Плохой хороший человек

Некоторые книги вызывают недоумение. Есть к моменту их появления набор известных фактов. Подтвержденных документально. А автор с упорством утверждает обратное.

Подобные чувства возникли при чтении воспоминаний историка-эмигранта Николая Рутченко-Рутыча (1916 — 2013).

Его рассказ о себе чрезвычайно интересен. Не менее интересно описан фон эпохи, окружающие мемуариста люди.

Рутченко родился в 1916 году в семье офицера, расстрелянного спустя 4 года в Крыму. Учился на истфаке Ленинградского университета. Написал и издал книгу об Анри Тюренне, талантливом полководце эпохи Тридцатилетней и Голландской войн, прошедшем путь от рядового до маршала Франции. Сам историк участвовал в Советско-финляндской и Великой отечественной войнах. Сражался в войсках НКВД. Попал в плен. Дальше, согласно версии самого Рутченко, он служил «расконвоированным военнопленным» в должности переводчика в Гатчине. Заинтересовался идеями эмигрантского Национально-трудового союза нового поколения (будущего НТС). Попытался организовать независимый отряд, одновременно сражающийся против Гитлера и Сталина. Был захвачен гестапо и заключен в концлагерь Заксенхаузен, где сидел (обратим внимание!) в особом лагере А (привилегированном) с племянником Черчилля Питером и комбригом, ставшим коллаборантом Иваном Бессоновым (как и мемуарист, служившем одно время в НКВД). После освобождения избежал насильственной депортации в Советский Союз. Продолжил заниматься наукой, написав ряд глубоких исследований по отечественной истории начала ХХ века и Гражданской войне («Думская монархия», «Белый фронт генерала Юденича»).

Так что же здесь не так?

Не так здесь дело обстоит со службой в Гатчине. Из книги Николая Рутченко создается впечатление, что он был простым переводчиком в тыловой части вермахта. В мемуарах немцы-начальники его даже предупреждают, что среди других военнопленных «могут оказаться не только агенты НКВД, но и информаторы СД».

Вот только в мемуарах участников тех событий: военнослужащего испанской «Синей дивизии» (она сражалась на стороне немцев) Владимира Рудинского, председателя НТС Виктора Байдалакова Рутыч описан не обычным армейцем, а сотрудником СД. Байдалаков, вспоминал о «поручике СД». В числе прочего, он писал: «хотя биография его была явно приглажена и лакирована, был принят нами в Берлине с распростёртыми объятиями — там будет видно».

Наш герой предстает сотрудником СД и в научных исследованиях (Владимир Макаров).

Вот, что о Рутченко сохранилось в архивах госбезопасности. Возьмем дело Ольги Колоколовой (1946 г.): «Рутченко бил заключенных, сидевших в СД, и неоднократно расстреливал сам лично лиц, приговоренных к смертной казни. Я однажды случайно была свидетелем того, как Рутченко в парке, недалеко от здания в Гатчине, расстрелял двух мужчин и одну женщину. О том, что Рутченко очень часто производил расстрелы, я слыхала от многих лиц, работавших при СД».

Могут возразить: документы СМЕРШ специально фальсифицировались для последующей дискредитации Рутыча. Конечно, подобное исключить нельзя. Но в документах (тоже дело Колоколовой или Марии Кагановой) Рутченко явно не являлся главным злодеем. Скорее, персонажем второго плана. Да и Байдалаков агентом НКВД вроде бы не был… Ему-то зачем обманывать читателя?

Могут еще возразить: почему эти документы не использовались в годы «холодной войны»? Так ведь искали Рутченко, а книги в эмиграции писал Рутыч.

Да, затем его идентифицировали. Но все равно не требовали экстрадиции. Здесь возможны три варианта. Во-первых, Рутченко говорил, что его пытались завербовать советские спецслужбы. Что же — известный деятель эмиграции, знакомый со многими европейскими политиками, действительно лакомый кусок для КГБ. Вероятно, разведка, даже после неудачных переговоров не стала «рубить концы».

Во-вторых, могло иметь место элементарное разгильдяйство. Материалы вовремя не нашли. Не нужно думать, что спецслужбы — это такой четкий механизм. Сбои бывают везде.

Наконец, версия, к которой склоняется автор. Рутченко был связан с проектом Цеппелин — созданной СД разведывательно-диверсионной сети на территории СССР. Как правило, западные спецслужбы неохотно выдавали ее сотрудников. Поэтому нельзя исключить, что, во избежание опасности вновь «потерять лицо» Советский Союз не выдвигал требования его экстрадиции.

Защитники Рутченко говорят, что нет немецких документов, подтверждающих его службу в СД. Но существует радиоперехват, сделанный англичанами. Он связан с вопросом сокрытия мест массовых расстрелов советских граждан. В числе лиц, знающих такие места, указан и Рутченко. Вряд ли переводчик мог быть в курсе подобных преступных деяний. Зачем немцам лишний свидетель? Что переводчику делать на расстреле? Если только Рутыч был не переводчиком, а кем-то повыше.

Объективности ради отметим: в тексте радиоперехвата он обозначен как «коллаборант Рутченко».

И еще один аргумент. Если бы Рутченко был простым переводчиком, разве стали бы немцы отправлять его в привилегированный блок (лагерь)? Скорее расстреляли бы после допроса. А так… Вот как Рутыч вспоминал слова коменданта лагеря, сказанные им при знакомстве: «У меня вы отдохнете». И это не был черный юмор. Первый обед: «Я не поверил своим глазам. Миска была наполовину заполнена жареной картошкой, а рядом лежал аккуратно отрезанный маленький кусочек мяса. Впервые насытившись после моего ареста, я улегся на мягкую кровать и тут же заснул». Надо добавить, что камера (мемуарист называет ее комнатой) была одноместная, «большая и светлая». Заключенным позволялось гулять до восьми вечера. Днем можно было ходить в лес. По четвергам заказывать книги из библиотеки.

Кстати, сидевший с Рутченко Питер Черчилль не был племянником знаменитого премьер-министра. По приказу Гитлера все коммандос, попадавшие в плен, подлежали расстрелу. Питер назвался родственником сэра Уинстона, чтобы избежать неминуемой казни.

Такой вот получается детектив. Может быть, если бы речь касалась рядового эмигранта, то обман и не вскрылся… Но тут речь идет о действительно блестящем историке. Противоречие почти по Чехову. Как там Томас Манн назвал Ивана Лаевского из «Дуэли»? «Плохой хороший человек».

В качестве названия мемуаров Рутченко взял строчку из Николая Гумилева «Слово» («В оный день, когда над миром новым…»). Лучше подошло бы другое стихотворение, расстрелянного поэта, четко фиксирующее противоречие драмы Николая Рутченко-Рутыча:

Созидающий башню сорвется,

Будет страшен стремительный лет,

И на дне мирового колодца

Он безумье свое проклянет.

Разрушающий будет раздавлен,

Опрокинут обломками плит,

И, Всевидящим Богом оставлен,

Он о муке своей возопит.

Николай Рутченко-Рутыч Средь земных тревог: воспоминания. — М.: Русский путь, РИЦ «Собрание», 2012. — 608 с.