«Странники литературы»

Очень редко в русскоязычных критических статьях и очерках объектом наблюдения становятся путешественники в литературных текстах авторов, размещённых на пространстве любых литературных журналов. А между тем, каждый из нас не мыслит свою жизнь без главной дороги и строит свой Путь по собственным канонам. Куда бы мы ни шли, мы всюду разные, но все мы — путники, поэтому нам всем будет полезно познать географию жизни людей неглупых, чтобы собственный маршрут стал чуточку легче и понятней со всеми его изгибами и колдобинами.

Я имею свой взгляд на литературных туристов. Я сделал узкую, но очень наглядную подборку. Возможно, мой анализ и сопоставление кого-то удивит, но если и найдётся из опытных литературных пилигримов тот, кто способен поведать о четвёртой категории странников (помимо трёх из моего готового списка), то пусть удивит меня самого и всех читателей.

Пространство отбора. Журналы выбирались из числа не столичных, но от этого находящихся лишь в более выгодном положении. Ведь где, как не в провинции, имеют представление о широте пространства? Столичные литературные журналы, как в случае с Глебом Шульпяковым, чей многоплановый роман я подробно затрону в этом обзоре, был не иначе как по причине сговора проигнорирован функционерами главных московских периодических изданий. Тут можно предположить, что сам-то текст был недостаточно хорош? Ну, кто не читает литературных журналов и не знает автора Глеба Шульпякова, тот, конечно, по-топоровски начнёт заведомо бранить и безапелляционно сбрасывать зарвавшегося автора крупного произведения. Но говорить о тех главах романа «Музей имени Данте», что уже напечатаны в июньском номере «Сибирских огней», в уничижительном тоне даже злостному критикану невозможно.

Что я сам могу сказать после прочтения доступных глав романа Глеба Шульпякова? Бесспорно, выверенный текст, сюжет нетривиален, потому как сложен в большинстве своём из историй жизни авторского окружения и на основе записок одного из граждан советской эпохи (в 30-е годы). И представлена только лишь правда в этих самых записках жителя социализма 30-х, но обработаны они яркими мазками художественного пера профессионального литератора, коим является Глеб Шульпяков, к тому же ещё и редактора журнала «Новая юность».

Итак. Ещё одним соображением поясню, почему не московские журналы взяты мной в оборот. Я не мстил за Шульпякова, как могло сразу показаться. О столичных журналах пишет Кирилл Анкудинов из своей адыгейской глубинки для уфимского журнала «Бельские просторы» и интернет-портала «Свободная пресса». Я же, находясь в Тюмени, напишу о самых заметных литературных высотах и достойных авторах, кто уже опубликовался в различных точках на самой широкой литературной карте толстожурнального мира, живущего за порочным кругом Московского Кольцевого АДа.

И, знаете, да, — о, счастье! — обнаружил в нашей необъятной журнальной периодике все три типа литературных пилигримов. Узнать моему читателю, кто он есть среди них и почему любит именно такую категорию туризма по жизни, рассчитываю, будет интересно.

В общем, обнаруживается в когорте путешественников в литературном пространстве, по моему разумению, всего три категории. И выглядят они наглядно на простых и понятных образах человека путешествующего: 1) изредка размышляющий праздношатающийся обыватель (таков герой молодого писателя Всеволода Непогодина); 2) вдумчивый созерцатель мира и людских судеб (у Глеба Шульпякова прямо такой человек) и 3) истинный странник за неизведанным, но манящим в реальную географическую даль (вот уж такой герой у опытного Олега Ермакова).

Это что касается пространства. А время в своих произведениях все три автора представляют перекликающимися звеньями трёх узких границ столетней эпохи прошлого века, а именно: Ермаков — в советском прошлом, когда герой едва достиг 18-летия; Шульпяков — в начале 90-х, но с отсылками в 30-е в записках неизвестного, а по сюжету персонаж живёт ещё и в наше время; и Непогодин своей сюжетной основой в наших днях, но не без возвращений в нулевые и, конечно же, куда без исторических отсылок, когда речь идёт о городе Одессе и его известных улочках.

Что получаем: прошлое советское (О. Ермаков), настоящее посленулевое (В. Непогодин) и — три в одном с незабываемыми девяностыми (Г. Шульпяков). Прямо как на подбор! И даже влюблённость в девушек особый имеет оттенок, но разносторонний для каждого рассматриваемого произведения. У Ермакова главный герой влюбляется в девушку постарше своих лет, у Шульпякова — она младше его, а у Непогодина — хоть стой, хоть падай — сверстница. Ну, прямо авторы как сговорились!

А почему же «странники литературы? Я объясню. И странствующий, и в тоже время странный человек. Литературные герои вам не хухры-мухры, простых решений не приемлют, то своды мира сотрясают так, что мир играет по их нотам, то звёзды загораются для них.

Ну, что ж, теперь вперёд!

Олег Ермаков «С той стороны дерева» («Урал» №№ 2−3, 2013)

Когда я в начале лета включил этот роман в свой список, то ещё не знал о лонг-листе «Русского Букера-2013», но тем приятнее, что мой читательский выбор шёл параллельным путём с премиальным.

В имеющемся жанровом литературном многоголосье Олег Ермаков разбирается и доступными примерами в своём тексте помогает понять другим, что «романтизм совсем не то, что о нём говорят. Романтизм — это просто влюблённость. Влюблённость в мир, как в женщину. Далее: реализм — страсть остывает. Модернизм — причуды вместо любви. Постмодернизм — уже некрофилия».

У героя, только-только закончившего советскую школу, возникает непреодолимая страсть к путешествию, к поиску чего-то главного, чего нет в их понуром городе. Загадочный объект его внимания находится у озера Байкал; герой связывает это место с одним мифом, о котором он прочёл в одной мудрой книге. Кажется, есть выбор, есть дорога, но на протяжении романа герой не может объяснить себе внутреннее противоречие: «Вот удивительно. Я здоров и молод. У меня всё есть, кров, одежда, мечта моя сбылась: живу на Байкале. Чуть мечту не потерял, но вовремя одумался. Вернулся. Что ещё надо? Откуда эта непонятная тоска?». Но жизнь вдали от родительского дома не такая уж тоскливая, ведь появляется — Она, и с ней не всё так просто. Мне кажется, роман всерьёз описывает реально существовавший расклад, а автор лишь вспоминает свои годы. В это легко поверить, настолько правдиво происходят все перипетии: открытия неизведанного и злоключения, и новые участники на пути, а вместе с ними и поворот судьбы под разными углами, и бытовые переделки, которые не выдумаешь нарочно.

Само название романа выведено из мифа: «Там на его берегу бил источник. И где-то ещё другой. И здесь, именно здесь начиналась музыка, в горах. И мне чудилось, что она и приведёт на тот берег с одиноким деревом в рыжих потёках, странным деревом Сиф, за которым открывается совсем другое пространство.

И останется только шагнуть туда, в косую полосу тени…". И весь сюжет мы в одной лодке, в одном шаге с автором от разгадки.

Глеб Шульпяков «Музей имени Данте» («Сибирские огни» № 6, 2013)

Какой путь героя этого романа? Это воспоминания героя современности, а также собранные тетрадные записи человека почти исчезнувшей эпохи. Повороты судьбы, где простой, но непредвиденный поход в магазин может обернуться распутицей; где простой поворот железнодорожной стрелки меняет историю России.

Чем озабочен герой? — спросите вы. Успеть любить близкого человека, успеть понять смысл жизни и обрести что-то важное — так я могу ответить.

«Я блуждал по улицам Ленинграда. По тёмным переулкам и по мостам, содрогающимся от хода поздних трамваев. В скитаниях по городу мне часто вспоминался тот удивительный вечер, когда после стихов и пения я провожал её. Как мы шли рука об руку, и передо мной открывался мир, хотя ничего особенного передо мной не было. Как говорили о книгах и путешествиях. О городе, который свёл нас. О моей любовной лирике, которую она отказывалась принимать на свой счёт, потому что считала себя недостойной подобного вдохновения.

Мы говорили обо всём и ни о чем. И вот это — идти рядом и говорить ни о чём — стало теперь высшим счастьем. С того вечера я несу это счастье, как самое дорогое в жизни. Обращаюсь к нему в самые тоскливые, чёрные минуты. Беру у памяти бережно, по крупице — чтобы хватило надолго. Как скряга из Дубровичей, собираю и храню минуты, когда счастье переполняло меня. Эти минуты, они мой музей. Лучшее, что есть в нынешней жизни. Да и в будущей тоже, поскольку мне всё чаще кажется, что ничего более счастливого со мной уже не случится…". Хорошо, что такая литература путешествий может быть такой нежной и взрослой одновременно.

Всеволод Непогодин «Французский бульвар» («Нева» № 7, 2013)

Знаете ли вы Одессу, дорогие читатели? Я уверен, что недостаточно. Тогда есть шанс воспользоваться тем случаем, что местный автор предстанет перед вами литературным гидом. По большому счёту, вас ждёт праздная прогулка с элементами описания улицы, на которой, как на линии судьбы, выставлена вся жизнь одесского героя.

Ну, а кто же герой, родившийся у самого Чёрного моря? А зовут его… Да-да, выдумал, писатель Всеволод Непогодин героя по имени Велимир Недопёкин. И, конечно, никто ему, Непогодину, не поверит, что не с себя он в самом деле написал портрет. В Одессе по-другому не умеют, все лица — срисованы с натуры. И было так всегда в Одессе: кто ж это всё забудет; так одесситы по сей день живут.

Герой из его нового романа раскрыт на всю катушку: «А ведь был когда-то подающим надежды молодым человеком. Приносил школьные табели с одними пятёрками, участвовал в городских олимпиадах по различным дисциплинам, получал повышенную стипендию в университете, выезжал за рубеж на международные студенческие конференции. Мне недавно исполнилось двадцать семь лет. В карманах негусто и сквозняк в голове».

С чего бы быть таким угрюмым герою по имени Велимир Недопёкин? Да просто, как сам он говорит, все «товарищи-ровесники, которые, казалось, ещё вчера рвали стринги на девичьих попах, теперь покупают своим жёнам слинги в магазинах для молодых мамаш. Мои одноклассницы, ещё недавно гулявшие по клубам ночи напролёт, ныне не спят в тёмное время суток, возясь с грудными малышами. А я боюсь семейной рутины и тягот деторождения. Для себя пожить хочется, для себя». Таков герой Велимир Недопёкин, и автор Всеволод Непогодин не далеко ушёл — он весь в своём герое.

А что такого может с ним случиться экстраординарного? Для него — это: «Жить в солнечном городе, будучи горячим парнем и влюбится снежной зимой в снежную королеву — что может быть неожиданнее?!». Спешу заверить: подразумевается всего лишь неприступность девушки, а не итог экспериментов автора с одесскими галлюциногенными грибами. И многие знают, какое это чувство, любовь, и сколько сил уходит.

Если кто-то не захочет прочитать очередной роман одесского повесы, то выделю, на всякий случай, умозаключение героя о своей «холодной» пассии: «Простому парню из квартала железнодорожников не нужна зажравшаяся дичь с шизоидным клоповником внутри черепной коробки. И грустной фее, живущей в мире приторной лжи, не нужен воинственный писарь, привыкший только к неподдельным словам, чувствам и поступкам…». Он нужен нам, читателям журналов, мы на такое с удовольствием ведёмся.

И кроме этого немало порадует иных другое размышление: «Западническая традиция обитания в съёмном жилье мне абсолютно чужда. Почвеннические корни и чувство дома мне прививали с ранних лет…». А мы поддержим автора и пожелаем заработать на литературном поприще немалые блага, способные помочь построить новый дом. Нам всем желателен обновлённый дом: культуры, быта и семьи.

И напоследок ко всему: «Теперь вы знаете, что и где находится на Французском бульваре. Найдёте где выпить и закусить. Можете к Карцеву нежданно в гости нагрянуть или попытаться застать в своём рабочем кабинете Киру Муратову. Я свою миссию рассказчика выполнил». А я уж прочитал обо всём об этом, к чему желаю приобщить других, благодаря литературному обзору.