Издательство «Ad Marginem» выпустило очередную книгу Эдуарда Лимонова — «Золушка беременная». Название, как и подобает, сразу же бросается в глаза, возникает множество вопросов, случайные прохожие, увидевшие молодого человека с подобной книжкой, начинают косо смотреть в его сторону.
Казалось бы, всё как обычно: новый поэтический сборник Лимонова — новый эпатаж. «А старый пират» удивлял выпячиванием личных отношений с Екатериной Волковой, «К Фифи» — новой страстью на старости лет, «Атилло длиннозубое» — поэзией развратного ересиарха, «СССР — наш древний Рим» — сильной гражданской лирикой.
Но в «Золушке беременной» просто сошлись все эти темы: немного Фифи, немного политики, щепотка личных отношений с давними подругами и чуть-чуть космогонии. Сказать при этом, что новые стихи на порядок выше предыдущих, нельзя. Создаётся такое ощущение, что Лимонов выдавливает из себя последние сгустки энергии.
Большая часть сборника — самоповтор. Нет, конечно, никто себя не тешит иллюзиями: рано или поздно творческий человек с этим сталкивается. Только, если раньше у Эдуарда Вениаминовича получалось обогатить старое высказывание или переосмыслить давнишний образ, сейчас любая мысль обрывается на полуслове. Оттого, наверное, в новом сборнике так много коротких, незаконченных, как будто черновых текстов.
Есть сияющие в солнце читательских глаз строчки, а порой встречаются и целые стихотворения. Но все они опять же о былом:
Заплёванность китайского квартала,
Вонючая китайская еда…
Ты, детка, в Чайна-тауне бывала
Тогда, в семидесятые года?
Спускаешься в подвал, сидят раскосы.
На Канал-стрит над мисками с едой,
И жаркий пар, как дым от папиросы,
Ну, опиумный, едкой бьёт волной…
<…>
Китай коммунистический? Ты шутишь,
Китай всегда как мыло с молоком,
Смелей, смелей, чего ты носом крутишь…
Ешь саранчу, с подкрылком и брюшком…
Это было стихотворение «Чайна-таун, 1976» с явными нотками нью-йоркских воспоминаний. Когда дело доходит до описания современных реалий, Лимонов упирается в стены собственной квартиры и нам остаются все те же девки, виды из окна, необъятный космос, воспоминания о былом, размышления о грядущей загробной жизни и примерки костюма «Национального героя».
Помните, у него уже была такая книга — «Мы — национальный герой». Там есть превосходный отрывок: «Поэт Лимонов взял лодку и катается в ней по Сене. Мутная Сена передаёт Лимонову приветы от всех других поэтов — от загадочного Бодлера, от загадочного Лотреамона и других». Всё то же самое, только в поэтической форме происходит у Эдуарда Вениаминовича и в новом сборнике, только, повторимся, без переосмысления и ноток новизны.
Почему сложилась такая ситуация?
Частично Лимонов это прописал в стихотворении: «Чужой»:
По вторникам у меня час на радио,
С 20 до 21 часа.
Ежедневно пишу тексты, —
Употребляю компьютер, пишу за сорок минут статью,
Сплю довольно часто днём, накрывшись старым бушлатом,
По пятницам у меня заседания рабочей группы.
Жизнь Эдуарда Вениаминовича ориентирована строго на литературные доходы. Отсюда и ежедневные отчёты в ЖЖ (чтобы не терять формы), и еженедельные эфиры на радио «РСН», и регулярные статьи в различных СМИ. Отсюда и выход уже традиционного ежегодного сборника стихотворений.
Лимонов и сам всё прекрасно осознаёт. Поэтому в предисловии проговаривает: «Сознавая, что написание стихов есть занятие чуть ли не средневековое, этакое чудачество в XXI веке, всё же предаюсь ему как пороку». То есть в то время как, например, Сергей Круглов, священник и поэт, заявляет, что поэзия — это нормальный строй человеческой речи (крайне интересная мысль!), Эдуард Вениаминович сводит оную к простому стихосложению, которым можно побаловаться в свободное время.
Если посмотреть с другой стороны, то причиной выхода неровной книги является то, что последние издания Лимонова выходят в редакции самого автора. В том первозданном виде, какими он их создал. То ли в своей старой книге, то ли на литературном вечере Эдуард Вениаминович признавался, что практически не правит свои тексты: как написались, так и сдаёт в СМИ или в издательство. А в недавнем интервью сказал, что до сих пор по старинке пользуется ручкой и блокнотом. Хорошо, что находятся молодые товарищи, вбивающие тексты в компьютерные файлы.
Собственно, эти два момента и подсказывают нам, почему в «Золушке беременной» (а то и в других книгах, не только поэтических, — «Кладбище мёртвых — 3», «Киев капут», «Титаны») возникают не только и не столько ошибки (мы же не рафинированные тётки бальзаковская возраста, чтобы к этому придираться), сколько корявые выражения, фразы и предложения. Речь не идёт, допустим, о внедрении в русский язык американизмов. Речь идёт о самых нелепых ошибках, которые легко убираются редакторской правкой.
Но отчего-то от редактуры Лимонов отказывается и книги выходят из типографии на костылях.
Если всё действительно обстоит таким образом, остаётся только порадоваться, что, даже несмотря на такие установки, у Лимонова пишутся отличные тексты:
«Двадцатишестилетняя девушка, проститутка,
Допила бокал, переступила через его тело
И покинула яхту".
Убийцы всегда бывают молодыми и красивыми.
Они, стройные, стоят на каблуках, улыбаются,
И ветер облепляет одеждой их стройные фигуры,
Сдвинув одежды на один бок…
Убийцы никогда не стареют…
Они уверены в себе,
Движения их экономны и элегантны…
Убивая пожилых мужчин,
Они избавляют их от
Гнусной заплесневелой старости,
Как этого менеджера Google.
Эта двадцатишестилетняя проститутка…
Единственная приятная неожиданность, которая удивляет в этой книге, — это обратный переход от «позднего классицизма», который начался официально в «Атилле длиннозубом» (на самом деле — ещё раньше), к верлибрам и авангардной поэтике.
Многие задаются вопросом: почему тиражи книг в целом и поэтических сборников в частности резко упали? Не уж-то перестали читать? Нет, конечно. Не перестали. Читают, как и прежде. Поглощают всё подряд.
Только вот раньше выпускался поэтический сборничек с двумя-тремя десятками текстов и тираж приближался к астрономическим числам. Оно и понятно: тоненькая книга да и стихи не сиюминутные, а выстраданные и выписанные за какой-то период; к тому же с чисто экономической точки зрения это выгодно.
Другое дело, когда издаётся сборник как рапорт написанного за год. В нём сотня-другая стихотворений. Уровень их колеблется от проблесков гениальности до выбалтывания руки. И тираж такой книги существенно снижается, потому что она толстая и «непричёсанная»; к тому же с чисто экономической точки зрения это невыгодно.
Так и у Эдуарда Вениаминовича. Если первые поэтические сборники после выхода из тюрьмы (да и книги в целом) позволяли говорить о новых ориентирах и новых горизонтах писателя, то последние заставляют говорить не столько о его текстах, сколько о причинах их появления на свет и о причинах публикации.
А в итоге «Золушка» идёт на костылях. И, пока она ковыляет в вечность, нам остаётся ждать выхода новой книги Эдуарда Вениаминовича — «Plus ultra», продолжения знаменитых «Ересей» и «Illuminations».