Пластинку я уже послушал раз примерно триста, и нахожу её отличной, замечательным образом подведшей итоги много чему — эпохе, року, рэпу, и молодому буйству самого Виталиса.
Но о пластинке мы не будем говорить.
Речь пойдёт о том, когда в России случится новый переворот, что случилось с поколением 70-х, и будет ли продолжение серии книг про женщин (Вис ещё и саркастичный публицист, живое и точно сконструированное воплощение всего антифеминистского — по уму, глянцевые женские журналы должны были давно объявить Виса Виталиса врагом № 1).
Парадоксальная вещь: со всем, что говорит Вис — я категорически согласен. Но вот про женщин он зря так…
«СП»: — Вис, твоё обычное состояние — какое? Ты радражён? Устал? Или преисполнен агрессии? Ты человек, разочаровавшийся или человек надеющийся?
— Заболоцкий однажды написал:
Как мир меняется!
И как я сам меняюсь!
Лишь именем одним я называюсь —
На самом деле то, что именуют мной, —
Не я один. Нас много. Я — живой.
Нас много. Я устал. Я раздражен. Я апатичен. Но я исполнен агрессии. Большинство иллюзий уже развеяны ветром времени, и главная из них — гуманистическая вера в человека. Человек, как мне сейчас кажется, достоин только снисходительности и ничего более. Поэтому если я и надеюсь, то лишь на то, что все изменится таким образом, который позволит мне уверовать во что-то, (или в кого-то), и провести остаток своих дней в борьбе за вновь обретенные идеалы, какими бы они не оказались. Хотя вероятность такого поворота ничтожно мала, конечно.
«СП»: — У тебя вышел третий номерной альбом, как бы ты определил изменения, происходящие с тобой — что пришло, что, быть может, было потеряно?
— В первую очередь, я устал от хип-хопа. Хип-хоп в том виде, в котором он существует сейчас, — очень унылое и однообразное действо. Детская яркость и наивность олдскула утеряна, осталась какая-то грязь и занудство; прорывов так и не состоялось, героев так и не появилось, сплошные энтертейнеры или плаксы. Ни то ни другое мне не близко, потому этим альбомом я, видимо, ставлю точку в своей хип-хоп биографии. Снова, как в свое время, бросаю уже обжитой берег и отправляюсь в новое путешествие: плывем… куда ж нам плыть…
«СП»: — Четвёртый альбом будет?
— Если и будет четвертый рэп-альбом, то не скоро… Тогда, когда рэп окончательно выйдет из моды. Я начал заниматься рэпом, когда он еще не стал мэйнстримом, и вернусь в него — если решу, — когда он мэйнстримом быть перестанет. Толпиться среди неучей и малолеток не хочется, а рэп сегодня — из них и для них. Это мне неинтересно.
«СП»: — Тогда какие планы вообще? Чем ты сейчас занимаешься?
— Одновременно записываю сразу два альбома. Один совсем новый, это такой меланхоличный евро-поп с уклоном в ретро: мне нравится электронная поп-музыка первой половины восьмидесятых, в ней есть определенное обаяние. А второй новым назвать сложно: он состоит из песен, которые я написал двадцать лет назад; это хороший материал, это рок, и то, что до сих пор я не сумел его нормально записать, меня расстраивает. Работаем.
«СП»: — Есть ли у тебя представления об идеальном слушателе? Что он должен был услышать или прочесть до того, как начал слушать твою музыку?
— Я не хотел бы что-то диктовать слушателю. Разумеется, кто читал и думал — найдет в моих песнях больше, нежели тот, кто просто слушает рэпчик. Хотя и второму будет, думаю, интересно, но полной картины он не получит. Это не беда, поскольку все равно полной картины не получит никто, кроме меня. Так что все нормально. Но идеальный слушатель для меня — это человек с наличием мозга, сердца и, собственно, ушей; при этом я понимаю, что хочу слишком многого.
«СП»: — «Народ глухой» — сказала одна моя умная подруга. Если посмотреть на массовые вкусы россиян, так и есть. Это не просто тупость — это тупость показательная, агрессивная, навязчивая, оглушительная. Слушал тут случайным образом недавнюю с позволения сказать песню Валерия Леонтьева, видимо, из новых — чёрт, он же просто невменяемый, человек в 60 лет не может такое петь в здравом уме. Есть какие-то объяснения такому положению вещей?
— Так всегда было и так всегда будет. Ничего экстраординарного сегодня не происходит — все экстраординарное осталось в двадцатом веке, как искра, возникшая при столкновении Сциллы социализма и Харибды капитализма. Столкновение окончено, искра погасла, все вернулось на круги своя: народ глух, слеп, беспросветно туп и беспросветно самодоволен. Раньше меня это, скажем так, расстраивало, теперь привык. Будут новые столкновения — будут новые искры.
«СП»: — Тогда о старых искрах. На какой музыке ты был воспитан и что ты сам слушаешь в последнее время?
— Рок-н-ролл, конечно. Во времена моей молодости выбор был невелик: либо ты не интересовался музыкой вообще, либо ты был рокером. Фаворитами стали The Doors, Deep Purple, Jethro Tull, Nick Cave, Tom Waits, Osibisa, Judas Priest… Позже я, как пытливый юноша, переслушал практически все стили. А в последнее время музыку почти не слушаю, исключение только для классики и легкого джаза. То ли пресытился, то ли возраст. Как сказал Пелевин: «В юности всегда много хорошей музыки, а потом ее почему-то перестают писать».
«СП»: — Меня не очень радует такой подход, скажу прямо: потому что, если сначала её «перестают писать» для тебя, следом её неизбежно и уже без кавычек перестаёшь писать ты. Менее всего я хотел бы, чтоб это случилось с тобой… Ты закончил свою эпопею с развенчанием женщины и вскрытием её кнопок и элементарных внутренних механизмов? Теперь я уже о твоих книгах спрашиваю, как ты понимаешь. Может, пора приниматься за мужчину? Иногда возникает подозрение, что у него тоже есть кнопка; ну, в крайнем случае, три-четыре.
— У меня есть идея новой книги и ты угадал — она о мужчинах. Женщины не так интересны, на самом-то деле, женщины достаточно плоские существа. Об этом не сразу догадываешься, потому что вокруг этого вопроса слишком много тумана, но как только ты поймал за хвост рыбицу истины, туман исчезает, как по волшебству. Не знаю, хорошо ли это, может быть, мерцание этого тумана — одна из главных красок в полотне жизни, но факт остается фактом, знание разрывает цепи рабства: женщина скучна.
Мужчина гораздо сложнее, жизнь его интересней и напряженнее. В общем, настоящая загадка человечества — именно мужчина, который, как некоторые предполагают, был создан по образу и подобию Божьему. Причем, это загадка скрытая: женщинам мужчина неинтересен, с присущей им беспочвенной уверенностью, они считают, что мужчина примитивен и что они знают о мужчинах все. Мужчина же не занимается мужским вопросом потому, что интроверт, да и обаяние женщины отвлекает. В общем, тут много интересного, и эта интрига меня очень занимает. Мужчина и есть настоящая терра инкогнита, о мужчине почти никто ничего не знает. А я, кажется, знаю. Поделиться этим знанием я и решусь рано или поздно.
«СП»: — Что ж, ждём. И ещё о мужчинах. Ты уже спел об этом в отличной песне «Сухарики чёрные», может быть, расскажешь теперь на словах, действительно ли наше с тобой поколение 70-х годов рождения — разбито наголову. Ну, понятно — криминальные разборки, Чечня, социальная неудачливость (мы не успели попасть на первые роли в эпоху большого передела) — и, тем не менее, это ж не Отечественная война. Поколения 50-х и 60-х попало, скажем, под Афганистан и под финал Советского Союза — а это было не очень обнадёживающее время. Я не великий сторонник палёной антисоветчины, но что-то такое, признаем, Балабанов уловил в его фильме «Груз 200» — воздух страны, готовящейся умереть. В общем, так ли мы отличаемся от поколений, что шло перед нами?
— Любое поколение вряд ли назовет себя счастливым. Кому суп жидок, а кому и жемчуг мелок. Поколение двадцатых вообще практически полностью было выбито в начале-середине сороковых. Но у них были цели, они были значимы, ими двигала великая убежденность, за их спинами стояла идея. Поколение же семидесятых уникально в своей трагедии: дело не в том, что много нас погибло, и даже не в том, что погибло зазря, в чужих войнах или чужих разборках. Все хуже: мы были воспитаны в одной парадигме, а жить пришлось в другой. Мы были рождены в Империи, а живем на ее развалинах. Пьедесталы, на которые мы приносили цветы, снесены или заросли сорняками. Мы рыбы вне воды, мы последние граждане Атлантиды. Мы научились дышать воздухом современности, но эти наши жабры — они остались при нас, и мы делаем вид, что их нет и никогда не было. С этим раздвоенным сознанием мы и живем, и это кафкианское состояние присуще любому из нас, мы одновременно двигаемся в двух плоскостях; мы одновременно проживаем две жизни. Осознанно или подсознательно это чувствует каждый из нас; Кафка, кстати, был точно таким же.
«СП»: — И тогда уж про следующее поколение — эдак по-стариковски мы поговорим с тобой. Родившиеся в 90-е и в «нулевые» — ты понимаешь их? Их язык? Ждёшь чего-то от них?
— Они более цельные, они — в массе — менее развиты, они более просты и более наивны, и я надеюсь, что в силу этих своих отличий они дадут обмануть себя новой идее, станут за нее биться и будут счастливы. Времена будут меняться, и вот участия в переменах я от них и жду: движение уже есть.
«СП»: — А вот это неплохой и крайне интригующий прогноз. А вообще вся эта система, или антисистема — у неё есть запас прочности? Или она рухнет? Или рухнет и нас завалит?
— Я не политолог, для такого прогнозирования я слишком эмоционален. Можно сказать только одно: российская история — это постоянно повторяющийся цикл, начинающийся войной или кризисом, переходящий в развитие, затем в стагнацию и новый кризис. Это чехарда началась еще со смуты и не закончилась посейчас; в общем, есть все основания полагать, что для России такое развитие событий нормально. Поэтому кризис не за горами, но я уверен, что Россия выйдет из него обновленной и станет, скорее всего, только сильнее. Так уже бывало, совершенно не вижу, почему в этот раз должно быть иначе: русских так просто не взять.
А вот нас — нас с тобой, не Россию, — может и завалить, конечно. И даже скорее всего.
«СП»: — И что придёт на смену?
— Я думаю, в России установится сильное, пассионарное национал-социалистическое государство диктаторского типа. Это будет, как я понимаю, такой Национал-социализм 2.0: в нем не будет гитлеризма и расовых теорий, в нем не будет и безоговорочного диктата государства в экономике: скорее всего, мелкий бизнес останется частным, но крупный будет национализирован. Других вариантов не вижу: в нашей стране живет много людей, которые ее любят и в обиду не дадут, потому линия национализма станет проходить не по национальности как таковой, а по отношению к Родине. Социализм же неизбежен потому, что все остальное в наших условиях, как показала история, не работает. Но перед всем этим война, конечно, возможно — частичный развал, а потом опять собирание территорий и людей… все уже было.
«СП»: — И что ты будешь делать в этих обстоятельствах?
— Я найду себе банду, к которой можно примкнуть ©.Сейчас такой банды нет, но она появится.