История c языком

В связи с недавним юбилеем славного Буревестника, широко, так сказать, освещаемого в прессе (см., в частности, статью В. Шохиной о Горьком в «Свободной Прессе») не лишне будет вспомнить об одном малоизвестном факте из его личной биографии.

Итак, в далеком 1926-м году украинский писатель Олекса (Алексей) Слисаренко, тогда редактор «Книгосоюза», обратился к Максиму Горькому с предложением, сократив для молодежи и переведя на украинский язык, издать его повесть «Мать». Ответ с острова Капри, где в ту пору сибаритствовал Горький, был таков: «Уважаемый Алексей Александрович (хотя, отчество Слисаренко было Андреевич — И.Б.-Т.), я категорически против сокращения повести „Мать“, мне кажется, что и перевод этой повести на украинское наречие тоже не нужен. Меня очень удивляет тот факт, что люди, ставя перед собой одну и ту же цель, не только утверждают различие наречий — стремятся сделать наречие „языком“ — но еще и угнетают тех великороссов, которые очутились меньшинством в области данного наречия».

Письмо Горького, полученное «Книгосоюзом», стало широко известно в украинских писательских кругах, и в частности Мыкола Хвылевой своей статье «Украина или Малороссия» назвал Горького русским шовинистом.

«В негативной реакции на это письмо в значительной мере виноват именно Алексей Андреевич, — вспоминал позднее украинский мемуарист Юрий Смолич. — Я не помню уже точно текста письма Горького, но причиной отказа Алексея Максимовича была неточность, сам языковой ключ перевода, что, по его мнению, снижало содержание и языковой ранжир произведения — из-за злоупотребления провинциализмами и диалектизмами».

На самом же деле, у Горького не было текста перевода его повести «Мать», поскольку на него украинский «Книгосоюз» в то время еще не получил разрешения. Соответственно, говорить о засилье диалектизмов с провинциализами он никак не мог. И этот факт еще можно приписать «забывчивости» Смолича. Но то, что сей известный мистификатор советской действительности, который никак не мог не знать об отношениях «Книгосоюза» с Горьким, не упоминает при этом более весомого факта из «эпистолярной» истории «буревестника революции», не делает ему чести как летописцу своей эпохи.

19-го ноября 1928-го года в парижской эмиграционной газете «Украинские вести» было опубликовано «Открытое письмо Максиму Горькому», написанное Владимиром Винниченко, известным украинским общественным и политическим деятелем, литератором, художником и драматургом. (Кстати, лишь в 1990-м году это письмо было перепечатано в «Литературной Украине»).

«Разумеется, ничего нового и особенного в этом факте нет, гражданин Горький, — писал Винниченко относительно вышеупомянутого инцидента. — У Вас сложилось впечатление, что украинский язык не есть язык, но «наречие». Что здесь такого особенного, невероятного или страшного?

Кажется, ничего. Каждый может иметь свои убеждения.

А тем временем, гражданин Горький, здесь есть и особенное, и невероятное, и даже страшное. Не то, гражданин Горький, что Вы считаете украинский язык «наречием». Вы можете себе считать, что Днепр впадает в Москва-реку, — от этого Днепр в Москва-реку впадать не станет, и никакой географической пертурбации не произойдет. И не из страха за украинский язык я пишу Вам это открытое письмо, а из интереса к тому общественному явлению, которое Вы разоблачили этим невинным словечком «наречие».

В этом слове, гражданин Горький, — целое политически-национальное мировоззрение. В нем целая история взаимоотношений двух славянских народов. В нем много страданий, насилия, зла, гражданин Горький. Начало истории этого слова относится к истории всей империалистически-колониальной политики русского царизма на Украине. Оно да еще словечко «Малороссия» служили той дымовой завесой, за которой Москва, Санкт-Петербург и даже Петроград на протяжении нескольких веков эксплуатировали и разрушали украинский народ материяльно и духовно.

Нет, отнюдь не ново это Ваше филологическое открытие, гражданин Горький! Еще в 1876 году один из сатрапов царского правительства, министр Валуев, также как Вы, формулировал его: «Никакого украинского языка не было, нет и быть не может». А в доказательство этого издал закон, который не позволял (точь-в-точь как Вы) издание на украинском языке каких-либо литературных трудов. Так что этнографы должны были записывать народные украинские песни на латинском или французском языках.

Всем идеологам этого закона, начиная с Валуева, минуя Союз Русского Народа и кончая Вами, известно, однако, что это филологическое «убеждение» Валуеву не помогло".

…Международного скандала из этой истории, конечно же, не вышло, но в украинских советских кругах она имела «литературное» продолжение. «Отказ Горького поразил Алексея Андреевича — писал Смолич относительно своего приятеля Слисаренко, — он посчитал его „барским“, видя в нем нетолерантное отношение к украинскому языку. А переводчик, ухватившись за это письмо, пустил слушок, что Горький вообще считает украинский язык лишь диалектом, „наречием“. Это и привело к скандалу, когда Горький, возвращаясь с Капри, заехал в Харьков и был принят украинскими литераторами, собравшимися чествовать великого русского писателя — искреннего друга Михаила Коцюбинского и вообще, как известно, благосклонного к Украине и украинской культуре еще с дореволюционных времен».

Стоит, наверное, добавить, что из долгой эмиграции на Капри в СССР возвращался совсем другой Максим Горький — уже не упрямый автор «Несвоевременных мыслей», в которых он клеймил политику большевиков, но кающийся будущий участник построения коммунизма в искусстве. «Вы не можете не знать того, как сами Вы когда-то иначе относились к украинскому вопросу, — упрекал его в упомянутом письме Винниченко. — Помните, как в 1908 году Вы, собираясь издавать переводы моих литературных трудов с украинского языка на русский, с присущей Вам слезой в разговорах со мной выкрикивали: «Прекрасный язык! Милый язык! Люблю! Давайте, давайте издавать!»

С изданием моих трудов под Вашей редакцией дело не вышло (из известных Вам и мне не литературных, а политических и национальных причин). Но Вы издавали переводы трудов Коцюбинского. И с Коцюбинским Вы так же декламировали свое восхищение «прекрасным, милым языком». И с ним Вы так же смеялись и возмущались теми «болванами», которые называли украинский язык искусственным, а все украинское освободительное движение — выдумкой немцев.

Все это Вы хорошо помните, знаете, не можете не знать. Как же могло случиться, что Вы, зная все это, нынче сами же приписываете себя к тем людям, которых так метко сами когда-то характеризовали? Каковы причины этого интереснейшего явления? Такой невероятной перемены с Вами?"

Молчит Русь, не дает ответа, и Горький, казалось, вполне мог бы отписаться словами классика. С которым, кстати, в Стране большевиков также случилось забавное приключение. Но это уже, как говорится, совсем другая история. Без языка, но не менее вопиющая.