Постапокалиптический мир утопает в лесах, людей не видать: эксперименты над приматами не прошли для человечества даром, население Земли вымерло, заразившись от мутировавших «братьев меньших». Лишь в руинах Сан-Франциско копошится горстка выживших прямоходящих. Как с ними быть? Вопрос вопросов мучительно решают человекоподобные зверушки…
Мудрый вождь Цезарь (Энди Серкис) — сторонник мирного сосуществования видов. Его оппонент, обезображенный шрамами Коба (Тоби Кеббелл) бредит кровью. Случайно обнаруженные ими люди уклоняются от конфликтов. Наткнувшись на руины гидроэлектростанции близ обезьяньего поселка, человечки принимаются за ремонт турбин. В одну прекрасную ночь жилища гомосапиенсов озаряет свет. И тотчас же орды бестий под руководством предводительством коварного Кобы, убедившего сородичей в смерти Цезаря от людских рук, атакуют Фриско. Никто не в силах противостоять налетчикам, кроме пережившего покушение вождя и горстки избежавших плена ремонтников… Объединившись, они берут верх. Покушавшийся на Цезаря Коба повержен. Покинув поле битвы, пристыженные зверьки скрываются в лесной глуши, где им самое место. Занавес.
Догадываясь, что дидактический сюжет не завоюет сердца публики, продюсеры усадили в режиссерское кресло Мэтта Ривза, доказавшего, что способен добиться саспенса бюджетными средствами (стоивший 25 миллионов долларов анималистический фильм-катастрофа «Монстро» заработал в 2008-м 170 миллионов). И на сей раз кое-что удалось в первых же кадрах: твари, кишащие на дне скалистой бездны, завораживают и ужасают. Камера приближается… Тут и сказочке конец.
Любой уважающий ремесло мастер в «обезьяньем» случае сделал бы ставку на натурализм — ловкость, предприимчивость, скандальный нрав приматов. Судя по картине Ривза, продвинувшись по эволюционной лестнице и обзаведясь говорящими именами, обезьяны растеряли повадки и обаяние. Их дивный новый мир впечатляет, главным образом, масштабами целомудрия — тысячи бестий не отмечены ни единым половым признаком, детенышей можно перечесть на пальцах. И люди, небогатые наследниками, ни единым взором не выдают сексуального аппетита. За что страдают, чему радуются, где размножаются? А нигде.
Кастрировав постапокалиптическую фауну, авторы попытались сосредоточиться на конфликте «свой-чужой». Но вместо картины о проблемах зарождающейся цивилизации выстроилась школьная линейка: бодро отчитавшись о международной политической обстановке и успехах пионерии, учащиеся осудили проступки отдельных товарищей и постановили: миру — мир!
Близко-близко у корней цивилизаций болят детские обиды. Америка началась с отрицания Европы: построим просвещенную демократию, не станем воевать штат на штат — не то, что избавившиеся от нас «заокеанцы». Отменим господство — для себя, отправим на экспорт. Сублимируем агрессию в свободную конкуренцию, сложим пирамидку и воздвигнем сияющий град на вершине горы! Кровавый ХХ век подписался под проектом: верным курсом идете, товарищи. «Обезьяний» фильм опроверг.
Европа — Греция, Рим, Франция Людовиков и Наполеона, вечно доказывающая себя Германия и транслирующая отказ от западного миропонимания Россия, и всегда что-нибудь новое. Живая газета, пышный торт. Америка — сухой коржик. Переоснованная «Пакс-романтика» с сенаторами, «свободами», зрелищами и отрицанием варварского смысла вне пределов одемокраченной территории. Все эти зияющие высоты американской мечты о себе зияют в «Падении планеты обезьян» (так переводится название картины, «Революция» мерцает как заявка: переворот ведь провалился).
На самом деле, цивилизация и демократия родились не в Риме, рассуждавшем «свой-чужой» в рамочке «гражданин-негражданин», а у греков, нечетко различавших грань между человеком и животным (кентавры), но уверовавших, что боги участвуют в жизни своих созданий и — таинственным образом — зависят от их выбора. Там судьбу человека и бога решал суд Париса и мысль Платона о красоте, которой можно поделиться с кем-нибудь (поэзия, идея) и стать равным небожителям, заодно, и смертным. Так и повелось в веках: где красота — там Эрос животворящий, он шалит. А в краю авторитетных законов, бесстрастной морали размножаются лишь кастрированные обезьяны.
Эрос может быть вечен. А Рим — увы. Рим жалко. Обезьянок — нет. И размовлэнную «уркаину», и претендующую на господство «америку»… Никому, нигде. Потому, что на планете людей обезьянки не размножаются, а гибнут. И некому спросить: за что?
«Планета обезьян: Революция». США, 2014. Режиссер Мэтт Ривз. В ролях: Энди Серкис, Тоби Кеббелл, Джейсон Кларк, Гари Олдман
12+ В прокате с 17 июля
Иллюстрация: кадр из фильма «Планета обезьян: Революция».