Европейские посиделки и транссибирский чес

Эта необычная книга предваряется двумя эпиграфами, на которые особо не стоит обращать внимание, поскольку окажется, что начинал ее писать еще Лев Толстой, и одним предуведомлением в стиле Пригова. Мол, все нижеприведенные тексты были написаны в режиме реального времени, то есть, непосредственно в процессе наблюдения, при помощи смартфонов Samsung Galaxy Note II, Samsung i990 и Alcatel One Touch Pixi 4007D. И совсем уж ернически автор выражает всем трем устройствам свою искреннюю благодарность.

На самом же деле, генеалогия жанра здесь более ветвистая, чем просто «литература опыта», как ее сегодня назначили величать. Во-первых, кроме Толстого, который советовал «не сочинять, а только рассказывать то значительное или интересное, что случалось наблюдать в жизни», этим порой пробавлялся Чехов. Признаваясь, что для него «высшее наслаждение — ходить или сидеть и ничего не делать; любимое мое занятие — собирать то, что не нужно (листики, солому и проч.) и делать бесполезное». Во-вторых, если не нравится классика, можно у современников спросить, хотя и не стоит, наверное, поскольку там все ясно, «как стекло — остекленевши», словно у Высоцкого. «Моя задача — смотреть и докладывать, — сообщает Анатолий Гаврилов. — Я смотрю и докладываю. Больше никаких задач нет. Никаких выгод от этого я не имею. Я не знаю, зачем я это делаю».

Как бы там ни было, но эксперимент Дмитрия Данилова — просто «сидеть и смотреть», как проехал грузовик и сколько прошло девушек — будучи воспроизведен в книге, неожиданно настраивает на определенный тип восприятия, когда не вполглаза, а действительно — втягиваешься. И аннотация зря утверждает, что это не рассказы, поскольку тексты иногда действительно напоминают Хармса. Иногда кажется, что из них можно составить целую повесть, дописав его «Старуху». «На скамейку села пожилая дама в черном и закурила». «Мимо идет толстый человек и на ходу читает текст, напечатанный на газетной бумаге». «Две маленьких собачки на поводках вдруг страшно расшумелись и разругались». И что это не роман — тоже зря, поскольку записи, выстраиваясь в сюжетный ряд, напоминает «Невесту» Рагозина. Там тоже заснул, а проснулся — всюду жизнь. То есть, когда его герой «со смущением и досадой обнаружил, что, пока с закрытыми глазами безуспешно придумывал сон, у него появился сосед». Причем таких соседей не то что в книжке Данилова, а вообще в целой Европе не на каждой лавке найдешь, поскольку там для них на городской площади, говорят, специальную кабину установили. «Грязная майка пузырем, штаны разинуты, и пальцы, кривляясь, контрастом с невозмутимым выражением невыразительного лица, судорожно надраивают наведенное на солнце орудие внушающих благоговейный ужас размеров».

Неизвестно, то ли солнце, то ли герой Данилова интересует нынче городских сумасшедших, а только отсидев свое на скамейках Мадрида, Берлина, Вены, Афин, Тель-Авива, Хайфы и совсем немного — Москвы, Брянска и Великого Новгорода, автор пускается в дальний путь уже транзитным пассажиром, а не статичным заседателем. И вот чешет он, значит, во второй части своей книги в поезде «Москва — Владивосток», а там, оказывается, гораздо лучше, чем в Италии на лавочке, в одиночку. Веселее, что ли, привычнее. «В вагоне спокойно, даже как-то уютно. Прапорщик и его жена читают что-то на верхних полках. Пожилая дама дремлет. Полковник в отставке играет с цыганом в карты». На какой автобусной остановке вы еще увидите такое? Какого еще Запада вам надо — как бы восклицает автор, попав, наконец, в родную атмосферу коллективной безмятежности, а не тревожного одиночества на лавочке с онанистом.

И главное, традиция. Мало того, что этим же маршрутом Блез Сандрар когда-то ездил, написав свой «Транссибирский экспресс», а после него из иностранцев еще и Дэвид Боуи в подобной купейной истории подвизался, так еще недавно из интервью Александра Скидана стало известно, что и он из армии тем же маршрутом, но назад, возвращался в Питер, а тоже свежий Александр Шкут даже еще дальше в своей книжке «Москва — Пекин» заехал. Не так тревожно окидывать взглядом буфет на станции Зима, когда знаешь, что об него уже мозолили глаза дорогие соотечественники. Не в том смысле, что «Киса и Ося здесь были», как у Ильфа-Петрова, а что культурной традиции следуешь, на хвост ей в очередной раз наступая, и даже приобщаясь к великой русской (дорожной) околесице.

Ну, а как иначе назвать этот купейный жанр? Автор здесь — пассажир или проводник, скажем, смыслов? Смотритель скучных станций или создатель панорамы транзитного бытия? Как бы там ни было, сухой километраж, намотанный на сетчатку наблюдателя, трансформировался в дорожную опись имущества, создав некий топографический баланс относительно европейских посиделок в первой части этой необычной книги.

Назад, конечно, не так интересно, на самолете — и ну думать, что делать с таким опытом, и на свободе. То есть, в Москве, где автор удовлетворенно отмечает «отсутствие сопок, отсутствие заснеженных горных вершин, отсутствие быстрых прозрачных горных речек». «Ну и хорошо», — радуется он, и с этим нельзя не согласится.

---

Дмитрий Данилов. Сидеть и смотреть. — М.: Новое литературное обозрение, 2016. — 240 с.