«Реформы» Гайдара: шок и пшик

25 лет назад, 13 января 1992 года, в ответ на митинги москвичей в статье «На Манежной площади звали в 17-й год» газета «Известия» писала: «Нынешнее российское правительство не сулит нам легкой жизни! Но дайте ему шанс попробовать вывести нас на дорогу, по которой идет остальное человечество. Не в рай — рая на земле не бывает! Но есть жизнь, при которой человек получает столько, сколько заработал, и покупает то, что ему по карману, и делится заработанным с теми, кому работа не по силам. Мы с вами столько терпели, неужели позволим обмануть себя еще раз».

Такие призывы были подхвачены российскими СМИ и телевидением. Граждане и впрямь поверили властям. В стране начались реформы под названием «шоковая терапия», которую инициировала команда единомышленников, возглавляемая Егором Гайдаром. В число активных участников преобразований входили также Александр Шохин, Петр Авен, Алексей Головков, Анатолий Чубайс и Андрей Нечаев. Позднее Егор Тимурович удостоился самых хвалебных эпитетов у ряда либеральных экономистов и политиков.

Николай Сванидзе, журналист: «…он был человеком Миссии, и оказался ей под стать».

Анатолий Чубайс, председатель правления ОАО «Роснано»: «Это был великий человек. Великий ученый, великий государственный деятель. Мало кто в истории России и в мировой истории может сравниться с ним по силе интеллекта, ясности понимания прошлого, настоящего и будущего, готовности принимать тяжелейшие, но необходимые решения».

Алексей Улюкаев, бывший министр МЭР, обвиняемый в вымогательстве взятки в 2 миллиона долларов: «Егор в каком-то смысле основал наше современное экономическое знание, тогда, еще в конце 80-х, когда не было современной науки, когда не было понимания законов экономического развития нашего общества и возможных перемен, он создал и само сообщество людей, которые этим занимались, и всех нас этим знанием зажег».

Однако действительно ли Гайдар «основал наше современное экономическое знание, «когда не было современной науки», а применение «шоковой терапии» в России было безальтернативным?

Начнем с того, что термин «шоковая терапия» ввел в 1985 году американский экономист Джеффри Сакс, предложивший правительству в Боливии ряд шагов для обуздания гиперинфляции. Он ограничил действие «шоковой терапии» горизонтом 2-х лет, но управился за 18 месяцев.

Любопытно, что Сакс позаимствовал термин у психиатров, которые искусственно вызывали гипогликемическую кому с помощью введения больших доз инсулина. Считалось, что так можно достаточно быстро нормализовать состояние больных шизофренией. Но самое забавное заключалось в том, что к тому времени, когда Сакс решил поэкспериментировать, врачи признали метод инсулинотерапии в психотерапии безрезультатным.

Так или иначе, но 29 августа 1985 года президент Боливии Виктор Пас Эстенссоро ввел в силу верховный декрет № 21060, в котором предусматривались следующие меры:

— освобождение цен на товары на основании спроса и предложения, «адаптация под реальность»;

— отказ от валютного и кредитного регулирования;

— отказ от всех бюджетных субсидий в экономику;

— заморозка зарплат сотрудникам компаний, которые находились под управление правительства;

— отмена пошлин и квот на экспорт;

— отмена ограничений на внешнюю торговлю;

— урегулирование проблем с внешними долгами за счет новых соглашений между Боливией и МВФ;

— приватизация госпредприятий.

Теперь приведем основные шаги, предпринятые правительством Ельцина-Гайдара в 1992 году в рамках указов Ельцина № 297 от 3 декабря 1991 г. «О мерах по либерализации цен» и № 213 от 15 ноября 1991 г. «О либерализации внешнеэкономической деятельности»:

— освобождение цен на товары на основании спроса и предложения, «адаптация под реальность»;

— отказ от валютного и кредитного регулирования;

— сокращение бюджетных субсидий в экономику, кроме социальной сферы;

— отмена пошлин и квот на экспорт и импорт;

— отмена всех ограничений на внешнюю торговлю (разрешили даже бартер);

— урегулирование проблем с внешними долгами за счет новых соглашений между Россией и западными финансовыми организациями;

— приватизация госпредприятий.

Налицо, что реформа Гайдара не блещет новизной новеллы, не говоря об особой экономической мысли. В этой связи Сакс с горечью писал, что «в мемуарах Гайдара „Дни поражений и побед“ мое имя не появляется даже в сноске!». По сути, реформаторы скопировали боливийский план действий, за исключением шагов, связанных с разделом союзного имущества и приватизацией. Впрочем, и тут гайдаровцы действовали достаточно примитивно, оставив активы, находящиеся на территориях республик, национальным элитам, а госкомпании поделили между собой. Тем самым «реформаторы» под завязку забили российские шкафы скелетами. Были еще пункты, связанные со становлением институтов развития, но и они оказались пустой декларацией.

Стоит ли удивляться, что китайцы, которые начали свои преобразования в 1978 году под руководством Дэн Сяопина, отнеслись со скептицизмом к «русскому шоку». Экономист из Поднебесной Хао Ван Лин на страницах пекинской China Youth Daily привел старую китайскую мудрость: «Если апельсиновое дерево, растущее на берегу реки Хуайхэ, пересадить на северное морское побережье, оно не даст таких же вкусных плодов». Короче говоря, без формирования рыночного социума в России глупо было рассчитывать на успех. Это все равно, что бросить новорожденного в воду, надеясь, что он научится плавать. Ребенок должен подрасти, чтобы у него появился шанс.

Надо сказать, и Сакс соглашался с пошаговым институциональным преобразованием — что-то вроде китайского пути с российской спецификой в виде мощной экономики, полученной в наследство. «Я считал, что небольшие магазины должны быть приватизированы через аукционы, с уклоном в сторону внутреннего трудового коллектива. Для сектора природных ресурсов я не видел никакой срочности в приватизации, тем более, газовой и нефтяной отрасли, основе российской валютной выручки, крайне важной для российской власти (и российского общества). Но к моему ужасу Россия начала быструю и безрассудную приватизацию». Экономист несколько раз встречался с Чубайсом в надежде отговорить его от этого, однако напрасно.

Был еще один важный момент, может быть, даже более значимый, чем отсутствие рыночного социума. Без его учета изначально была обречена на провал «шоковая терапия» Гайдара, как, впрочем, любая другая непопулярная реформа. Как показывал мировой опыт, довести до конца трудные экономические преобразования могли лишь лидеры, обладающие высоким интеллектом, авторитетом или абсолютной властью. То есть люди, обеспечивающие стабильность общества в условиях политической турбулентности.

Глава государства должен был регулярно общаться с народом, объясняя «на пальцах», во имя чего люди страдают, как это делал, например, Франклин Рузвельт. В частности, выход Америки из «Великой депрессии» сопровождался длительными обращениями президента к нации, когда все граждане, от домохозяйки и до миллионера, не отходили от радиоприемников, ловя каждое слова. Рузвельт говорил, что «надо быть честным и умным, чтобы убедить народ в правильности реформ».

Судя по всему, ни Ельцин, ни Гайдар этими качествами не обладали. Ни первый, ни второй не могли говорить с народом как Рузвельт. В этом плане «горе-реформаторы» проигрывали даже боливийскому президенту Виктору Пас Эстенссоро. Кстати, по злой иронии, в период боливийских преобразований упали котировки на олово — главную статью валютных поступлений. Несмотря на это, инфляция снизилась с 24 000% до 11%, рост ВВП составил 2,1%, а валютные резервы увеличились в 20 раз. Другими словами, честный и умный Пас Эстенссоро смог убедить людей «идти за ним», войдя в историю своей страны, как наиболее эффективный и сильный политик.

Однако, как только в России поднялся «градус социального недовольства», у реформаторов не нашлось ни одного аргумента, кроме как включить станок. В итоге вместо 18 месяцев реформ по-боливийски, Россия получила 4 года тяжелейшей рецессии. За этот период размер национального валового продукта рухнул на 40%. К концу 1995 года цены на потребительские товары выросли в 1411 раз по сравнению с концом 1991 года и в 3668 раз — по сравнению с декабрем 1990 года. Если до «шока» проезд в московском метро стоил 5 копеек, то через 4 года — 400 рублей. И самое главное — за это время реальные доходы россиян сократились вдвое.

«Неожиданно оказалось, что нет не только никакого улучшения, а, напортив, страна упала в беспрецедентный кризис, — пишет Хао Ван Лин. — Несмотря на то, что реформы не велись вслепую, шли по протоптанной дороге, России пришлось заплатить неоправданно высокую цену».

С одной стороны, Ельцин и впрямь получил непростое наследие в виде 1 триллиона рублей внутреннего долга и $120 млрд. внешнего долга, но с другой — у него под управлением была страна с уникальными ресурсами в сотни раз превышающие долги. «Как надо было стараться, чтобы вместо того, чтобы Россию сделать «счастливым домом для своих граждан, превратить её в страну бедных людей!», — недоуменно восклицал Хао Ван Лин.

Мало кто знает, что в качестве альтернативы «шоковой реформы» по-боливийски Сакс рассматривал и немецкий опыт 1947−1948 годов, обеспечивший плавный и быстрый переход от ценового регулирования к высокоэффективной рыночной экономике. Её проводил немецкий экономист Людвиг Эрхард, предпочитающий кабинетную аналитику публичной политике.

На первом этапе Людвиг Эрхард ставил такие же цели, что и Егор Гайдар — реализовать свободное ценообразование. Разница заключалась в том, что у немцев черный рынок стал «белым», а у нас — государственная торговля, напортив, ушла в тень, главной особенностью которой является неучтенная наличность. Не учитывать этих азов — значит, ничего не понимать в экономической науке, писал Эрхард.

Ничего бы не случилось, если в России по образцу послевоенной Германии вначале была создана мощная налоговая служба, приняты карательные законы против незаконного оборота наличных средств и рейдерства, а также проведена денежная реформа по заморозке неучтенных финансов. И только потом — были отпущены цены на продукты с пошаговым поиском равновесия спроса и предложения. Хао Ван Лиин писал, что с учетом похожести менталитетов немецкий путь для русских был бы наилучшим выходом из кризиса, так как институциональные шаги должны опережать практику.

Впрочем, и сегодня Россия так и не смогла построить эффективные институты развития. Правительство до сих пор не знает, что делать с предпринимательством — «кошмарить» или нет. А миллиарды полковника Захарченко говорят, что у нас не только не легализовался черный рынок, но и процветает рейдерство. Вот и получается, что хотя «реформы» Гайдара провалились, но некомпетентность по-прежнему в почете.