«Беларусь — Москва»

Добрый друг из Петербурга Максим Антипов прислал в начале этой осени доселе малоизвестный альманах из Минска. На нежной обложке значится — «Созвучие. Беларусь-Москва», а под ней собраны писатели, поэты, литературоведы соседних государств, которые явили намного меньше мягкости в своих произведениях. Единственное, что не взяли за смелость составители издательства «Звязда», — включить в название всю Россию, а водрузили именно столичный пласт литературы поверх распространённой широты всех литературных уголков страны, где обитают русские творцы словесности. Имена писателей известны, особенно российских, да и белорусские друзья вытворяют со словами зажигательные смеси, способные взорвать пространство читательского круга. И главная смелость присутствует, конечно, в текстах; текстах разных направлений, но по-своему рассказывающих о своей современной стране и отчасти о ней же в исторических воспоминаниях.

Что в России может выйти редко и всё чаще на оппозиционных сайтах, то здесь, благодаря этому альманаху, взобралось на бумагу. Это издание отважилось на то, что в забугорных газетёнках могут написать о русскоязычных государствах по заказу и однобоко ставя вилы в тулово каждого режима. А здесь союзный альманах вышел из братских объятий, отдаваясь в руки наших читателей от сердец наших же писателей. В киосках не найти, но на интернет площадках можно заказать. Тираж из тысячи экземпляров, если повезёт, придётся по вкусу истинным ценителям правдиво-острой и искренне-душевной литературы, а тщедушные домохозяйки пусть заберут другой сегмент.

В альманахе проза филигранна, но по честности своей публицистична, а поэзия — легка, но не вальяжна: с нотками приятной ностальгии и высокой боли.

Это в России для графоманки Васильевой свободный для прогулки ЦУМ и песни по ю-тьюбу про плюшевые тапочки у Сердюкова, а в Белоруссии ей — казённый дом и полосатая пижама, в которой ей осталось бы заливаться чайкой, побритой под Цапка на многие года. В Белоруссии чиновникам зауживает пояса сам Лукашенко, а в России наш Чубайс и сотоварищи себе вторые премии рисуют, называя это всё «мучением» во славу инноваций.

Если в Минске выходит вот такой альманах, который я сейчас вам представлю с цитатами и комментариями своими, то я готов к цензуре, как в белорусском КГБ, у нас в России. Спасибо братьям-белорусам за то, что наши авторы смогли нам мысли о России передать на кончиках острейших, словно шпаги, литературных перьях.

Итак, приступим.

Сказать по правде, я не читал ранних романов Юрия Полякова, но знаком с фрагментами последних, а также его публицистикой в «Литературной газете», где он занимает пост главреда уже давно, а ещё положительной критикой его творчества от разных авторов. А теперь он мне известен и как современный драматург, ведь альманах открывается его пьесой «Одноклассница».

Его персонажи — это выросшие школьники, которые вошли и обосновались во взрослой жизни, а, спустя большой отрезок времени, встретились на квартире у своей общей знакомой. Там-то всё действо и разворачивается. Разговоры о стране, обществе, судьбе на фоне бытовой и духовной неустроенности. Почти все герои Полякова заглавные, потому что произносят важные вещи, которые характеризуют общество целиком.

Юрий Поляков известен афористичностью своей прозы; однажды об этом была посвящена статья в газете «Литературная Россия». И здесь свои крылатые изыски он распределяет по многочисленным персонажам пьесы.

Проблема осуществления перемен словами Светланы: «Народ у нас умный стал — понял: чем чаще поднимаешься, тем ниже тебя опускают». Крутость выражений свойственны многим женским персонажам, а зачастую — они главные источники таких изречений и в немалом объёме.

И есть в действующих лицах представители, воплотившие отрицательную русскую черту; вот так пьющий поэт Федя оправдывает свой разгульный образ: «Лучше умереть от отчаянного пьянства, чем от трезвого отчаянья!». И этот же герой подмечает всю пагубную неотвратимость со стороны чиновничьего сословия, обладающего неограниченными в нашей стране привилегиями: «Взял власть — и живи всласть!».

Пьеса изобилует квартирными беседами, которые снабжены и добротной долей юмора. Но на всём протяжении пьесы автор не перестаёт говорить без жалости к своему времени и всё теми же устами женских героинь. Одна из них, как мне кажется, явила ноющую мысль Полякова, говоря, как она раньше «все газеты выписывала и читала. Особенно — „Литературку“. В почтовый ящик не помещались. А теперь — дорого стало». Можно это воспринять за двусмысленный пиар своего издания, но, что примечательно, автор смело обозначил трудность положения в родной сфере. Женщины у Полякова всегда способны обличать не меньше здравомыслящих мужчин, понимая, что «у нас в России, если не заставишь — ничего не будет. Это плохое само к человеку прилипает, а хорошее нужно к нему пришивать суровыми нитками». И, проникая в психологическую сущность, подчеркнуть умеют: «А раба у нас из себя если и выдавливают, то почему-то вместе с совестью».

Открытие для меня и Юрий Козлов. Его «Косой подол» (отрывок из романа «Враждебный портной») открыл для меня яркого обличителя действительности.

Не сказать, чтобы роман изобиловал афоризмами, наподобие этой — «В День народного единства шансов получить на улице по морде больше, чем в другие дни», — но есть у него просто лакомые и широкие куски, которые приводить в пример трудно из-за их объёмности. Но всё же я нашёл. Из уст президента Володи (а именно так он обозначен в романе) во время медитации героя по фамилии Каргин произносится то, что якобы последнему покажется плодом больного воображенья; насколько мог, я подсократил оригинал, и фрагмент большой, но самый яркий: «Свобода — это моё и тех, кому я разрешаю, право владеть всем и жить так, как тебе не снилось, и твоё право — видеть это и звереть от злобы. Но исключительно молча или — на сайтах в Интернете, на кухнях, в многоквартирных хижинах, на пушечный выстрел не приближаясь к нашим дворцам. Это, собственно, и есть идеология, об отсутствии которой пишут в газетах всякие полезные идиоты. <…> Ты жопой, — панибратски подмигнул президент, — чуешь, что грядёт беда. Но и пальцем не шевелишь, чтобы её отвести, голосуешь за тех, кто сживает тебя со свету, возводит дворцы на Лазурном берегу, ездит по встречной полосе, жрёт и пьёт на золоте. <…> Ты что-то бормочешь про модернизацию? Народ, без войны просравший свою страну, недостоин модернизации. <…> Кто мне верен — останется жить, сколько бы он ни украл, чего бы ни натворил. Я всегда буду с тобой, — усмехнулся президент, — потому что я — это ты, точнее, я — абсолют твоих желаний. Я, как и ты, не люблю трудиться и люблю деньги. У меня, как и у тебя, нет никаких идей, кроме единственной — жить в своё удовольствие. Я, как и ты, — вздохнул президент, — боюсь смерти, потому что эта сволочь никому не подчиняется. Мысль, что я умру, а мои миллиарды останутся, сводит меня с ума, — признался он. — Но я не пожалею никаких денег, — пообещал, сжав кулаки, — на исследования, связанные с продлением жизни. Моей, — уточнил презрительно, — а не твоей. Моя жизнь бесценна. Твоя — бессмысленна. Это единственная модернизация, которая меня интересует».

Согласитесь — это смело. Есть ещё. Всё тот же Каргин раздумывает над бессмысленностью внутриэлитной борьбы: «У президента не было выбора. Вернее, был, но из разряда „оба хуже“. Начни он по-взрослому бороться против коррупции „сверху“, так называемая элита устроит дворцовый переворот, задушит его шарфом, как императора Павла».

Но не одним президентом сыт по горло Юрий Козлов в своём романе, есть и общеисторические проблемы: «Как связаны „широта и доброта“ с коррупцией, а „основательность и педантичность“ - с концлагерными печами?».

От тяжёлых размышлений возьмём минутку вечности для расслабления. Поэт Валерий Казаков в своей подборке «А я люблю лишь ветра стон…» даёт нам такую возможность:

«Минута с болью века,

и век, как жизнь цветка,

глядят на человека

с немого потолка"

«Мы в суете теряли годы,

решали, что и кто главней.

Мы укрощали власть природы,

но полз всё так же муравей.

Ему неведомы границы,

указы грозные властей.

Мелькают лапки, словно спицы,

ползёт куда-то муравей…"

Ну, а теперь белорусский экспресс. Автор Олег Ждан в своём отрывке из повести «Сопровождающий» дарит примечательный отзыв о внутриполитической жизни Беларуси: «История была простая, заключалась в том, что попользовался служебным положением, помог паре-тройке любимых племянников получить беспроцентные кредиты. Не он первый, не он последний, но история эта стала известна Президенту, ну а Президент — понятно, впал такой гнев… Это ведь не российский, который только поморщится. И не украинский, который будет терпеть. Это… Если кто не знает, что можно схлопотать от него, то пусть попробует…».

Стало снова жарко? Сейчас остудим. Напоследок ещё белорусской поэзии от Виктора Гордея из подборки «Дай мне, время, последние шансы…»:

"…И всё же я найду своё лучшее слово

Тебе, колосистый и ягодный год,

Тебе, щедрый ливень,

Тебе, дом сосновый,

Тебе, мой родной, хлебосольный народ.

Скажу его женщине — встречной, любимой,

Работе, дороге,

Тебе, милый край.

Скажу, чтоб запомнилось — неповторимо,

Но пусть повторяются: солнце и май.

Найду своё слово и звёздам, и нивам,

Тебе, гордый аист,

Околица, гать.

На тропках Отчизны я тем и счастливый,

Что есть мне кому своё слово сказать"

«Созвучие. Беларусь-Москва». Минск, 2015, тираж: 1.000 экз.