«Пробил час Мариенгофа»

Немного о датах.

В Пензе 95 лет назад вышел первый имажинистский альманах «Исход».

91 год назад, как раз в ноябре, увидел свет самый неординарный журнал 1920-х годов. «Гостиница для путешествующих в прекрасном». Дата не круглая, не красивая, никакая. Но кто кроме нас вспомнит эту бесшабашную поэтическую кодлу?

Имажинисты куражились тогда не на шутку. Расписывали стены Страстного монастыря, переименовывали улицы, в безумно опасное и голодное время шутки ради устраивали мобилизации. Несколько раз собирали всю поэтическую тусовку, чтобы учинить «Суд на имажинистами» или устроить «Вечер дохлого поэта».

Эпатаж, молодость и жар сердца — их было не остановить.

Вот и сегодня у нас есть несколько поводов вспомнить об одном из главных имажинистов — об Анатолии Борисовиче Мариенгофе. Во-первых, в сентябре впервые вышло его практически полное собрание сочинений. Шутка ли? При жизни он сам пытался собрать хотя бы поэтический сборник избранного за всего годы — с 1918 по начало 1960-х. Редакторы не дали добро. Пытался сделать избранное из драматических произведений. Тоже не дали.

Если Лимонова его соратники, друзья, собутыльники, братья, почитатели и прочие симпатизирующие звали сначала отцом Эдуардом, потом просто Дедом, то Мариенгофа зачастую вслед за Козаковым-младшим хочется назвать дядей Толей.

Просто, лаконично, добро, светло — дядя Толя.

Но вернёмся к цифрам. История — это ведь цифры.

85 лет назад вышли «Циники», а вслед за ними появились и громкое «дело Пильняка, Замятина и Мариенгофа».

70 лет назад, в военное лето, Мариенгоф познакомился с Николаем Глазковым. Представьте себе только на минуточку: случилась встреча имажиниста и отца сам-себя-издата. Казалось бы вещи совершенно несовместимые, из разных времён. Но тем не менее. Старый поэт почувствовал второе дыхание.

67 лет назад открылся театр на Малой Бронной под руководством Сергея Майорова. В качестве ударной постановки выбрали пьесу Мариенгофа и Козакова-старшего «Золотой обруч» про Крым, его дивные места, навеваемую им романтику, про Макса Волошина и, конечно, про милых, добрых советских людей.

Если кто ещё не знает, Мариенгоф был не последний драматург в СССР. Спектакли «Золотой обруч», «Люди и свиньи», «Шут Балакирев» и «Рождение поэта» шли не один сезон. Его пьесы ставили Мейерхольд и Таиров. Над постановками работали большие художники — братья Стенберги и Борис Эрдман. Пусть он себя и называл в шутку «дерьматургом», не шибко серьёзно относился к своей работе, но делал всё на совесть, с вдохновением, с прежней имажинистской искоркой.

51 год назад не стало дяди Толи. Умер в день своего рождения.

Когда Мариенгоф умер, взяться за его «избранное» пытались и Израиль Меттер, и Виктор Мануйлов. Вячеслав Иванов уже начал было писать предисловие! Но и у них ничего не вышло. Появилось несколько толстожурнальных публикаций — и всё.

И молчание на долгие годы. В СССР.

За рубежом активно переводился на все языки мира его самые лучшие романы — «Роман без вранья», «Бритый человек» и «Циники». К последнему, его французскому изданию, успел приложиться и Иосиф Бродский.

Самое ценное, пожалуй, что удалось Мариенгофу — это мемуары. Я сейчас навскидку перечислю десяток-полтора имён, а вы попробуйте оценить их вес: Есенин и Маяковский, Петников и Хлебников, Маршак и Барто, Глазков и Сатуновский, Уланова и Качалов, Таиров и Мейерхольд, Яков Блюмкин и Яков Горев, Эйхенбаум и Шкловский, Сарра Лебедева и Жорж Якулов. Эпоха? Да не одна эпоха, а сразу несколько! И это только мемуары. Недаром их называют лучшими за весь ХХ век.

А Никритина?

Анна Борисовна, жена дяди Толи. Это же самая важная женщина в его жизни. Она успела оторвать его от имажинизма и приобщить к театру. Стать одной из причин ссоры с Есениным. Ей посвящена половина стихов (вторая половина — всё тому же Сергею Александровичу).

Сейчас очень любят выпускать книжки типа «Поэты и их музы» или «Женщины поэтов». И ни в одной нет Анны Борисовны. Великая нелепость!

Ведь представить себе серди богемы ХХ века более счастливой и дружной семейной пары невозможно. Они прожили вместе почти полвека: пережили смерть сына, смерть близких друзей, войну, эвакуацию в Киров, бедность, клевету. И всегда были вместе. Взять любые воспоминания — и там «Мариенгоф и Никритина», «Никритина и Мариенгоф», «дядя Толя с женой», «Мариенгофы». Неразлучны.

Когда же случалось кому-то из них уехать на гастроли или на лечение, они ежедневно писали друг другу письма. Ежедневно! И номеровали каждое.

А что сегодня?

Сегодня три главных романа активно переиздаются. О «Романе без вранья» до сих пор нагорожено столько чепухи, грязи, ненависти и ещё больше любви. Столько пресловутой любви и к дяде Толе, и к Сергею Александровичу, что ею можно захлебнуться и не поминать, как звали всех негодяев, кидающих камни в поэта.

«Циники» гремят на театральных подмостках — в Москве, в Новосибирске, в Воронеже и ещё в доброй половине городов России. Куда ни плюнь, кругом цитируют, пишут научные труды о «Циниках».

В Нижнем Новгороде, где родился поэт, и в Пензе, откуда дядя Толя поехал покорять столицу, в следующем году будут установлены памятные доски на домах, где жил Анатолий Борисович. А с упорством главного инициатора этого святого балагана — Захара Прилепина, — дай бог, будет и памятник на Большой Покровской.

Валерий Сухов, пензенский филолог, выпустил уже вторую и точно не последнюю книгу о Мариенгофе. В Кирове разыскали рукописи поэта. В Пятигорске нашли автографы Анатолия Борисовича и Сергея Александровича.

Этой осенью совершилось ещё одно важное событие. Дядя Толя, пусть и в виде собрания сочинений, но приехал на родину лучшего друга — в село Константиново. При жизни двух поэтов, наверное, только Мариенгоф и не побывал в рязанских краях.

Когда-то Гордон Маквей написал: «Пробил час Мариенгофа». Американского филолога очень порадовало обилие книг о творчестве дяди Толи — псевдонаучные и разоблачительные от белоруса Петра Радечко; по-немецки строгие и без одного лишнего слова от финна Томи Хуттунена; профессиональные, но с лёгким провинциальным налётом всё от того же Валерия Сухова.

Если тогда, в середине «нулевых», всего лишь «пробил час», то что же творится сегодня? Что будет завтра? Биография Анатолия Борисовича в серии «ЖЗЛ»? Ещё несколько спектаклей уже исключительно по пьесам Мариенгофа? Экранизируют «Роман без вранья»? Найдут наконец-таки аудио или видеоматериалы? Пройдёт всероссийская конференция по имажинизму? Выпустят репринты их книжек? Найдут, наконец-то, бюст дяди Толи, вылепленный Саррой Лебедевой? Начнут ещё активней переиздать не только Мариенгофа, но и Николая Эрдмана, Вадима Шершеневича, Сандро Кусикова и ещё полтора десятка больших и малых имажинистов?

Так или иначе, но давно пора всему этому осуществиться.

Фото ИТАР-ТАСС/ Н. Свищев — Паола