«Потемкинские» технопарки России

Как известно, Минпромторг стремится провести импортозамещение более чем по 500 направлениям. В первую очередь, речь идет об электронной компонентной базе, а также о производстве специализированного технологического оборудования, которое и должно, по идее, выпускать разработанные в России чипы. Вопрос этот стоит очень остро, поскольку большинство наших заводов, так или иначе связанных с it-технологиями, столкнулись с западным бойкотом. Нам не только не продают необходимое оборудование, но и запчасти к уже закупленной технике. Выручает Китай, однако восточные каналы нельзя назвать стопроцентно надежными.

По большому счету, касается это не только it-сектора, но и всей нашей промышленности. Понятно, что российская импортозависимость имеет характер застарелой болезни. В то же время нельзя не отметить, что наше правительство, начиная с 2006 года, прилагает конкретные усилия по развитию собственной электронной индустрии и других высокотехнологических производств.

Почему же государство, вложив многие миллиарды рублей на развитие инновационной инфраструктуры, по-прежнему закупает за рубежом софты, компьютеры, чипы, станки, роботы и многое другое? И это тогда, когда в России, вроде бы, достигнуты впечатляющие успехи по созданию технопарков и бизнес-инкубаторов. По разным данным, сейчас в нашей стране функционируют до 179 такого рода кластеров, в том числе 12 — по программе Минкомсвязи, 23 — по программе Минобрнауки, 49 — при вузах, 32 — по региональным программам, 55 — являются частными. Гордыми особняками стоят научно-технические центры, созданные по федеральному закону — «Сколково» и «Роснано».

Вот только от этого легче не становится. Достаточно пройтись по сайтам некоторых уважаемых технопарков, чтобы усомнится в их российской принадлежности.

К примеру, Януш Биалек, руководитель Центра энергетических систем Сколтеха, ругает нашу страну из-за того, что правительство плохо субсидирует «возобновляемые источники» энергии. «…РФ не прикладывает каких-либо серьёзных усилий для сокращения выбросов CO2, — пишет Януш Биалек. — Чтобы понять причины такого положения, следует посмотреть на международные соглашения по вопросам изменения климата. С тех пор, как в 1997 году в Киото были подписаны первые документы, базовым годом для отсчёта результатов усилий по сокращению выбросов CO2 был принят 1990. И, к счастью для РФ, это был тот самый год, когда распался Советский Союз. Вместе с ним рухнула и советская тяжёлая промышленность, ответственная за большую часть загрязняющих веществ, выброшенных в атмосферу».

Расхваливая ветроэнергетику и одновременно критикуя российские власти, руководитель Центра энергетических систем Сколтеха Януш Биалек, судя по всему, заранее «расписывается» в провале этой программы в России. Правда, непонятно, зачем тогда вообще заниматься этим делом в нашей стране, если все равно результата не будет? Собственно, таких примеров можно найти настолько много, что логично говорить о системном явлении.

И в самом деле, согласно исследованиям «Российской венчурной компании», большинство российских стартапов прекрасно чувствуют себя в период «инкубации». Выживаемость резидентов наших технопарков и бизнес-инкубаторов на этом этапе становления составляет 86%. Однако, как только они выходят в свободное плавание, в «живых» остается только 27%. В то же время для Европы эти показатели составляют 93% и 88% соответственно, то есть практически все стартапы остаются на плаву, перейдя на самоокупаемость.

Удивляет еще один факт, который касается получения статуса резидента национальных технопарков. Так, по данным сообщества европейских инновационных бизнес-центров, в 2012 году из 1880 проектов, направленных в наиболее известные российские инкубаторы, одобрено было только 178, или 9% от числа подавших заявки. Короче говоря, организовать полноценный стартап под государственной крышей крайне проблематично, зато потом, находясь в технопарке, можно не бояться за благополучие, по крайне мере в стенах научно-технических кластеров. Возникает естественный вопрос, может, набирают не тех, кого надо для научно-технического прогресса в России, если «выхлоп» после инкубации является непродуктивным?

Те, кто сталкивался с подачей заявок, сообщили, что к проектам предъявляют размытые критерии, порой не имеющие отношения к результативности будущего стартапа. В этой связи появляется ощущение «видимости деятельности при отборе» и стойкие подозрения в «кумовстве».

Прежде всего, это связано с отсутствием в «инкубаторах» авторитетных и независимых экспертных советов, да и сами руководители, мягко говоря, вызывают сомнения в компетенции. И вообще, если же посмотреть на список инновационных услуг, то многое становится ясно. На первом месте — «говорильня». Это и содействие в установлении контактов с партнерами, и всевозможные тренинги, семинары и лекции, и консультации по бизнес-проектам, и организации симпозиумов и конференций, и так далее, и тому подобное. Такого рода службы комфортно существуют практически в 100% технопарках. На втором месте — вкусные столовые и бесплатные парковки.

Что касается реальных возможностей для технической реализации проектов резидентов, в том числе и прототипированию, то их имеют только 28% инкубаторов. Столько же располагают необходимым научным оборудованием. Между тем, кластеры без предоставления полноценных лабораторных, исследовательских и производственных услуг, как это принято в той же Америке, априори не могут считаться технопарками и не должны иметь господдержку. Это альфа и омега всех успешных в мире инкубаторов стартапов, финансируемых на деньги налогоплательщиков.

Другими словами, складывается впечатление, что многие российские технопарки превратились в тусовку околонаучных бизнесменов, главной целью которых являются «красивая презентация» достижений и выбивание денег из казны. С таким подходом, задачу правительства — довести к 2025 году уровень импортозамещения по всем направлениям до 60%, решить просто нереально.