Сын вождя

«Мечеслав знал, что делает то, что должен. Вот такая выходила странность — надо было одно. А должен он был делать другое. До сих пор „надо“ и „должен“ в его жизни не расходились, а этой ночью — разошлись. Об этом стоило подумать — когда-нибудь. Не этой ночью».

Так начинается книжный сериал Льва Прозорова «Мечеслав», первые две книги из которого увидели свет в начале этого года.

Профессиональный историк, публицист и писатель Лев Прозоров получил известность в середине «нулевых», когда вышли его книги «На границе Тмуторокани» (история освоения русскими Кавказа… в I тысячелетии нашей эры!), «Времена русских богатырей» (о древнерусской воинской традиции) и, разумеется, «Святослав». Впоследствии эти книги неоднократно переиздавались. В 2009 году был опубликован его первый художественный роман — «Евпатий Коловрат», в котором Прозоров излагает весьма своеобразную точку зрения на один из эпизодов Батыева нашествия. Отметим также последние научно-популярные труды Прозорова. Это, во-первых, «Варяжская Русь» — подробнейший рассказ о славянских державах Южной Балтики, существовавших на месте «бывшей ГДР». Советские и постсоветские люди знают о балтийских славянах непростительно мало: многим больше знакомы Атлантида и Лемурия. Во-вторых, «Вещая Русь», написанная в соавторстве с Екатериной Калинкиной: на основании реальных заговоров исследователи реконструируют, ни много ни мало, дохристианскую славянскую литургию, языческое богослужение.

Сериал «Мечеслав» — образчик качественного исторического романа, где на тщательно выписанном историческом фоне разворачивается яркий и сильный сюжет.

Время действия романа — середина X века. Заглавный герой — сын вождя вятичей-повстанцев, сражающихся против хазарских поработителей. Едва войдя в этот мир, он был благословлен отцовским мечом, а его первыми игрушками стали боевой топор и голова хазарского наёмника, добытая старшим родичем — одна из многих голов, украшающих стены лесной крепости… Сызмальства он «привык причислять себя к роду много более опасных хищников, чем серые охотники», и первые вражьи жизни взял на десятом году. А к тому возрасту, когда наши современники только-только вступают во взрослую жизнь, это уже бывалый, много повидавший воин…

«Да ну, лажа, не могло такого быть!» — скажет умудрённый «хомячок». Ну конечно. Ведь бесчисленное множество фильмов, художественных и «антинаучно-популярных» книжонок навязывают нам образ несчастненьких славянушек, горестно сгибавшихся под разными игами. А современный белый мир поражён проказой инфантильности, слабости и безволия. Понятно, что нам сейчас трудно представить, что в те баснословные времена было по-другому.

Однако — так было!

Потому что не стало бы Руси, и не было бы России, если бы в самые чёрные годы не находилось тех, кто готов «променять тёплый дом и сытую жизнь на вечный бой с чужаками-захватчиками» и с младых ногтей воспитывать из своих сыновей — воинов, безжалостных к врагам и к себе. Чтобы пятнадцати-шестнадцатилетний юноша… то есть мужчина, уже изведавший и превратности войны, и горечь неравной любви — мог бы сказать «Я сам себе дружина!» и в одиночку броситься в погоню за шайкой кочевников-работорговцев. Не от отчаяния, не за бессмысленной, хотя и геройской смертью, а затем, чтобы догнать и истребить «коганых».

"Потому что не суметь защитить свою женщину, кем бы она ни была — бесчестье".

Не один десяток лет родичи Мечеслава бьются с коганой напастью. Бьются, пусть и без надежды взять верх. Просто — пока живы витязи в лесных городцах, они вновь и вновь будут отправляться в набеги, мечами и чеканами вычищать с земли вятичей… вот это:

«Для них всё, что не есть они, всё, что не их племени — то, что для иных мёртвая вещь. Не „ты“, „это“. Чужой народ, чужая земля, чужие боги, чужая любовь, чужая ненависть — всё „это“. Без души, без воли, без обычаев и желаний, без чести и бесчестия, что нельзя любить, нельзя уважать, нельзя договариваться — только использовать. В мёртвом мире живут они. И мертвечина их на том не останавливается, уже и на соплеменников начинают смотреть те, кого мнят хазары мудрецами, как на „это“ — на „народ земли“, „ам-хаарец“, „чёрных хазар“. Беда же в том, что заразна эта порча. Помалу она проникает в души».

Но самого Мечеслава его малая война приводит под знамёна киевского вождя по прозвищу Пардус. Пока что витязи Пардуса громят хазарские торжища в приграничных землях, уничтожают отряды наёмников, освобождают невольников и вешают работорговцев — но намерения вождя простираются гораздо дальше:

«Ты идёшь драться против стражников и торговцев рабами. Я поставлю тебя против полчищ Итиль-Кагана. Ты хочешь освободить несколько невольниц. Я дам тебе спасти всех — и тех, кого уже увели, и всех, кого хотят увести ещё».

Наверное, читатели уже догадались, что вождь Пардус — это князь Святослав, будущий сокрушитель Хазарского каганата, создатель сверхдержавы восточных славян, усмиривший степняков и бравший дань с царьградского кесаря. Всё это в будущем. А сейчас Мечеслав стоит перед вождём «с кострами в глазах», не в силах совладать с изумлением: кем же надо быть, чтобы всерьез готовиться истребить хазарское страшилище?

Я не стану пересказывать сюжет «Мечеслава»: это ни к чему. Пусть уважаемый читатель нырнёт с головой в то время… если, конечно, достанет смелости. Пусть ощутит себя в обманчиво-мирном лесу, где незваному гостю пропасть не просто, а очень просто. Пусть сквозь туман, покрывающий болото, услышит невзрачный серый говорок нежити над ухом. Пусть почувствует, как краска заливает щёки, а рот неудержимо расходится в ухмылке от весёлых прибауток на селянской свадьбе. Пусть взглянет на коганых наёмников глазами юного витязя, через прицел самострела:

«Кромегость, выхватив из ножен меч, бился с одним из охранников, другой валялся на земле, и из него торчала сулица вождя. Рядом с ним черный Жук рвал кого-то в траве — пестрый рукав халата взлетел и рухнул в брызгах крови. Третий наемник как раз в это мгновение наскочил с копьем на Барму, но тот просто перехватил могучей рукою древко копья, рванул его на себя так, что чужака накренило вперед, и с размаху ударил булавой по башлыку. Охранник обвис в седле тряпкой. Конь Истомы лежал на земле, убивший его копьем охранник конской грудью сшиб с ног успевшего соскочить вятича, стоптал подвернувшегося под копыта Бруду, кинувшегося защищать хозяина, но заколоть самого не успел…»

…Или — глазами мятежных селян, ожидающих жуткой казни:

«Старейшину уже поволокли к первому колу, но тот вдруг стряхнул руки буртасов и решительно зашагал к посаднику. Наёмники рванулись было хватать за рукава, но посадник отмахнул плёткой, и буртасы просто пошли вслед за старым вятичем.

Лицо у того было не бледным — красным, старческие глаза не по-старому горели злостью…

— Лютой смертью помру, — негромко сказал старик… — А знаю, за что — за род свой. А ты-то, … купленная, когда срамной смертью подыхать будешь — за что подохнешь? За щеляги обрезанные?".

Пусть побеседует с умными, проницательными хазарскими работорговцами о том, как делать из человека — раба:

«Очень опасная ошибка — чтобы раб видел только пропасть между нами и собой! В этом корень согласия между невольниками, а там недалеко и до сговоров, вредительства, даже бунта! Необходимо воспитывать раба так, чтобы он видел пропасть между собой и остальными рабами. А в хозяине, напротив, единственную защиту и опору…»

И пусть почувствует хищную радость, когда торговцев людьми настигает возмездие:

«- Ррррусь!!!

Из ночной темноты, топорща длинные прямые копья, выступил ряд воинов в дюжину щитов. За ним — второй такой же. И ещё. И ещё… шлемы поднимались над рядами щитов, на каждом из которых летела острокрылая птица, похожая на трезубец, и катилась солнечная Ярга".

…Пусть наш современник взглянет в глаза всем этим людям, оживлённым мастером. Суровому вождю лесных витязей Ижеславу и весёлой любвеобильной селянке Лисе Лунихе. Воеводе Асмунду, который внушает трепет даже соратникам, и балованному переростку Глебу, младшему брату Святослава. Сорви-голове Вольгостю Верещаге из Святославлей дружины и печенежскому волчонку Тонузобе…

Высшая степень достоверности в описаниях и мастерства художника — достижение эффекта присутствия. Известно, что некоторые герои повествования — уже упомянутый Вольгость Верещага, склочный правдоискатель Спрятень Бирюк и смоленский коваль Узьма Древан — имеют реальных прототипов, только не в древней истории, а в современности. Читайте «Мечеслава» внимательно. Может быть, найдёте себя…