Герой и его время

Книга эта собрала множество противоположных мнений, образующих целую дискуссию в Сети. И больше всего откликов вызвала тема, которую можно назвать одной из центральных в книге Бондаренко — происхождение Лермонтова.

В традиционном лермонтоведении родоначальником русских Лермонтовых считается шотландский бард Томас Лермонт. Впрочем, не все признают под этим именем реальную историческую личность; более правдоподобным праотцем нашего поэта можно считать взятого в плен в начале 17-го века поручика польской армии Георга Лермонта, который принял православие и поступил на службу к царю Михаилу Федоровичу. Минимального языкового чутья достаточно, чтобы услышать, как к иностранной, но легко произносимой фамилии добавлено типично русское «-ов». «Шотландской» версии происхождения и придерживается в своей книге Владимир Бондаренко.

Однако эта точка зрения встречает экзотические опровержения. Писательница и исследовательница Лермонтова Марьям Вахидова возводит род Лермонтовых к чеченскому абреку Бейбулату Таймиеву. Израильский историк Савелий Дудаков указывает на личного врача бабушки Лермонтова еврея французского происхождения Ансельма Леви. Словом, всяк кулик свое болото хвалит.

Удивительно, что большая, подробная биография Лермонтова способна вызвать широкий отклик в наше время. Еще более удивительно, что именно вопрос происхождения, крови, предков великого человека вызывает сегодня наибольший интерес. «Гений из ничего не берется, генетика определяет многое», — убежден Владимир Бондаренко. Безусловно, гений — это набор генов, простите за натужный каламбур. Но размышляя о гениях, все же как-то привычнее вспоминать культурный контекст, воспитание, окружение. Самое банальное: Пушкин — Арина Родионовна, Набоков — идеальное детство… Пусть это штампы, но на мой взгляд, они понятнее объясняют происхождение гения, чем африканская кровь Пушкина или татарская — такая же, кстати, далекая, как и в случае Лермонтова — Набокова. Это главная и, пожалуй, единственная претензия к сочинению Владимира Бондаренко.

Во всем остальном же эта книга — существенный вклад в лермонтоведение.

Во-первых, сам по себе выбор героя. Почему-то так странно получилось, что Лермонтов в бытовом, сформированном школой сознании всегда на вторых ролях после Пушкина. Сравнивать, понятное дело, никого ни с кем нельзя, два первых наших поэта похожи, пожалуй, в одном: и тот, и другой «великий был человек, а погиб как заяц». Ценность всегда в разнице, и Лермонтов почти ни в чем не похож не только на Пушкина, но и на всех других наших поэтов. Есть трагическая закономерность, согласно которой русский поэт должен умереть в возрасте 35—40 лет (начал эстафету Пушкин, в 20-м веке ее подхватили Маяковский, Блок и другие). Судьба же Лермонтова на этом фоне трагичнее, но и величественнее вдвойне. Кто еще смог к 26 годам сделать то, на что другим понадобилось времени едва ли не вдвое больше? Это первое кардинальное отличие Лермонтова.

Во-вторых, он, на минуточку, создал русский психологический роман — национальное достояние, культурный капитал, от экспорта которого мы до сих пор пробавляемся. Известны слова Льва Толстого: если бы этот мальчик не умер так рано, ни я, ни Достоевский были бы не нужны.

И вот от всего этого огромного значения из школы мы выносим лишь гусарство, нелепую дуэль и «Скажи-ка, дядя, ведь недаром». Ценность книги Владимира Бондаренко в том, что он, зная и любя своего героя, подробно рассказывает, как много успел и как мало был оценен Лермонтов. Даже громкие фразы не кажутся неуместными: «…из великих русских поэтов нет ни у кого более жестокой и безжалостной судьбы». Трюизм? Да, был бы трюизм применительно, допустим, к всенародно и повсеместно цитируемому Есенину. А в отношении поэта, который для многих только лишь «и в горло я успел воткнуть и там два раза провернуть» — вполне себе мысль, которую нужно донести до широкого читателя.

Притом «Лермонтов» Владимира Бондаренко — не та книга, которая, как часто бывает в ЖЗЛ, целиком построена на любви нерассуждающей, отметающей любые претензии к герою. Бондаренко не боится строить собственные концепции, например, «отбирая» у Лермонтова одно из самых известных стихотворений «Прощай, немытая Россия». Бондаренко, отрицая авторство Лермонтова, ссылается на отсутствие автографов этого стихотворения и прижизненных письменных свидетельств его создания и приписывает авторство классических стихов известному пародисту 19 века Д. Минаеву, который якобы написал пародию на пушкинское «К морю» («Прощай, свободная стихия»).

Я, конечно же, не могу оценить правдоподобность этой версии. Не могу я принять и авторскую мотивировку необходимости подобных изысканий: «…это противоречит всей системе взглядов Лермонтова, все более укреплявшегося в своем русофильстве»; «Воспитанный в дворянской среде Лермонтов вряд ли мог писать и говорить такое о Родине, которой он только что посвятил поразительной силы строки любви». Но я привожу эту филологическую штудию как пример свободного, не зашоренного отношения Владимира Бондаренко к своему герою.

ЖЗЛ известна жанровым демократизмом, в серии может быть и собственно биография, и строго историческое или филологическое исследование, и портрет эпохи на фоне выбранного героя, а часто книги под брендом ЖЗЛ бывают смесью всех этих жанров. Но нередко вместо научно-популярного труда мы получаем попросту панегирик, а это все-таки не тот жанр, который хочется иметь у себя на книжной полке. Бондаренко же показал, как можно, любя и зная предмет своего исследования, обращаться с ним уважительно и в то же время совершенно свободно.

Наконец, что в контексте многих других ЖЗЛ-овских книг самое важное, это книга о Лермонтове, а не о Бондаренко. Нередко при чтении книг из серии возникает чувство, будто автор сам страстно мечтает когда-нибудь стать ее героем, но боится, что не получится, и помещает себя туда «авансом». Герой становится лишь фоном для собственной истории жизни автора, если они были современниками, и поводом для выражения сокровенных мыслей и чувств пишущего, если их разделяют эпохи. Так вот, повторюсь: «Лермонтов» Владимира Бондаренко — это про Лермонтова, а не про Бондаренко.

Вот она что делает-то, старая школа. Не пропадет и в «этих ваших интернетах».

Владимир Бондаренко, «Лермонтов: мистический гений» — М.: Молодая гвардия, 2013 (Жизнь замечательных людей: Малая серия; вып. 50)