«Останусь обнаженной…»

Всю жизнь отношусь к верлибру, как к экзотическому продукту на хорошем русском застолье, когда среди жареных цыплят, водки, осетрины, икры, белых тушеных грибов, квашеной капусты, появляются трепанги, бананы, кубинский ром или суп из черепахи. Всё это съедобно, вкусно, но зачем? Вариантов ответов может быть несколько. Первый: приелось, пресытилось, хочется экзотики. Второй: не умею я хорошо жарить картошку, а вот, как я трепанги готовлю, сейчас вы узнаете. И третий, наиболее приемлемый, по отношению к книге Ирины Горюновой «Капитолийская волчица»: верлибр — единственный инструмент, способный передать состояние души писателя.

Много лет назад я был буквально потрясён, когда Геннадий Николаевич Красников, посвятивший свою жизнь русскому, классическому, силлабо-тоническому стиху, с десяток лет проработавший вместе с Николаем Старшиновым в редакции знаменитого «Дня поэзии», составителю многочисленных антологий русской поэзии и просто фанатичному проводнику «золотого века русской поэзии», подарил мне книгу своих верлибров, вышедшую в Канаде, «Голые глаза». «Это был единственно возможный способ выразить то, что меня волновало!» — объяснил он мне свою позицию. И я его понял.

В конце концов, есть безусловное определение, которое я для себя вывел в отношении того, что считать поэзией, а что — рифмоплётством и графоманством. Если ты запомнил у автора хотя бы одну строчку, которой позавидовал, как человек пишущий, перед тобой — поэт.

Книга Горюновой подарила мне достаточное количество строк и образов, которым я позавидовал, которые я запомнил, которые мне хотелось бы обмозговать поглубже. Конечно, я могу огульно охаять стихотворение «Парадигма вкуса», как набор спорных определений, а «Азбуку ассоциаций», как бессмысленный поток слов и найти с десяток сомнительных метафор или ассоциаций. Но никогда ещё в какой-либо книге стихотворений лично мне не понравились оптом все, как, наверное, и большинству нормальных читателей.

И поэтому я, конечно, зацепился за такие строки, которым позавидовал и которые хочу процитировать и поделиться.

«Линия шеи, переходящая в бесконечную дорогу вниз,

Туда, где скрыта тайная власть над миром…"

Или

«Обжигающие потоки огненной лавы,

По моим ногам стекают…"

Или

«Сниму одежду и останусь обнаженной — ведь это

Моя броня…"

Кто-то мне может возразить, что это чересчур физиологично! Ну, и что? Так, ведь, если бы не гормоны, мы не узнали бы лирики Цветаевой и «Песнь песней» царя Соломона. Гормоны в нашей крови — основа любого творчества. Благодаря наличию гормонов в крови зритель, читатель, слушатель сопереживает нам. Искренности Горюновой я и завидую, и радуюсь.

«Я нежный цветок, слабеющий от прикосновений,

Когда твои пальцы трогают шелковистые лепестки,

А губы слизывают нектар шмелиным хоботом,

Тычущимся в мою плоть… Раздираешь мякоть инжира,

Погружаясь в его запах, раскрываешь створки

Перламутровой раковины в поисках жемчужины…

Ранишь, и кровь дымящимся глинтвейном стекает по бедрам.

Красное на белом…"

Где-то, уже в конце книги, я увидел стихотворение «Крылышковые имена». Почему-то вспомнился Виктор Владимирович Хлебников с его «Крылышкуя златописьмом тончайших жил…». Ну, конечно, а кого же ещё вспоминать, когда речь заходит о верлибрах. Его ещё называли «поэтом для поэтов», а это — предуведомление для всех читателей «Капитолийской волчицы», не привыкших к верлибру. Хотя, я бы не стал очень решительно утверждать, что книга Ирины Горюновой составлена из текстов «для поэтов» — нет, это книга для любителей русской поэзии.