«Гениальность его была несомненна»

Александр Кан — организатор музыкальной жизни ленинградского андеграунда, многолетний друг Сергея Курехина и автор только что вышедшей книги о нем, называющейся просто «Курехин», рассказал «СП» о «Поп-Механике», Александре Дугине и о том, можно ли считать Pussy Riot наследницами Курехина.

«СП»: — В герметичном мире ленинградского андеграунда, о котором вы писали в своей предыдущей книге — «Пока не начался Jazz» очень легко было раздавать друг другу громкие титулы. Гребенщиков — «наш Боб Дилан». Ляпин — «наш Джими Хендрикс»…

— …И Джимми Пейдж в одном лице.

«СП»: — Вот-вот. Сейчас, когда прошло много лет и все стало другим, нуждается ли в пересмотре значение и роль Курехина-музыканта?

— Вопрос очень непростой… Действительно, за этой канонизацией забывается, что если взглянуть на все более чем обширное наследие Курехина, более шестидесяти дисков, с чисто музыкальной точки зрения там не так уж и много того, что действительно выдержало проверку временем и осталось просто как хорошая музыка. И это не случайно. Курехин ведь был в высшей степени человеком «процесса». Для него было важно сиюминутное действие, ему очень важна была актуализация того, что он делает, и он в меньшей степени стремился к законченному результату.

Это было заметно по всему. В первую очередь — по «Поп-Механике». Я видел много ее выступлений и некоторые из них производили впечатление абсолютно гениального произведения искусства.

«СП»: — Какого искусства?

В этом-то и весь вопрос! Если говорить о чисто музыкальной составляющей, то даже в лучших составах «Поп-механики» говорить о музыкальном искусстве довольно сложно. Но я бы все-таки выделил в наследии Курехина несколько вещей, которые действительно очень хороши. На мой взгляд, это не «Воробьиная оратория», которую принято считать лучшей вещью Курехина.

«СП»: — Мне больше всего нравится саундтрек к «Господину оформителю» (советский художественный фильм 1988 года, снятый по мотивам рассказа «Серый автомобиль» Александра Грина — ред.).

— Согласен, это блестящая музыка, но все-таки это прикладная вещь, это прекрасная музыка к прекрасному фильму. А лучшая самостоятельная музыка, на мой взгляд — это альбом Dear John Cage, считающийся совместным с Кешаваном Маслаком. Они с Курехиным выступали и записывались вместе неоднократно, Маслак — очень известный саксофонист, и известен он как раз своей агрессивной, жесткой навязывающей манерой. Но здесь он почти не играет на саксофоне, а играет на японской флейте-сякухати. Музыка очень тихая и элегическая. Она была записана в январе 1996 года, то есть меньше чем за полгода до смерти Курехина. Пластинка вышла уже потом, и я не знаю, когда появилось название. Ответ знали Курехин и Николай Дмитриев, сооснователь (вместе с Курехиным) лейбла «Длинные руки», тоже давно покойный. Может, Маслак знает? Как бы там ни было, эта вещь музыкально очень хороша.

Еще бы я выделил альбом «Насекомая культура» (Insect Culture). Курехин записал его совместно с «новыми композиторами» — людьми из тусовки Тимура Новикова, которые занимались звуковыми коллажами. Еще тогда, в 1985 году, в досэмплерную эпоху они собирали по радиоархивам записи шумов, утреннюю зарядку, фрагменты передач и т. д. и все это ужасно смешно перемешивали, потом Курехин сверху наложил свои клавиши, и еще привлек для записи Игоря Бутмана.

Но, возвращаясь к вопросу — да, конечно, нельзя взять абсолютно любой диск Курехина и услышать там гениальную музыку. Скорее наоборот — нужно как следует поискать. А «Воробьиная оратория» — да, она хороша, но, на мой вкус там есть промахи по части вкуса, она излишне «красивая».

«СП»: — А Курехин действительно был очень одарен как пианист, технически?

— Да, он был блестящий пианист! Но опять-таки: с точки зрения музыкального мышления, в своих сольных фортепианных концертах — он часто проваливался: повторялся, плохо держал композицию. Но как пианист, он был блестящим сайдменом: прекрасно работал с Анатолием Вапировым, с «Аквариумом», особенно ранним, не претендуя еще на ведущие позиции.

«СП»: — …в частности, в знаменитой песне «Мой друг музыкант»

— Да, это прекрасный образчик работы Курехина как пианиста!

«СП»: — Леонид Федоров рассказывал мне такую историю: устроители джазового фестиваля в маленьком немецком городке долго наседали на Курехина, умоляя выступить. Он долго отказывался, потом согласился и потребовал, чтобы ему привезли рояль конкретной фирмы и поставили на сцену ведро воды. Устроители удивились, но условие выполнили — авангард же! А Курехин, выйдя на сцену, просто шандархнул ведро внутрь рояля. Все были в шоке — рояль испорчен! Курехин же просто раскланялся и уехал. Вы подтверждаете эту историю?

— Замечательная история! Никогда о ней не слышал, но охотно верю. Хотя это, конечно, дерзко… Рояль — это ведь не гитара, денег стоит немалых. Уж не знаю, «выжил» ли он после такой процедуры… Но это вполне в духе всего того, что любил делать Курехин.

«СП»: — Большой соблазн провести параллель между подобными выходками Курехина и нынешними выходками тех же Pussy Riot. Как вам кажется?

— Нет, нет. Pussy Riot — чисто политический жест. И очень прямолинейный. Курехин никогда не был столь прямолинеен и не выходил с прямыми лозунгами. Даже в период своего увлечения политикой. Дугин привлекал его Алистером Кроули, мистикой, черт знает чем. Все это было куда более грамотно, культурно, эрудированно. А если и был прямой жест, вроде этого ведра волы в рояль — то он всё равно никогда не был политическим, типа «Долой Путина!». Даже в таком жесте все равно прослеживается масса культурных аллюзий. Жест Pussy Riot слишком примитивен для Курехина. Он так не мыслил.

«СП»: — Политическая активность Курехина с Дугиным и Лимоновым последние два года жизни вызывала прямо противоположное отношение: одни говорили, что это был очередной пристеб и прикол, другие — что наоборот, ему надоели приколы и прогоны вроде «Ленин — гриб», и все было предельно серьезно. А как вам кажется?

— В книге это подробно анализируется. Здесь очень и очень сложная ситуация, распутать которую чрезвычайно трудно. Боюсь, ее было бы трудно распутать и ему самому. Говорю это со всей ответственностью — мы очень серьезно беседовали с ним тогда, летом и осенью 1995-го года, в период его максимальной политической активности, когда была пресс-конференция в рок-клубе, на которую приехали Лимонов, Дугин, Курехин и Тимур Новиков и тому подобное.

Моя версия такая: он увлекся Дугиным. Им можно увлечься — Дугин человек очень образованный, очень неортодоксально мыслящий и оперировавший культурными архетипами, если хотите, чрезвычайно близкими Курехину. А увлекшись, он несся уже во весь опор. И заодно увлекся и политическими идеями. Понимаете, тут очень много привходящих обстоятельств. На это же время пришелся расцвет Егора Летова. Страна находилась еще в тяжелом положении, но уже появился какой-то первый буржуазный жирок. Появилась попса, началось обуржуазивание искусства. Курехин со своим радикализмом всегда шел на грани, а то и за гранью. Ему всегда нужно было идти поперек, провоцировать людей. Вот и здесь — он провоцировал московско-питерский культурный истеблишмент, хотел заставить его задуматься.

При этом — да, конечно, он увлекся государственническими идеями; да, под влиянием Дугина или в результате своих собственных размышлений он говорил, что России не по пути с Западом. Лимонов увлек его эстетикой раннего фашизма.

«СП»: — Близко пересекающейся с эстетикой итальянского футуризма.

— Да-да. При этом, как вы правильно заметили, ему «надоели приколы». «Поп-механика» истощилась по сути дела. Он достиг всего, чего мог достичь, по масштабам. Он играл в СКК, там были военные оркестры, грузовики — то есть гигантомания такая, что дальше уже двигаться некуда. И он это прекрасно чувствовал. И его, видимо, привлекла возможность перенести этот провокационный метод организации материала в политику, в область чрезвычайно тогда еще подвижного и непрочного общественного сознания, взбудоражить его, поставить с ног на голову.

Так что когда говорят «мнения разделились» — получается, что и те, и другие были правы.

«СП»: — Если «Пусей» нельзя считать «наследниками» Курехина — то кого можно?

— Курехин — часть важного процесса, происходившего в советском и постсоветском искусстве 80-х и начала 90-х. Для меня Курехин неотделим от Дмитрия Александровича Пригова, «Коллективных действий», того же Тимура Новикова. Безусловно, Курехин был одним из самых ярких, но и Пригов не менее ярок. Но сейчас трудно говорить о «наследниках», потому что это всё были постмодернистские проявления, а сейчас постмодернизм потерял былую актуальность. К тому же Курехин был настолько многогранен, успел оставить след во стольких разных «медиях», что трудно найти равнозначную фигуру — не только в России, но и на Западе.

«СП»: — Вы близко и долго общались с Курехиным — было ли у вас ощущение, «перед тобой гений»?

— Да, безусловно! И это ощущение появилось на очень раннем этапе нашего знакомства, а 78-м году. Ни о какой славе еще и речи не шло, но то, что человек абсолютно незаурядный — по эрудиции, по смелости мышления, по парадоксальности — было очевидно. Другое дело, что всё время казалось — что-то недопроявлено, что-то еще будет происходить… но гениальность его была несомненна.