Сначала была история с кино.
Я снялся в кино.
Прошло некоторое время, и начали, в бородах и в паутине, вылезать из своих зимних нор те, кто лучше всех знают, как положено себя вести истинному русскому писателю.
— Разве Пушкин стал бы сниматься в кино? Лев Толстой? Иван Бунин? Рюрик Ивнев? — прозвучал недавно грозный вопрос в связи со мною. — После этой истории я точно понял: за Прилепиным теперь я не пойду, — заключил оратор горестно.
Как и вы, я тоже поразился на Рюрика Ивнева, когда услышал эту почвенническую суровую отповедь. Откуда, из какого подсознания выпало у оратора имя гомосексуалиста и декадента, странного типа, совмещавшего богемность с привычкой крутиться возле больших большевистских кабинетов?
Теперь началась музыкальная история.
С моей командой «Элефанк» мы записали веселую пластинку «Переворот».
Мы ее и не выпустили еще, а уже слышан подземный ропот.
— Да разве это возможно? — вопрошают из-под земли, — Чтоб русский писатель и — пел? Значит, это — не писатель!
С интересом жду, какие на этот раз назовут неожиданные фамилии.
Лермонтова и Грибоедова нельзя называть — они сочиняли музыку. Есенин тоже придумал мелодии для, как минимум, двух своих стихов — и задушевно исполнял их под гармонь.
— Да разве Пушкин стал бы песни петь? — спросят меня люди в русых окладистых бородах, и я потуплю взгляд, — Достоевский стал бы? — и я вздрогну, как от пощечины, — Лесков?.. Михаил, наконец, Кузмин?.. Я точно знаю — не пойду я за Прилепиным теперь!
На фамилии «Кузмин», я подниму удивленный взгляд, а мой собеседник, напротив, опустит глаза долу, сам не зная, чего это с ним, и речь свою скомкает поспешно.
И, правда, чего это с тобой, болезный мой?
Не ходил бы ты за мной, действительно. А то и не знаю, чего ждать от тебя.
Фото: ИТАР-ТАСС/ Александра Мудрац