Красишь ты ресницы в ярко-синий цвет…

В сентябрьском номере «Нового мира» прочитал повесть «Барби» одного из моих любимых русских прозаиков Романа Сенчина. Повесть вызвала глубочайший резонанс, поскольку вопросы «лишних» людей в шоу-бизнесе давно и сильно меня волнуют. Они неоднократно поднимались и в моей собственной прозе. С присущим Сенчину глубоким депрессивным трагизмом, он наматывает нервы читателя на свой литературный кулак, и, как обычно, читатель не знает — то ли автор дернет пару раз, да и отпустит, то ли дернет, рванет вверх, словно средневековый палач-висельник. И — смерть.

Кто может дать ответ, почему российские «звезды» так быстро тухнут (во всех смыслах)? Почему на Западе быть звездой — это профессия? И профессия на всю жизнь. Куда деваются наши «Каролины», Кати Семеновы, Барби, Лены Зосимовы, Марины Журавлевы и еще десятки Светлан Разиных и Лик Стар? Пьют теперь, а не поют? Ютятся в однокомнатных квартирах на окраинах Москвы? Подрабатывают в ресторанах? Становятся Михаилами Муромовыми, которым бьют морду на книжных ярмарках?

В центре повести Сенчина не сильно удачливый персонаж, невезучий. Дробов развозит то молоко, то пиво, но денег все равно не хватает. Дома его ждет покладистая, без претензий, жена, любимая дочка. Несмотря на возраст, подползающий уже к сорока, Дробов все еще играет в рок-группе и все еще грезит о славе «Dead Kennedys» и «Exploited», но жизнь в России больше, чем просто слово, и престарелый рокер, ненавидя себя за это, подрабатывает в ресторане, «лабая халтуру». Однажды, когда Дробов помогал дочке разбирать игрушки, чтобы часть из них выбросить или отдать в другую семью, он наткнулся на потрепанную куклу Барби. И полетел он с этого момента сквозь густые облака серой ностальгии, полетел через всю повесть, периодически ударяясь головой о повороты сюжета.

— Красишь ты ресницы в ярко-синий цвет, ждешь любви прекрасной, а ее все нет, — вдруг спел Дробов.

Спел и удивился: он не слышал эту песню давным-давно, казалось, наглухо забыл о ней, как о многом забываешь к сорока годам, и вот, в подходящий момент, песня взяла и всплыла, и не только этот припев, а кажется, вся целиком: «Опять суббота, семь часов, и ты одна опять. Подружка с мальчиком своим опять ушла гулять…».

— А кто это поет? — заинтересовалась Настя, принимая куклу обратно. — Про кого?

— Была когда-то такая певица, Барби. — И Дробов усмехнулся тому, что помнит и это. — Пела такую песню.

Как страх за жизнь, словно навязчивая мысль шизофреника, будто похмельная икота преследует певица Барби и ее «Красишь ты ресницы…» главного героя на протяжении всей повести. Ее лукавый взгляд и дерганый танец из наивного клипа 90-х начинает оживать в реальности Дробова, словно морок, насланный шаманом. И рассуждения, вроде:

Сначала, традиционно, набрал в Интернете «Stooges» — название любимой рок-группы. Может, что новенькое о ней появилось… Впрочем, что может появиться после смерти гитариста Рона Эштона?.. Теперь уж точно — история. Скоро и лидер группы Игги Поп уйдет в мир иной или хотя бы на покой. Ушли на покой и Боб Дилан, и Дэвид Боуи…

Все чаще сменяются такими:

…Нет, оказывается, не Лика Стар, а Светлана Владимирская. Нашел даже клип девяносто четвертого года. В белом кружевном костюмчике, короткостриженная, рубит, мечась по сцене: «Вперед, машина любви! Дави на газ! Давай, мой мальчик, дави на газ!».

И навязчивыми мыслями о Барби:

Как набрать в поисковике? Набрал просто «Барби», и, конечно, выскочили ссылки на куклу. Покрутил валик мышки — о певице ничего. Игрушка, коллекции, игры… Да, надо добавить «певица». И тут сам компьютер дополнил «Барби певица» с именем и фамилией «Марина Волкова».

Все в России, рокер ты или попсовик, все у нас потенциальные Барби. Сначала новенькие, с розовыми волосами и безупречной пластмассовой кожей, а через несколько лет — уже оборванцы, ведьмы и ведьмаки с оторванными руками и вывихнутыми ногами. Кандидаты в Барби выстраиваются, идут эшелонами к большой, манящей огнями сцене, попадают на минутку в голубой экран, еще не зная, что за сценой, там, в каморке, что актовым залом, кучи черепов, груды костей, запах смрада, тления, и никто там уже не красит ресницы в ярко синий цвет. У пустых глазниц ведь нет ресниц.

Дробов еще не знает, что его ждет катарсис, что мучениям скоро конец. Дробов не подозревает о своем счастье не стать Барби. Сенчин оставил это за скобками повествования, оставил как надстройку, интеллектуальное послевкусие. Да, тот самый Дровбов, что играет в ресторане «Девчёнка-девчёночка», грезит славой, обожает панк-рок и хэви-метал, Дробов, который работает развозчиком пива, этот Дробов неизмеримо удачливее, счастливее, чем певица Барби, которая, говорят, и сейчас еще бродит по окраинам Москвы в поисках очередной порции спиртного… Петь в ресторане и мечтать о славе в этой стране, порой, гораздо продуктивнее и менее опасно для здоровья, нежели занимать смертельную очередь кандидатов в Барби.

Дробов нажал «найти», и вот появились ссылки, выстроились сверху вниз, заголовками требуя, чтобы их скорее открыли: «Барби — Азбука любви (1992). Лучшая и разная музыка», «Дискотека 80-х. Если кому-то небезразлична судьба певицы Барби…»