Имперский волхв завтрашнего дня

Уважаемым читателям СП предлагается очередная встреча в мета-гостиной с моим легендарным другом, писателем, политиком и главным редактором газеты «Завтра» Александром Прохановым.

Сергей Сибирцев: Моя мета-гостиная не зря именуется «мета». Ее можно было бы обозначить и по-другому. Но наши беседы — это, по сути, продолжение моих клубных мероприятий в ЦДЛ, на которых бывал и ты, Саша. На одном из моих Клубов была презентация и твоего ослепительного романа «Русский», в судьбе которого я поучаствовал в качестве издателя. Я полагаю, твоя многочисленная орда поклонников должна быть благодарна и твоему другу, и первому читателю «Русского».

Саша, позволь тебя спросить, что сейчас волнует знаменитого писателя Проханова — именно не редактора, а писателя по призванию, — что сейчас зреет в его многомудрой голове, в его пламенном сердце, его имперской душе?..

Александр Проханов: Да, Сережа, благодарен тебе за приглашение в твою мета-гостиную, которую ты открыл нашим общим другом Юрием Мамлеевым.

Я всю жизнь гнался за историей, которая от меня ускользала. Страх потерять эту историю, отстать от нее, не записать быстролетную, фантастически важную, восхитительную и страшную историю для меня всегда было драмой. Меня так устроил Господь, что я летел на своей колеснице вдогонку за загробными историческими метафорами: сначала это были метафоры, связанные с русской деревней, потом это были метафоры, связанные с грандиозными советскими стройками, заводами, конвейерами, рудниками. Потом были метафоры, связанные с космодромами, ракетными запусками, подводными лодками, танковыми полигонами. Потом это были метафоры, связанные с войнами, которые шагали по всему миру, и которые вел Советский Союз инкогнито: Кампучия, Никарагуа, африканские страны… А потом эти локальные войны шагнули кровавым копытом и на мою родину: Карабах, ставший первым жертвенным агнцем… И потом произошел настоящий чудовищный взрыв 1991 года!

Знаешь, Сережа, я воочию видел, как взрываются горы на атомных полигонах, — в эти земные поры-горы закатывают сатанинский термоядерный заряд, живая гора вздрагивает в чудовищной агонии, взлетает и… опадает мертвым пеплом. Такой же бессмысленный и беспощадный взрыв произошел и с моей страной: в нее закатали ядерный заряд, и она, беззащитная, взлетела… и рухнула. И я, как русский писатель, фиксировал своим немощным пером этот доморощенный апокалипсис…

С.С.: Саша, прости — побольше бы таких немощных перьев… ведь есть наши современники, наши знаменитые писатели — друзья, которые не так глубоко исследуют нынешний русский космос, но создают свои замечательные творения, в которых предстает настоящая история нашей страдалицы-России. Наш друг Владимир Личутин…

А.П.: …Дмитрий Балашов! Да, это прекрасно! Но для меня это неприемлемо. Я пишу неостывшую, горячую историю, историю, к которой нельзя прикоснуться. Иногда эта история обжигает. У меня все пальцы, все глаза, все мои чувствилища обожжены, обуглены, как у вулканолога, который работает на кратере извергаемом. Так было всегда.

Ты меня, Сережа, спросил, что меня волнует? — я боюсь отстать, я боюсь, что моя немощь нажитая, моя усталость жизненная, мой темперамент писательский не догонит эту волну исторических повествований, которая сейчас поднимается. Но все равно живу настоящим! Сейчас окончил роман и отдал его в печать. Называется «Время золотое». Там я учел и метафору Болотной площади, и метафору взрыва двадцатилетней давности, и метафору тончайших технологий, в которых я сам участвовал, — я сам ее претворял в жизнь. А вот сейчас наступает новая волна, абсолютно новый подъем, с новыми персонажами, с новой энергетикой, с новой катастрофикой. Смогу ли я угнаться за ней? Смогу ли я поймать на свой писательский крючок эту страшную рыбу, которая всплывает из недр истории, которая еще покрыта слизью, которая покрыта шипами? Смогу ли я уловить в свою привычную писательскую сеть все, что меня сейчас безумно будоражит и тревожит?

С.С.: Знаешь, слушаю тебя и поражаюсь твоему темпераменту — и писательскому, и человеческому… Для меня вообще Проханов — совершенно феноменальный человек, за которым слежу и которым восхищаюсь еще с 1980-х годов, когда вкалывал бурильщиком в славном городе Воркуте. Причем я тогда угадал, что Проханов — это совершенно особой выделки русский писатель. Читая твои романы, восхваляющие пафос советской могучей имперской действительности, я проникался твоими, возможно, и идеалистическими картинами социалистической стороны. Но эти твои картины звали к жизни, они были жизнеутверждающие. Я восхищался и твоими публицистическими работами, и чрезвычайно эмоциональными выступлениями на писательских форумах…

У тебя ведь уже и тогда народилось множество недоброжелателей, которые не захотели понять, почему же Проханов так беспокоится о будущем России. Ты ведь уже и тогда предчувствовал своими глубинными нервами, интуицией, всей своей писательской сущностью, что с советской Россией, с красной Империей, творится что-то неладное. Это уже тогда раздражало твоих коллег-писателей. Тебе как бы отказывали в пророчестве. Но ты молодец, ты всегда был тверд в своих убеждениях, не дозволяя себе компромисса. И когда нагрянули веселые и жуткие девяностые годы, ты открыл газету «День», которая мгновенно стала суперпопулярным всесоюзным изданием. Какой там был блистательный редсовет! Помнишь, Саша, я ведь пришел в твою газету прямо с улицы. И только благодаря Анатолию Афанасьеву, Владимиру Бондаренко мне мгновенно дали целую полосу под мои мини-новеллы «Поезд в никуда». Именно Толя Афанасьев, впоследствии ставший моим близким другом и рекомендателем в крупнейшее издательство, внушил мне, что я могу творить и крупные вещи.

Саша, на протяжении всех лет существования твоего издания ты неизменно одариваешь читателей своими хлесткими, злободневными, бескомпромиссными, бесстрашными на грани фола передовицами. И для меня эта твоя публицистическая оперативность — всегда загадка.

У тебя — точно я знаю — есть тайные помощники в правительствах мира, — возможно, даже где-то в тех правительствах, которые заседают на небесах, — ведь именно они тебе что-то подсказывают, советуют, делятся. И ты все это расшифровываешь. Полагаю, поэтому тебя в последние годы постоянно приглашают на знаменитые теле- и радиофорумы, на которых ты всегда, особо не напрягаясь, почти спокойно и доброжелательно размазываешь своих изощренных оппонентов. Некоторых этих замечательных ребят мне порой просто жалко, — такими они предстают школярами!.. И на этих всероссийских электронных площадках ты уже давно выступаешь именно как политик первого ряда.

Саша, ты веришь, что наше современное державное правительство Путина вытащит Россию из этого множества зловонно-озонирующих дерьмовых ям?

А.П.: Дорогой мой друг Сережа, это не вопрос веры. В мои ветхозаветные годы верят только в Господа Бога. А исторические фигуры периодически появляются на просторах России. Да, с ними можно взаимодействовать, сотрудничать, если они за историческую, мою любимую Россию.

С.С.: Саша, а я ведь помню, как в свое время ты поддержал нашего нынешнего правителя, дав ему пафосное сравнение — летящий дротик… А дротик — это ведь боевое оружие античных преторианцев-бойцов… Именно после твоей замечательной метафоры и веры в Путина его еще больше возлюбили на Руси-матушке. До Путина ты никогда не поддерживал новейших государей Империи — ни душку Горбачева, ни добродушнейшего трезвенника Ельцина. А ведь Путин — порождение ельцинских мыслеформ. Порождение всей той чудовищной мега-машины, которая и разрушала, и раздавила весь тот имперский миропорядок, которому ты отдал полжизни.

Загадка! — пришел Путин, и вдруг эта чудовищная инерция саморазрушения стала тормозиться. Если уж пошла борьба за освобождение от коррупции, то надо бы эту политическую игру играть по-честному и не жалеть своих гнид-соприятелей. Раз дал отмашку мочить проворовавшихся суперчиновников, так уж иди до конца! — так ведь народу мнится!

А.П.: Сережа, то что ты сейчас так горячо говорил, — твой замечательный монолог! — я бы его даже в свою газету «Завтра» поставил. А вопрос твой на сегодняшний день не имеет однозначного ответа… Верю ли я в Путина?.. Понимаешь, современная политика — безумно тонкая вещь, которая не допускает грубых, брутальных движений. Бывает такое спонтанное соединение тонких политических энергий в жгут, которые иным кажутся закругленными, уютными… А я иду другим путем: я заколдовываю, зачаровываю…

С.С: Ага, великий Проханов шаманит…

А.П: Да, и снимаю всероссийскую порчу, и навеваю сон золотой из детских любимых сказок, и рассекаю накопившейся в человеческом сознании черный пессимизм, и рублю узлы и тромбы, подаренные нам милой либеральной пропагандой. И делаю я это при помощи особых тонких технологий: здесь и художественные методы, и артиллерия публицистики, и даже технологии сложнейших гипнотических сеансов, которыми являются мои выступления по телевидению и радио.

С.С: Я как раз у тебя и спрашивал в начале своего мольеровского монолога: есть ли у тебя какие-то конкретные люди, которые на тебя работают? Потому что на одной интуиции нельзя отстроить божественный имперский замысел…

А.П: А как ты думаешь? — разумеется, на меня работают крупнейшие мировые конспирологические центры: Бильдербергский клуб, Трёхсторонняя комиссия, на меня трудятся Пентагон, Госдеп и Моссад, на меня вкалывают ФСБ, наше воспрянувшее министерство обороны, на меня работают — ЦБ, любимое лесное хозяйство, все энтомологи мира, все звездочеты и астрологи!.. Я телепатически взаимодействую с атомными подводными лодками, которые уходят в плаванье на несколько месяцев, и никто не знает, где они находятся в мировом океане, кроме меня. Мне помогают чудотворные твари, которые еще неведомы земным ученым! Я нахожусь в сложнейшем взаимодействии с планетами Солнечной системы!

Темная материя и темная энергия наполняют мои писательские завтраки, обеды и ужины. Я давно вскормлен этими загадочными субстанциями, я сам являюсь их частью. Поэтому, может статься, в конце нашей беседы ты будешь превращён в астероид, и тебя больше не увидят мои друзья — ни Сергей Шаргунов, ни Захар Прилепин. Ты окажешься в другой галактике, приземлившись на восхитительную, божественную планету, там ты будешь окружен своими космическими почитателями, слух которых ты будешь услаждать чтением своего божественно-веселого романа «Государственный палач«…

С.С: Да, загадка существования Проханова навсегда останется неразгаданной. Саша, ты всего себя посвятил чудовищным практикам, экспериментам, начисто отвергнув личную жизнь… Потому что командировки по горячим точкам Земли, газета, книги, телевизионные ристалища, борьба с реальными подонками не оставляют на это времени. Я вижу тебя настоящим античным бойцом, возможно даже гладиатором…

А.П: Сережа, разгадка существования Проханова очень проста: мой тотемный зверь — это бультерьер.

С.С: Но ведь это искусственно выведенная бойцовая собака…

А.П: А ты считаешь есть естественного происхождения боевые псы?

С.С: Знаешь, Саша, мое мнение: ты сам себя выпестовал, воспитал. На алтарь своего творчества, своего предназначения ты положил свою судьбу, отвергнув все человеческие удовольствия…

А.П: Что касается удовольствий личной жизни, — мы же с тобой старинные эпикурейцы! И мы прекрасно понимаем, что, скажем, серебряная ложечка полная меда, должна медленно и постепенно приближаться к устам, прежде услаждая твое обоняние. Прежде чем испить сладость этих медовых ароматов, ты видишь золотое, янтарное сияние этого божественного медового сгустка…

Однажды, в детстве, я проглотил такую ложечку медового эликсира, и это божественное благовоние до сих пор охраняет мой зев от проникновения в него злобных, темных, чуждых ангелов… Если говорить о женских устах — это отражение утреннего солнца на глади моря, это восхитительный свист снаряда, который приближается к тебе, и пока он не плюхнулся в тебя и не превратил в кровавую котлету, ты вспоминаешь и эти родные уста, и своих родителей, и детей, — ну разве это не наслаждение жизнью?!

С.С: Собственно, все эти чувства, все эти переживания присутствуют в твоих романах. Еще меня поражает твое ораторское своеобразие. В тебе бездна самоиронии. Это качество я считаю одним из главных достоинств современного человека, политика, писателя тем более. Ты же переполнен этим. Спокойно можешь над собой посмеяться, поиздеваться. Это так выходит изящно, негрубо! И собеседник или оппонент твой никогда не будет чувствовать себя неловко. Проханов так ценит жизнь, что понимает: всерьез воспринимать себя любимого… несерьезно. Потому что, если бы ты так любил себя, не прошел бы все свои многочисленные и прошлые, и нынешние войны.

А.П: Сережа, согласись, а что может быть смешнее писателя, лежащего в гробу?!

С.С: Более фарсово и забавно, когда в гробу возлежит член Союза писателей, а сам гроб в Малом зале ЦДЛ, а собравшаяся проводить его публика понимает, что они отдают почести… отнюдь не инженеру человеческих душ…

Но есть, слава Богу, еще здравствующие большие писатели, к которым я отношу и тебя, и Юрия Васильевича Бондарева, которому в следующем году исполняется девяносто лет! — человек, прошедший чудовищные тяготы войны, дискурсы громадной власти, — и ведь до сих пор продолжает творить!

А.П: Смысл Юрия Бондарева в том, что он был и остается государственным писателем. Это редчайшее писательское качество, которое сейчас, увы, невоспроизводимо. Бондарев был мощнейшим орудием государства, он был значим для государства, так же как новые системы ракет, поэтому он и участвовал в этом суперпроекте, именуемом СССР. Это доля свыше, эта страшная доля, потому что он эту долю завоевал на полях сражений, и когда он теперь оказался в этой пустоте — не знаю, что он чувствует, — но я вижу, что он не потерял достоинства. Его любимым образом всегда являлся солдат советской империи. И Бондарев важен мне даже не столько как художник — как прекрасный художник! — а именно как красный рыцарь красной империи.

С.С: Да, я с Юрием Васильевичем сейчас в основном общаюсь по телефону. Был как-то со своими друзьями у него в гостях… В скором времени полагаю встретиться с ним в моей мета-гостиной. Да, Бондарев до сих пор солдат. А еще замечательный теплый человек.

И вот еще твоя добрая особенность литературного мэтра. Ты когда-то смог себе позволить достойно представить в своем суперизвестном издании «День» совершенно никому не известного молодого сочинителя. И уже затем в газете «Завтра» я у тебя публиковал целые полотна фрагментов своих романов. И как же мне завидовали иные известные писатели! А через какое-то время ты пригрел и ослепительные новые дарования — Шаргунова, Прилепина, Сенчина, Тарковского… А сейчас эти ребята — наши общие друзья — все знаменитые, все опремиаленные. Твоя газета поддержала эти таланты! Которые затем подхватила тоже ныне легендарная газета «День литературы» во главе с блистательным публицистом, критиком, культурологом, нашим общим другом Владимиром Бондаренко.

Вспоминаю, как твоя газета совершенно бесстрашно размазывала всю ельцинскую и лужковскую клику!..

А.П: Задача газеты была не просто размазывать, уничтожать этих упырей, — мы создавали завтра России! выстраивали идеологию сегодняшнего государства! положили на это четверть века!

С.С: А вспомни, Саша, сколько за это время возникло и кануло в небытие либеральных супероплачиваемых изданий, о которых сейчас уже никто не помнит. Что там говорить… Твое издание — уникально!

А.П: Ты меня помещаешь в свой миф, дорогой Сережа. И мне в этом мифе уютно. Открою тебе очередную тайну: готовится к выпуску номер газеты «Завтра» на церковно-славянском языке! Этот древний язык — язык ангелов. Наша задача общаться не только с земными существами, но и с небесными, а ангелы понимают только церковно-славянский. Мы сейчас готовим этот выпуск, и я жду, что моими читателями, нашими подписчиками станут и сонмы ангелов. Я мечтаю, что газета «Завтра» станет их любимым изданием. Надо вещать о преодолённых грехах, о милосердии, нужно прорубать коридоры в небесах, чтоб сквозь эти коридоры ангелы спускались в нашу кромешную жизнь. Нам кажется, что силы небесные оставили наш народ и вообще нашу землю, но мы, как газета магических технологий, перейдя на церковно-славянскую речь, надеемся вызвать к себе легионы ангелов, чтобы они прилетели, расселись на всех церковных крестах и алтарях и поддержали современный церковный возглас-глас.

С.С: Если это твоя издательская притча-мечта, то она замечательная! Я только за! Саша, вот что меня еще волнует в нашей непутевой жизни: как строится наша Москва! Не стала ли она тебе чужой? Мне лично в эти десятилетия она перестала согревать сердце…

А.П: Нет, для меня Москва и сейчас не чужая. Я всегда восхищался возможностью изображать ее. Все мои романы, — они все о Москве. В самых ранних романах я показал ту Москву, которой восхищался, она перекочёвывала из романа в роман. А сейчас Москва, особенно ночная — восхитительна! Это таинственное светило, эти потрясающие, прозрачные стебли, в которых бьются феерические электронные соки. Чего стоит эта тотальная реклама на родном английском языке, которая хищно витает над моей Москвой, как фантастический чужеземный беспилотник. А чего стоят эти растущие прямо у тебя под ногами, движущиеся, прозрачно-стеклянные черви, которые могут вот-вот объять тебя и унести в свою преисподнюю. Москва ледяная, кристаллическая и светоносная одновременно… Современная застывшая музыка моей ночной Москвы, — как изобразить ее? как передать всю сложность и восхитительность ее современных эклектичных красок?!

С.С: И как же ты волшебно отобразил столицу в своем романе «Русский», который я читал еще в рукописи! Совершенно блистательная, страшная и фантастическая Москва!

А.П: Да, Сережа, я попытался ухватить пластику современной Москвы. А что касается начинки, что касается моллюсков, которые поселились и обжили столицу — это сложнейшие новейшие иносущества. Москва — это новейший Вавилон. И у этого Вавилона есть свои тайны, свои подземные катакомбы, есть свои восхитительные, а, может быть, даже грозовые небеса. Я жалею, что сейчас не имею возможности двигаться по этим московским вип-трущобам, смаковать московские вечеринки, сакральные мегаполисные капища… В Москве есть все! В Москве жируют сатанисты. В Москве — молятся за нас святые праведники. Каждый день в Москве происходит таинственное чудо. Москва — это галактика современного мира. Это столица грядущей земной империи!

Благословляю того художника, который сейчас выживает и создает свои труды в этом чудовищном столичном пристанище миллионов.

С.С: А вот когда ты пишешь свои романы, у тебя есть прикладные вещи, например, кофе, музыка или вид из окна, которые тебя вдохновляют, которые вводят тебя в твой загадочный писательский транс?

А.П: Да, Сережа! есть! — я беру старинный медный таз — трофей афганской войны, — наполняю его горячей водой, окунаю в него свои голые, утомленные походом ноги и пишу свои священные тексты. Иногда, когда в моем доме гаснет свет, я протягиваю руки к книжной полке, там у меня стоит коробка, полная светлячков, которых я поймал в Никарагуа, я открываю эту темницу, и они вылетают из нее и освящают мою рукопись, мою бумагу и иногда мой компьютер.

Я существую один, и иногда мне некому поднести даже кружку воды или сварить легкий ужин. Но это не страшно… Порой я обращаю свой взор на эту же книжную полку и достаю одну загадочную маленькую шкатулку. В этой шкатулке, Сережа, хранится… манна небесная. Эту манну небесную я собрал не в Израиле, — я отыскал ее в секторе Газа у моих друзей палестинского движений Хамас. И они поведали мне, что это и есть та самая библейская небесная манна, которая спасла евреев от голода во время их сорокалетних странствий. Я привез ее сюда и вдруг обнаружил!.. что эта манна небесная есть ни что иное… как семена русской березы.

Минувший год был годом сверхобильного плодоношения, и вся земля вокруг моего загородного дома — мой садовый стол! — все было засыпано березовыми семенами — это и была манна небесная! Я сделал открытие, что оказывается, та манна, которая спасла ветхозаветных евреев, была просто гуманитарной помощью, посланной древними славянами братскому еврейскому народу в трудную минуту его существования.

И я вкушаю эти березовые семена, — они возвращают мне силы, бодрость, и я творю свои списки, которые некоторые недалекие читатели почему-то иногда нарекают антисемитскими.

С.С: Как только тебя, Саша, ни обзывают. Ты как ледокол прешь вперед! Ещё одна твоя особенность заключается в том, что ты не обижаешься на злопыхателей. Ты просто, если что, сразу соперника уничтожаешь! И вся недолга!

А.П: Сережа, пойми, этому искусству я учусь не только у античных герой, но с недавних пор и у самого Владимира Владимировича Путина. Наш президент человек абсолютно мягкий, не мнительный, не мстительный, не обидчивый, доброжелательный. Думаю, что многие сумели убедиться, что это так. Даже наш знаменитый сиделец Ходорковский… Мне порою кажется, что я, как и наш президент — милосердный и сострадательный к своим недругам.

С.С: Знаешь, Саша, а ведь хорошие у тебя предпочтения… Но расскажи гостям моей мета-гостиной, а когда же и как ты отдыхаешь?

А.П: Когда я уже окончательно впадаю в изнеможение, я иду, Сережа, в твою мета-гостиную, ложусь на твой роскошный персидский ковер и начинаю фантазировать, начинаю тихо и сладко бредить. Спасибо тебе, что ты иногда открываешь мне дверь в свою звездную обитель.

С.С: Я думаю, наши читатели успели почувствовать, что перед ними вещал не простой сочинитель текстов, но именно пророк, строитель будущих миров, предвосхититель новейших земных цивилизаций, каждая нервная клетка которого звенит и трепещет в предощущении светлого и радостного будущего землян.

Дорогой мой Саша, благодарен тебе за визит в мою скромную обитель.

Фото: фэйсбук Сергея Сибирцева