила ее куратор, описывает эрозию нравственных категорий социума 90-х. Предел человеческого падения. Надо сказать, я не сторонник романтизации этого процесса, смакования бесконечности падения в бездну. Бесконечен лишь Бог, все тварное — конечно, а особенно падение. Совершается оно стремительно и почти сразу достигает дна или, что тоже самое, у человека быстро теряется ощущение движения в его падении. Покровы человечности тонки, и сорвать их ничего не стоит. В связи с этим вспоминается 91 правило Василия Великого, в котором он говорит, что земной поклон в христианской практике характеризует не только поклонение святыне, но также являет собой и краткое содержание Библии. Коленопреклонение символизирует Падение человека на землю грехом Адама и последующее восстание его Христовой жертвой. Сколько бы мы не падали, христианство предлагает не отчаиваться, а подниматься вновь. Выставка в Российском центре науки и культуры об этом. О восстании.

«СП»: — Как вообще выставку приняли в Киеве?

— Выставку приняли замечательно даже люди, не знакомые с современным искусством, благо почти к каждой работе была авторская аннотация (по опыту, это на порядок снижает неприятие незнакомого для неподготовленного зрителя). Сразу подружился с местной прорусской творческой интеллигенцией, замечательная оказалась поездка. Деятельность Россотрудничества в Киеве выше всяких похвал, на мой взгляд. Только продвижением нашей подлинной культуры за рубежом мы можем изменить отношение к нам соседей в лучшую сторону.

«СП»: — Стало общим местом, к сожалению, связывать современное искусство с политикой. А в Москве вы организовали уже 3 коллективных выставки, в которых соединялись актуальное искусство и православие без малейшей примеси политического дилетантства. В чем заключаются религиозные основы современного искусства?

— Красота в отличие от уродства неизъяснима. Она, как писал Ролан Барт, может обнаруживаться, но прямому описанию никогда не поддается, поэтому дискурс при ее описании вынужден отсылать к коду, лежащему в основе всякой красоты, коду искусства. Использование художественного языка для описания безобразного, то, чем занимается современное аналитическое (критическое) искусство, по крайней мере, избыточно. То же, что забивать гвозди микроскопом.

В сущности, ведь мало того что искусство возникло из религии, оно религиозно по сути. Если глубже проникнуть в природу творчества, можно заметить, что действие художественного метода всегда заключалось в акте «выявления». Художник являет воочию невидимое обыденным взглядом, артикулирует, опредмечивает явление, подчас вопреки общественному мнению уверенный в правоте своего взгляда, и часто оплачивая эту уверенность всей своей жизнью. «Вера же — есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11:1). Осуществление ожидаемого порой занимает годы, но, в конце концов, слепые прозревают, и реальность в глазах общества становится такой, какой ее видел когда-то лишь художник. То есть сам принцип творчества основан на вере. Искусства без веры не бывает, и вопрос может стоять только о ее характере — Человекобожеском или же Богочеловеческом. Поскольку я христианин, то для меня Богочеловеческий характер веры и его идеал очевиден. И Церковь, разбираясь в вопросах веры гораздо лучше отдельных художников, пытающихся заново изобретать велосипеды, может помочь развитию современной культуры, направив его в нужное русло.

С другой стороны, как заметил иеромонах Макарий Маркиш на «круглом столе», который мы провели по итогам выставки ДВОЕСЛОВИЕ/ДИАЛОГ в Музее Архитектуры в прошлом году, и Церкви без современной культуры не обойтись. Церковь — организм Богочеловеческий: человек меняется, и она меняется. Церковь сейчас становится силой, выходящей за пределы церковной ограды. И миссионерское начало Церкви замечательно соединяется с различными жанрами и аспектами современного искусства.

«СП»: — Что, на ваш взгляд, станется с актуальным русским искусством лет через 25?

— Время стремительно ускоряется. Десять лет назад я не мог выставить в Москве свои работы на христианскую тему. Все институции, к которым я обращался, отмахивались, ссылаясь на агрессивность православной аудитории и ее неадекватность. Сейчас в Киеве экскурсии по моей выставке проводит иерей о. Виталий Беликов, священник Русской Православной Церкви. Надеюсь, что в недалеком будущем современное искусство в России займет достойное место в жизни нашего общества, если Богу будет угодно.

Фото: chahal.ru