Профессор Э. Клайман: Маркс предвидел нынешний экономический кризис

В России Карла Маркса вместе с его «Капиталом» сбросили с корабля современности еще в лихие в 1990-е. Казалось, теория немецкого философа и экономиста безнадежна устарела. Но, совершенно неожиданно, толстенный «Капитал», первый том которого был опубликован аж в 1867 году, стал бестселлером во время финансового кризиса 2008 года.

Один из немногих, который такому ажиотажу не удивлялся — профессор экономики Университета Пейс в Нью-Йорке Эндрю Клайман. Потому что сам профессор — убежденный марксист. На днях Эндрю Клайман приехал в Москву на презентацию своей новой книги «The Failure of Capitalist Production: Underlying Causes of the Great Recession», изданной в Нью-Йорке в 2011 году. Книга, легко догадаться, посвящена анализу мирового экономического кризиса, начавшегося в 2008 году, с точки зрения теории марксизма. Кроме того, господин Клайман прочел в МГУ лекцию: «Что Маркс мог бы рассказать нам сегодня о кризисе?»

— Мои теоретические воззрения, — рассказывает профессор — во многом базируются на теории капиталистического кризиса Карла Маркса. Одним из ключевых компонентов этой теории является закон тенденции нормы прибыли к понижению.

Когда происходит трудосберегающий технический прогресс, все большая часть каждого авансированного в качестве капитала доллара является вложением в средства производства, в то время как все меньшая используется для найма рабочих.

Но, согласно теории Маркса, стоимость товара определяется рабочим временем, именно живой труд рабочих создает стоимость. Кроме того, средний час затраченного труда, по Карлу Марксу, «всегда создает одинаковое количество стоимости, независимо от каких-либо изменений в производительности труда».

Другими словами, технические инновации приводят к тому, что прибавочная стоимость является постоянной долей вновь созданной стоимости, а масса прибыли, созданная в расчете на доллар авансированного капитала — то есть, норма прибыли — падает.

Конечно, сами бизнесмены не мыслят в таких категориях. Поэтому полезно переформулировать закон Маркса в терминах цены и прибыли. Итак: при увеличении производительности труда производство товаров удешевляется, и поскольку оно удешевляется, цены товаров имеют тенденцию к падению.

«Тенденция к падению» означает, что цены растут на меньшую сумму, чем должны были вырасти, если бы увеличения производительности не произошло. Теория, кстати, не требует, чтобы технический прогресс приводил к падению цен, они должны лишь замедлить рост.

«Тенденция к падению» признается даже не марксистами, такими как Алан Гринспен, в 2000-м году глава Федеральной резервной системы (ФРС) США. Он сказал об этом так: «Ускоренный рост производительности труда сдерживает рост удельных затрат на единицу продукции. Фирмы не торопятся повышать цены, опасаясь, что их конкуренты смогут воспользоваться, благодаря новым инвестициям, более низким уровнем своих затрат и захватить их долю рынка… Действительно, возросшая доступность оборудования и программного обеспечения, способных заместить рабочую силу, является, возможно, главной причиной потери власти над ценами со стороны бизнеса в последние годы»…

Маркс рассматривал падение нормы прибыли в качестве опосредованной причины кризиса. На мой взгляд, эти опосредованные, косвенные причины через ряд промежуточных звеньев как раз и приводят к кризису.

«СП»: — Что это за промежуточные звенья?

— Одно из таких промежуточных звеньев — низкий уровень прибыльности. Это само по себе создает проблемы. Предприятия, норма прибыли которых вдвое меньше средней, больше подвержены риску банкротства. Если норма прибыли низка, производительные инвестиции, как правило, тоже буксуют.

Другое промежуточное звено — которое, тем не менее, является ключевым — это кредит. Маркс утверждал, что опасность кредита заключается в том, что мы сейчас называем моральным риском. Суть — заемщики берут на себя чрезмерные риски, потому что деньги, которыми они распоряжаются, не являются их собственностью.

Маркс писал об этом так: «Кредит оказывается главным рычагом перепроизводства и чрезмерной спекуляции… именно потому, что значительная часть общественного капитала находится в руках не-собственников, пускающихся в силу этого в предпринимательскую деятельность совсем по-иному, чем собственник, который боязливо взвешивает ограниченные возможности своего частного капитала»… К слову, моральный риск часто называют в качестве главного фактора, который привел к нынешнему кризису.

Маркс утверждает, что снижение нормы прибыли косвенно приводит к кризису путем поощрения спекуляции и перепроизводства. Происходит это лишь спустя определенное время. Но наступает момент, когда долги не могут быть погашены, и — ударяет кризис, а кризис ведет к стагнации.

«СП»: — Что вы открыли в ходе работы над книгой?

— В начале 2009 года, когда я взялся за исследование, ставшее в итоге основой книги, я обнаружил, что большинство общепринятых в среде левых экономистов причин нынешней Великой рецессии не соответствует действительности.

«СП»: — Что вы имеете в виду?

— Левые традиционно утверждают, что поворотным моментом в новейшей экономической истории было начало 1980-х. Тогда неолибералы урезали долю рабочих в национальном доходе и реальные заработные платы, что привело к восстановлению нормы прибыли. В тот период возникли дополнительные прибыли, которые могли быть инвестированы в производство (что обернулось бы бурным ростом экономики), но этого инвестирования не случилось. Как утверждают левые, это произошло из-за «уникального характера» неолиберальной фазы капитализма: она способствует утечке прибыли от производственных инвестиций в сторону финансовых спекуляций. В итоге, медленный рост экономики привел к росту долгов и проблемам, которые заложили основу нынешней Великой рецессии.

Но изучение официальных данных правительства США привело меня к совершенно другим выводам. Я обнаружил следующие факты:

А) Поворотным моментом были не 1980-е годы, а 1970-е, когда неолиберализма не было в помине;

В) Норма прибыли так и не восстановилась после падения конца 1970-х — начала 1980-х;

С) Норма накопления капитала упала вследствие падения нормы прибыли, а не потому, что финансовые накопления увеличились ценой отказа от инвестиций в производство;

D) Доля рабочих в национальном доходе была стабильной, их реальная зарплата росла в течение последних 40 лет.

В данном случае, налицо два блока противоположных выводов. Разногласия весьма существенны с точки зрения политики. Если неолиберальная политика и усиленная эксплуатация привели к восстановлению прибыльности, причины нынешнего кризиса, действительно, связаны с «финансиализацией» капитала. Это означает, что для преодоления кризиса достаточно отказаться от неолиберализма, а взамен нужен упор на финансовое регулирование и, возможно, национализацию.

Другое дело, если кризис — результат фундаментальной тенденции падения прибыли. Тогда меры госрегулирования и наращивания госдолга ничего не решают, они лишь отдаляют новый кризис, еще более глубокий.

«СП»: — Расскажите, в чем разница, более подробно…

— Хорошо. Пункт первый (поворотные 1970-е). В 1969 году в США начался долгосрочный рост неравенства в доходах и долгосрочное падение темпов роста госрасходов на инфраструктуру. В 1971 произошел коллапс Бреттон-Вудской валютной системы (мировая валютная система, оформившаяся на валютно-финансовой конференции ООН в Бреттон-Вудсе (США) в 1944 году; функция мировых денег оставалась за золотом, однако масштабы его использования в международных валютных отношениях значительно снижались, а в качестве международного платежного средства в международном обороте вводился доллар США. В1971 г. был прекращен размен долларов на золото и все валюты утратили какую-либо связь с желтым металлом, — «СП»). Это привело к росту цен на нефть, начиная с 1973 года, и кризису суверенного долга стран Третьего мира.

Глобальный экономический кризис 1970-х положил начало долгосрочному падению ВВП по всему миру. Это снижение более-менее сохранилось до сих пор, подготовив почву для нынешней Великой рецессии.

Я так объясняю причины этой стагнации: норма прибыли упала и не смогла восстановиться после 1980-х. Это привело к падению темпов накопления капитала. Как следствие — вялый рост экономики, и рост долгового бремени.

Есть еще аспект, в котором мои выводы противоречат общепринятому взгляду. Ряд экономистов подчеркивает, что доля прибыли, которая была вложена обратно в производство в форме инвестиций, падала с 1980-х. Технически это утверждение правильно, но оно вводит в заблуждение.

«СП»: — Почему?

— Дело в том, что доля прибыли, которая вкладывалась в производство в течение трех десятилетий неолиберализма — с 1981 по 2001 годы — превышала аналогичный показатель более раннего периода после Второй мировой. После 2001 года, за шесть лет до начала кризиса, последовало ее резкое падение. На мой взгляд, отчасти это было вызвано вмененным значительным повышением прибыли. Так или иначе, до конца 2001 года не было неолиберальной утечки прибыли от производственных инвестиций в финансовые инструменты.

Еще одно открытие, которое я обнаружил в ходе своего исследования — несостоятельность так называемой теории недопотребления, которая имеет большое влияние среди левых в США. Теория утверждает, что экономические кризисы обусловлены недостатком расходов, возникающих якобы из-за того, что рабочим платят слишком мало. Например, бывший министр труда США Роберт Рейх недавно заявил, что «богатые тратят гораздо меньшую долю своих доходов, чем все остальные. Поэтому, когда они получают непропорционально большую часть дохода, экономика лишается спроса, который ей нужен для роста и создания рабочих мест». Сторонники теории недопотребления утверждают, что увеличение неравенства в доходах фактически снижает прибыльность, поскольку подавляет спрос, и таким образом готовит почву для кризиса.

Думаю, теория недопотребления глубоко ошибочна. Хочу отметить, что компенсации американским рабочим, равно как и их зарплата, в действительности не падали. В 2008-м Джон Беллами Форстер и Фред Мэгдофф опубликовали статью в Monthly Review, где показали, что заработная плата снизилась с 53% от ВВП в 1970 году до 46% в 2007-м. Однако эти цифры не учитывают отчислений по налогам на социальное и медицинское страхование, которые платят американские работодатели. Все это является частью «совокупной компенсации» работников.

Кроме того, большое количество «социальных отчислений» платит правительство: на социальное страхование, здравоохранение, страхование по безработице, льготы ветеранам и т. д. Суммарные социальные отчисления увеличиваются гораздо быстрее, чем зарплата. Если все это учесть, мы увидим, что доля работников в национальном доходе не падала с 1970 года.

«СП»: — Вы считаете, трудящиеся в США живут хорошо?

— Я не хочу сказать, что трудящиеся хорошо живут. Это не так. Но причина, по которой они не живут хорошо, не имеет отношения к несуществующему снижению их доли в национальном доходе. Это связано со стагнацией экономики, замедлением темпов роста ВВП и вклада корпораций в ВВП.

Что сказать в заключение? Экономика, мы видим, на протяжении десятилетий остается вялой в связи с падением нормы прибыли. Результат — падение темпов инвестиций обратно в производство. Именно эти причины, а не падение доли рабочих в национальном доходе, замедляет рост зарплат.

Это говорит о том, что борьба под лозунгом «перераспределить богатство» возможна лишь в строго заданных рамках. В течение нескольких последних десятилетий богатства, которое можно было бы перераспределить, и не было. Последний экономический кризис лишь усугубил эту проблему.

Кроме того, трудящиеся должны знать — им должны помочь узнать это интеллектуалы — что, борясь за сохранение жизненного уровня, они наносят ущерб капиталистической экономике, а не помогают ей. Неправда, что хорошо для трудящихся, хорошо и для капиталистической Америки. Единственный способ выйти из этого противоречия — заменить капитализм социализмом, социально экономической системой, базирующейся на народных интересах.

Мнение эксперта

Андрей Бунич, председатель Союза предпринимателей и арендаторов России:

— Мне приятно, что Маркса стали вспоминать на Западе. Действительно, у нас в 1990-е был допущен явный перегиб, когда марксизм полностью исключили из изучения в экономических вузах, и стали всячески проклинать. Между тем, в России есть хорошая традиция изучения Маркса — все-таки марксистская политэкономия была доминирующая много лет.

Например, я учился на отделении политэкономии и, соответственно, у меня был спецсеминар по «Капиталу». Каждый день по две пары, пять дней подряд мы изучали «Капитал» — как библию в духовной семинарии. Каждый параграф изучался, как сакральный. Я горжусь этим — это принесло большую пользу мне лично.

Маркса трудно читать, он написан трудным языком, у него много противоречий. Здесь важно, скорее, понять основные идеи, дух капитала — тогда ты можешь ощутить, что это такое.

Кстати, одна из причин провала наших реформаторов — Егора Гайдара и его соратников — на мой взгляд, в том, что они Маркса не понимали. Они учились на моем же факультете, только раньше, и, по мнению многих преподавателей, которые их учили (и по моему мнению), были недоучками.

Марксизм понять сложно, это действительно гениальное учение, там колоссальная философская база. А понять какие-то элементарные построения в стиле Милтона Фридмана или Пола Самуэльсона — спрос, предложение, кривая — для этого много усилий не надо, это все примитивизация.

Конечно, Гайдар сотоварищи тяготели к теории, навязанной Западом, потому что с виду она очень проста. Но все простое не бывает истинным, истина всегда сложнее. Поэтому Маркс ближе к истине, к тому, что на самом деле представляет собой экономика.

Конечно, Карл Маркс — гений, который сравним с Адамом Смитом и Давидом Риккардо, причем неизвестно, кто из них больше развил экономическую теорию. Но как у всех гениальных основателей, у них есть и огромные ошибки — у основоположников научных направлений и ошибки велики.

Поэтому сейчас применять марксизм при анализе экономики — все равно, что применять классический психоанализ времен Зигмунда Фрейда в современной психотерапии. Хотя никто не отрицает заслуг Фрейда в открытии бессознательного, все понимают, что он во многом ошибался — по большому счету, почти во всем, кроме своих основополагающих открытий. Но он дал толчок развитию этой мысли, и она до сих пор доминирует.

Так же и Маркс дал толчок экономической мысли середины XIX века, которая впоследствии породила очень много ответвлений, как модно сейчас выражаться — целый экономический дискурс. Просто у нас, после разрушения СССР, во всех бедах обвинили компартию, и вместе с ней — Маркса. В итоге, мы долгое время — и совершенно зря — были отстранены от одного из ведущих течений экономической мысли.

«СП»: — Почему Маркс не годится для анализа современной экономики?

— Маркс писал свои труды в определенной исторической обстановке, когда капитализм находился в фазе восходящего развития. Адам Смит, кстати, тоже описывал определенный этап капитализма, который существовал лишь короткое время. Тогда казалось, что перемен в экономике не будет, но потом появились явления, которые опровергали выводы основателей, и которые они не могли предвидеть.

Сейчас, в нынешней ситуации, говорить, что что-то в экономике точно соответствует Марксу — просто смешно. Можно лишь проводить какие-то аналогии, но с тем же успехом можно проводить аналогии с Аристотелем, который тоже много писал об экономике, и считается основоположником экономики древности. Да, аналогии найти можно — но не более того.

Кроме того, есть еще одна сложность: мало того, что Маркс был сложен для понимания, и даже у нас многие его не понимали, — марксизм еще и противоречив, как все гениальное. Неслучайно есть так называемое противоречие между первым и третьим томом «Капитала». Со времен Маркса и Энгельса это противоречие обсуждалось в кругах экспертов, и, кстати, именно оно лежит в основе того, что описывает господин Клайман.

Действительно, если исходить из первого тома «Капитала», из трудовой теории стоимости и теории прибавочной стоимости, обнаруживается явное противоречие с третьим томом, где описывалась уже не прибавочная стоимость, а прибыль и издержки, с опорой уже на процесс воспроизводства.

В третьем томе была попытка объяснить кризисы в экономической жизни, тогда как из первого тома кризисы не вытекали. Думаю, господин Клайман не знает даже о существовании такого противоречия. Его закон тенденции средней нормы прибыли к понижению — это как раз из третьего тома, где Маркс пытался объяснить процесс реального производства, воспроизводства и конкуренции.

Кроме того, у Клаймана вообще не учтено, что экономика развивалась. Он как будто предполагает, что марксизм остановился в своем развитии на уровне времен Маркса. Но это не так. Изменился и сам капитализм, и его осмысление. Появились другие теории и явления, которые господин Клайман игнорирует.

«СП»: — Какие это теории и явления?

— Могу перечислись вкратце. Прежде всего, теория империализма — та, что была разработана у нас, в России, Владимиром Ильичем Лениным. Речь идет о классическом труде Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма». Теория империализма разрабатывалась и другими социал-демократами — Карлом Каутским, Рудольфом Гильфердингом (книга «Финансовый капитал и финансовая олигархия»). Кроме упомянутой теории, была еще и теория перенакопления капитала, которую разрабатывали Роза Люксембург и один из лидеров троцкизма — Эрнст Мандель. Это только те теории, которые выросли из марксистской мысли, из социал-демократии.

Суть заключалась в том, что империализм — это другая фаза капитализма, которую Маркс не предвидел. На Западе это также признали, там в 1930-е появились теории монополистической конкуренции и несовершенной конкуренции. Например, Джоан Робинсон доказал, что конкуренции в чистом виде, как ее описывал Маркс, не существует, и капитализма в чистом виде — тоже. Внутри себя рынок порождает монополии, и монополии устраняют этот рынок — даже при чистом капитализме, даже если не переходить к социализму и социалистической революции. Это одно из направлений экономической теории в 1930-е годы, которое очень хорошо разработано.

Получается, марксисты и социал-демократы доказали, что капитализм стремиться к монополизму и империализму, и превращается в финансовую олигархию. Что в самом капиталистическом мире даже чистые рыночники выявили монополистическую и несовершенную конкуренции. А господин Клайман, получается, призывает нас все это не учитывать?

Дальше, со времен Джона Кейнса, с 1930-х, возникла теория о роли государства в экономике. Не надо напоминать в связи с этим, какой была практика реального социализма в СССР, где осуществлялось государственное планирование. Но даже на Западе роль государства в экономике стала играть огромную роль, начиная с появления Федеральной резервной системы США (создана в 1913 году), и институтов межгосударственного регулирования после Второй мировой. С 1930-х возник термин государственный монополистический капитализм, который сегодня знаком любому экономисту, но не был известен Марксу. Маркс не подозревал, что государство и частные монополии могут срастись и объединиться, и создать институты, которые действуют на рынке весьма успешно.

Наконец, Клайман не учитывает неоколониализм и глобализацию. Мир сегодня строится по принципу ядра и периферии. Для ядра одна экономическая реальность, для периферии — другая.

Клайман, например, списывает понижение цен на промышленную революцию, и говорит, что все это связано с тенденцией средней нормы прибыли к понижению. Но это явное преувеличение. Никто не оспаривает увеличение доли постоянного капитала, тем не менее, это не происходит в чистом виде. Во многом понижение цены в современном капитализме — результат глобализации, привлечения огромной массы дешевого труда и дешевого производства товаров в развивающихся странах.

Что же касается государственного регулирования рынка, сейчас есть и ФРС США — кредитор конечной инстанции, и система электронных расчетов, позволяющая накачивать рынки бесконечной ликвидностью и контролировать банки, и система страхования вкладов, которая во многом разрушает систему рисков. Другими словами, мы имеем дело совершенно с другим капитализмом, чем во времена Маркса.

Клайман вырывает из всего этого один только момент — что норма прибыли упала из-за технического обновления — и делает его главной причиной кризисов.

«СП»: — А по-вашему, в чем причина кризиса?

— На мой взгляд, кризис связан совсем с другим — с тупиковым, чрезмерным государственным регулированием, которое тайно осуществляется на Западе. По сути, именно ФРС и Европейский Центробанк своими действиями спровоцировали тот самый колоссальный моральный риск, о котором пишет Клайман. Вероятно, они собирались погасить его за счет дальнейшей экспансии, глобализации и фактического усиления позиций развитых стран по отношению к развивающимся. Но им это не удалось.

«СП»: — Другими словами, сейчас мир воспринимается иначе, чем его воспринимал Маркс?

— Маркс действительно считал, что прибавочная стоимость может возникнуть только из живого труда, а не из машины. Но это тогда ему так казалось, сейчас не совсем такое восприятие. В докладе «Пределы роста» Римского клуба в 1972 году заявлено, что экономический рост сам по себе не имеет смысла на определенной стадии развития. На основе этого доклада, в принципе, идет все развитие современного глобального капитализма — прежде всего, США, Европы, Японии. Доклад говорит, в переводе на общегражданский язык, что норма прибыли будет снижаться, потому что зарабатывать станет особо негде, да и не надо — если общество и без того живет более-менее нормально.

Представим идеальное общество, где все поделено, все организовано, и вообще нет рабочей силы — работают роботы. С виду там все довольны, трудятся роботы и автоматы, а люди развлекаются и веселятся. Прибыли в таком обществе будет очень мало, и она будет играть чисто номинальное значение.

Но капитал и в этом случае никуда не исчезнет: кто-то же будет руководить всем этим идеальным обществом. Владение собственностью, управление и контроль над ней — вот что будет осуществлять капитал. Ему вообще может не потребоваться высокая прибыльность, чтобы все это контролировать. А в условиях, когда все сделано и все механизировано, может оказаться, что не только прибыль, но и экономический рост не нужен. Тогда нужно будет лишь поддерживать это состояние — сегодня это принято называть экологической устойчивостью экономики. Всего этого не было во времена Маркса.

Если просуммировать сказанное, получается, что тенденция к падению нормы прибыли создает противоречия только в одном случае: если отвлечься от того, что происходило с капитализмом после Маркса.

Если даже по мнению тех, кто владеет основными средствами производства, уже все сделано и все проинвестировано, — зачем куда еще вкладывать? Если никто особенно не протестует, не мучается от этого нулевого роста, а если мучается, то где-нибудь в Индии или Африке, — какой смысл просто так расширять благосостояние?! Именно этого Клайман не учитывает…