Валерий Ганичев: «Я жил при многих санкциях»

(продолжение см. ниже…)

Сергей Шаргунов: — Здравствуйте, друзья. С вами «Свободная Пресса», с вами Сергей Шаргунов. Сегодня у нас в гостях Валерий Николаевич Ганичев, председатель Правления Союза писателей России. Валерий Николаевич, я бы начал разговор с вопросов насущных и актуальных. Знаю, что вам не понаслышке близка тема и Новороссии, и Украины, и русско-украинских отношений. Вы об этом много писали, много размышляли, и вот оказалось, что ваши книги вдруг стремительно актуализируются именно по этим вопросам. И больше того, возникает вопрос, почему нет настоящей интеллектуальной базы в разговорах о происходящем в Донбассе, на юго-востоке вчера еще Украины, а сегодня большой вопрос, как это все назвать.

Валерий Ганичев: — Вы знаете, когда в 80-х годах, я выпустил свой исторический роман, или повествование я его называю, «Росс непобедимый», он весь целиком был посвящен, как образовывалась Новороссия. По двум причинам: я жил в городе Николаеве, мне было это интересно. Меня заинтересовал Ушаков, меня заинтересовало как эти земли…

С.Ш.: — Вы же писали об Ушакове подробно.

В.Г.: — Да. А что касается Новороссии, то это был подвиг нашего народа. Он был равен, может быть, подвигу освоения Сибири. Потому что выход России на полуденное окно, второе окно после Петра Первого, через Черное море, которое в 9 веке арабские купцы называли Русским морем. И выход в Европу и Африку через это было историческим событием. Но историческое связано еще с тем, что эти земли, абсолютно пустые, абсолютно пустынные, незаселенные, были пройдены русской армией Румянцева. Потом Потемкин прозрел, что это большой участок земли, который надо заселить, где надо построить города, Черноморский флот. Этого ничего не было до Первой и Второй русско-турецкой войн при Екатерине. Вот эти земли были освоены. На них поселились крестьяне, были переселены, честно скажем, потому что многие крепостные, многие свободные были крестьяне из Орловской, Воронежской, Брянской…

С.Ш.: — Курской губернии…

В.Г.: — Это были крестьяне. Потом уже пришли сюда и малороссы. Это было естественно. И не только малороссы. Эти земли заселило большое количество немцев, сербов, болгар. Это была настоящая многонациональная часть России. Потемкин именовал с Екатериной, естественно, это Новороссией. По своей мощи, по своей направленности это была Новая Россия, там в составе Новороссии даже была Новая Сербия и другие.

С.Ш.: — Но я правильно понимаю, что границы Новороссии были немножечко сдвинуты, нежели то, о чем говорят сейчас? Например, Донецк и Луганск относились просто к Великороссии, а Новороссия — это прежде всего Крым, Одесса, Херсон, Николаев.

В.Г.: — Совершенно верно. Донецк относился к Азовской губернии, которая начинала еще при Петре создаваться, а потом при Екатерине и т. д. А вот эти земли, когда красавцы-города создавались Мариуполь, Мелитополь, Севастополь, Симферополь, Тирасполь, Одесса. А что касается приставки «поль», то Екатерина была в каком-то смысле эллинофилкой, «поль» — это город. И вот эти земли, уже заселенные, города уже заселенные, в них образовывалась промышленность. Там были греки, большое количество понтийских греков и других народов.

С.Ш.: — Мариуполь до сих пор в значительной степени греческий город.

В.Г.: — Да. Так что, это была Новороссия в полном смысле слова. Тут пришла часть украинского населения, пришли поляки. Все туда устраивались, это была русская мощная территория, которая знаменовала собой будущее России, там был создан Черноморский флот России. Единственный флот после турецкого на Черном море был русский Черноморский флот. Там проявились такие таланты, как Ушаков, он определил направление развития этого флота. Его победоносность, которую пытаются как-то замазать, затушевать, но — не удастся: Ушаков был самым выдающимся флотоводцем 18 века. Даже Нельсон, которого мы знаем по мировым оценкам, он и то терпел поражение. А Ушаков — 43 победы, не потерпел ни одного поражения. Это, на мой взгляд, конечно, знамение свыше с одной стороны, а с другой стороны — это его талант, его умение русского человека, выросшего в России, на Волге.

С.Ш.: — Валерий Николаевич, хотел бы спросить по поводу этих земель и, что главное, по поводу людей. В 20-е годы Новороссия оказалась поделена. Значительная ее часть отошла к Украине, Украинской Республике в рамках одного государства, а Приднестровье, понятно, что было присоединено в дальнейшем к Молдавской Республике. Большое количество людей оказалось, как бы, не там и не тут. Вы там жили, вы все это видели, вы там работали. В советское время уже присутствовали эти противоречия, в том числе языковые? Вы ведь знаете украинский язык?

В.Г.: — Прекрасно знаю. Я перевожу с украинского на русский, несколько романов перевел. Я закончил украинскую школу и не где-нибудь а на Полтавщине, на Миргородщине, родине Гоголя. Знаю украинский язык, настоящий, истинный. Полтавско-киевский, не галицийский диалект, который пытаются навязать сейчас Украине. Это чистый, красивый, с множеством славянских корней язык. И надо с уважением относиться к мове, к языку. Например, Российская академия наук еще в 1903 году написала, что украинская мова, украинский язык это не наречие, это язык. И надо с этим считаться. Так вот там большинство, когда я приехал в первый раз, кукурузу мы убирали как студенты в 55-м году, а потом с 56-го года я работал в Николаеве — большинство населения считали себя русскими. Это не значит, что они по национальности были русскими, они считали себя русскими. Район Арбузинка, мы работали в колхозе — весь колхоз русские, школа русская, районы целые — Владимирский, Снегиревский — это русские районы, со школами. А в Николаеве, я не запомнил точно, но если около 300 школ, то 5−10 школ было украинских, остальные русские. Хорошо это ли плохо? Я не думаю, что это очень хорошо. Но с другой стороны мы все украинскую мову учили, знали и т. д. Это не по указу президента совершалось, это какой-то взаимообмен, необходимость общаться и с той и с другой стороны было. И отсюда я думаю, появляется ситуация, связанная с Новороссией, как частью России. Она была, во-первых, географически, во-вторых, организационно, в-третьих, по духу связана. Там ведь масса ученых людей, которые связаны с русской культурой. Вот сейчас хотят взорвать памятник Екатерине. Это такой вандализм, такое варварство, которое за пределами всяких обсуждений. Это говорит о том, что на Украине есть определенная волна людей, которая не связывает себя со славянской цивилизацией и т. д. Это «Правый сектор», это галичане. Те, кто не связывает себя с Украиной, с той цивилизацией, которая образовалась на Украине. Она есть, она связана с Россией полностью, начиная со святого Владимира. Мы не будем делить, как они, «це не росіянин», да нет, он Киевской Руси представитель. Человек, который дал нам христианство. И естественно, мы никогда не откажемся, что он представлял Русь.

С.Ш.: — Валерий Николаевич, если говорить о сегодняшнем положении дел, действительно ли удалось расколоть прежнее единство славянской цивилизации? Действительно ли Украину «угнали»? Многое ли случилось уже безвозвратно? И, как вы думаете, где выход из этого страшного, казалось бы, углубляющегося раскола?

В.Г.: — Это горько признавать, это горько ощущать, это горько чувствовать. Я, когда смотрю передачи по Центральному телевидению, мне не нравится такая легкость обсуждения иногда, некое такое шоу. Это больно. Это боль, прежде всего. Об этом нужно говорить, нужно думать. Мы не используем ни свои резервы, ни исторические, ни духовные связи, ни литературные и т. д. Хорошо, господин Обама, он невежественен в области истории и географии. Он может не знать, что Крым всегда был русским. От Святого Владимира, с 1773 года, с Кючук-Кайнарджийского мирного договора, с 19 века, какая это война была Крымская, не русская что ли? Русская. Он может не знать, в силу того, что ему это не надо. Но многие украинские, историки и политики, и наши, к сожалению, плюс еще наши, уважаемые мной либеральные, скажем, представители, они тоже следуют этому. Почитайте историю, узнайте историю. И следуйте этим каким-то уже естественным причинам. К сожалению, надо работать.

С.Ш.: — Я часто повторяю такую мысль, что в течение последних 20 с лишним лет практически ничего не делалось для того, чтобы не терять Украину. Выросло целое поколение людей, в том числе русских по происхождению, которые сейчас враждебно начинают воспринимать Россию. Мне кажется, не было никаких встреч, мероприятий. Союз писателей России что делал?

В.Г.: — Нет, мы проводили в Киеве вместе с украинскими писателями такие мероприятия, как представление Гоголя — у нас вышел однотомник миллионным тиражом. Мы сделали перевод «Тихого Дона» на украинский язык. Он был в 30-х годах, потом его забыли. Честно говоря, многие говорили — да что там, «Тихий Дон» нужно по-русски читать. Может быть и так. Но можно иметь основания читать его по-украински. Тем более, что мать Шолохова происходит из Черниговской губернии. Можно эту связь, как и все другие, замечать. Это же невозможно не видеть. Слой русских великих писателей оттуда. А кто такой Гоголь? Я еще застал, когда в конце перестройки, в конце 80-х годов я приезжал в Киев и там такие мужи, они меня знают хорошо, мы с ними в нормальных отношениях, они говорят: «Треба Україну від гоголізмів освободіти». Гоголизмы, они считали, что он не на той мове пишет, как им хотелось, в Галиции. Они не считали его украинским писателем. Сейчас уже считают. Надо же что-то набирать в копилку украинской культуры. Надо с уважением относиться к украинской культуре. У нас были организации, которые входили в Союз писателей. В Харькове мощная организация, организация в Луганске, организация в Донецке. Мощная большая писательская организация была в Крыму. И в Севастополе, и в Симферополе.

С.Ш.: — Ее роль была очень огромная в воссоединении Крыма и России?

В.Г.: — Очень большая. Но даже там их несколько. Была восточно-крымская организация в Феодосии. Организация России, Украины, Белоруссии. Можно было находить всякие взаимодействия. Сейчас мы создали организацию, это не значит, что она должна быть единственной. Надо ее расширять. Организация Союза писателей в Крыму, Союза писателей России и мы не требуем, чтобы кто-то придерживался таких взглядов. Взгляд единый был один: Крым наш один общий дом. Вполне там уживались всегда русские, украинцы, татары. По поводу татар, что когда Екатерина там появилась, то эскорт ее был почетный из татарских мурз. Она написала фразу интересную: «Уважать мой татарский народ, его веру, его обычаи и его предрассудки». И это всегда было и сейчас, когда вытаскивают какие-то противоречия, что-то связанно было в том числе с последней войной. И мы не должны забывать, но не должны и преувеличивать. Мы делали, делаем и будем делать с Украиной, пытаться находить общение группы людей, и в России часть людей пишет на украинской мове. Я удивил своих украинских коллег, когда сказал, что у нас есть те, кто пишет на украинской мове.

С.Ш.: — С другой стороны, вам стало сложнее работать на Украине?

В.Г.: — Да что вы. Это почти что невозможно работать. Мы стараемся, чтобы не было плохо нашим коллегами. И не надо их ставить под какой-то удар. Они сами выберут линию поведения — это раз. А во-вторых, надо находить темы. Темы, которые нас объединяют и которые не ставят в противоречие друг с другом. Например, меня удивляет, что ни государственные, ни Министерство культуры, не провели 200-летие Шевченко Тараса Григорьевича, хотя я сейчас заметил, что его выдают больше за русского писателя. Потому что он писал на русском и мыслил даже. Но 200-летие не отметили. Почему? «В Киеве стреляют». А мы отметили, мы собрали большую группу наших писателей московских, пригласили с Украины. Они приехали, несмотря на то, что стреляли. Надо уметь замечать такие великие даты. Мало кто в полной степени ощущает, что надо находить точки соприкосновения.

С.Ш.: — Если завершать тему Украины, хотя мы наверняка будем к ней возвращаться, вы как человек, хорошо знающий историю этой страны и все, что предшествовало нынешнему конфликту, как 50−100 лет назад, а на самом деле, веками. Как вы считаете, возможен ли исход, что ждет дальше? У вас есть прогноз, предсказание?

В.Г.: — Знаете, мне не хотелось бы печальный прогноз называть и исход. Мне не хотелось и розового, оптимистического прогноза. Требуются большая серьезная работа, уступки. Тяжело с бандеровско-шушхевичскими братанами вести диалог, но с другими-то можно. Другие просто попали под влияние. Другим нужно доказывать, что никаких супер-войск не вводила Россия, что нас соединяют общие духовные, психологические узы, общая вера. Ведь сейчас они занимаются инквизиционными мерами, изгоняя священников и уничтожая русские храмы. Такого со времен Средневековья и со времен Гитлера не было.

С.Ш.: — Кстати, ведь Украинская православная церковь Московской патриархии остается главной церковью на Украине. Ее посещают большинство.

В.Г.: — Да и по большинству приходов. Ей, конечно, напередавали, украинской церкви, множество храмов и т. д. Но большинство приходов — Московского патриархата. Я беседовал с большинством священников. Очень достойные люди, очень достойные, стойкие. Они подвергались нападкам и в то время, и выдерживались, в отличие от многих наших представителей, которые предпочитают засунуть голову под крыло и не видели. Но как так не видеть, что вдруг фашист становится национальным героем? Я директору Института истории Сахарова сказал в свое время: «Что ты проводишь все симпозиумы, конференции с Европой, Америкой, Канадой?» — «Надо». — «Но с Украиной ты почти что ничего не провел, не пообсуждал. Может быть, приостановил какие-то учебники или представление». А, у нас некоторое такое пренебрежение было, у нашей и научной, и культурной, и духовной верхушки. Украинцами не надо пренебрегать.

С.Ш.: — Тревожно за все постсоветское пространство. Тревожно, что будет в дальше в Белоруссии. Тревожно за Приднестровье, я был недавно в Кишиневе. Со стороны Украины Приднестровье уже блокировано. Со стороны Молдавии может быть блокировано. Неизвестно, какие силы там восторжествуют. Тяжело русским людям в разных местах, людям русской культуры. Что нужно предпринимать, что может сделать в этой ситуации Союз писателей?

В.Г.: — Надо, конечно, твердо себе представить и этот лозунг должен войти в голову людей — мобилизационное состояние. Мы не должны так, ничего, все пройдет. Все пройдет — и нет Прибалтики. Все пройдет — и нет того же Закавказья. Ничего не пройдет, если не применять усилия, в том числе экономические и военные. Я человек, который жил при многих санкциях. Война — чем не санкция была против нас? А после войны и засуха и полу-голод, если не голод 46-го года. И санкции были, но как-то люди не считали, что это неестественно. Они считали, что это ход истории, ходы наших оппонентов, чтобы не сказать противников и т. д. И сейчас это же ходы изуверские, ходы экономически катастрофические. И с точки зрения мировой экономики и с точки зрения России. Мы не должны приуменьшать это. Следовательно, все надо мобилизовать. В Белгородской области у нас 10 лет есть замечательная премия «Прохоровское поле» — военно-патриотическая. Высочайшая премия, лучшая, может быть. Я видел, как белгородцы выстраивают свою жизнь. Они при всех ситуациях…

С.Ш.: — Это лучшая область в России сейчас.

В.Г.: — Безусловно. И в социальном, и в экономическом, и в культурном отношении. Я видел, как они это делают. Это не очень легко. Чистые дороги и города, все возделанные поля и комплексы и т. д. И каждый день, каждый месяц выстраивается линия работы и поведения. Почему это в других местах не делается? Надо чувствовать, что это наша земля, это наши люди.

С.Ш.: — Вы были главным редактором газеты «Комсомольская правда» и тогда тираж достигал 10 млн., насколько я знаю.

В.Г.: — Когда я был на Кубе, на фестивале, Фидель Кастро подошел: «Скажи, пожалуйста, — он на ты называл, — комсомол, молодежь едет на БАМ?» — «Едет», — говорю. «На целину?» — «Едет, но она уже возделана». — «А какой у тебя тираж?» — «11,5 млн.» — «О, я бы с таким тиражом революцию в мире произвел». Так что, был такой тираж.

Вторая часть

С.Ш.: — Вот как раз об этом хочу спросить. Влияние прессы, как вы считаете, оно утрачено или сохраняется? Что определяет сознание общества? Вы наблюдали, как все изменялось в 80-е, 90-е, 00-е годы. Следите ли вы за сегодняшней прессой, смотрите телевидение?

В.Г.: — Знаете, я за прессой всегда следил. Более того, я побывал где-то в 40 или 50 странах в то время, когда был в «Комсомолке» или в издательстве «Молодая гвардия», побывал в центрах, которые занимались изучением молодежи. Я даже докторскую диссертацию защитил по молодежной печати, каким образом страны и люди, общество, воздействовали на молодое поколение. Это только в голове очень людей легковесных может быть, что «а, никакой идеологии нет». Везде есть своя идеология. Ей надо противостоять или вместе с ней продолжать какое-то движение дальше. Конечно, мы не можем сказать, что в советское время больше было некой свободы, неких возможностей, а с другой стороны можно сказать, что было столько таких возможностей, направленных на общее дело государства. Вот я возьму близкое мне военно-патриотическое воспитание. Во-первых, все книги о всех космонавтах мы выпустили в издательстве «Молодая гвардия», маршалов почти что всех издали.

С.Ш.: — Я напомню, что вы были руководителем одного из крупнейших издательств в Советском Союзе — «Молодая гвардия».

В.Г.: — Да. По поводу этого, когда я был в Америке, мне устроили встречу. «Скажите, пожалуйста, сколько названий у вашего издательства?» Я говорю: «400». — «О! А сколько тираж?» — «40−50 млн.» — «О!» А потом спросили: «А сколько у вас зарплата?» Я понял, что горю и, подумав, сказал: «Это коммерческая тайна». — «О! Наш человек». Так что издательство было действительно очень большое. И, например, книгу, мы выпустили для подростков «Великая Отечественная война» миллионным тиражом. Для подростков. Маршал Василевский написал предисловие. Я не понимаю, почему сейчас предали ее забвению. Или мы, например, сделали для мальчишек 10−14 лет «Книгу будущих командиров». Все там есть: и история, и знаки, и направление. Миллионный тираж, миллион. А потом Книготорг затребовал: «Дайте еще один миллион, мы все распространим» — распространили. Но, если говорить откровенно, то наша литература, молодая, которая сейчас уже классическая, она вышла из «Молодой гвардии». Как писал Шолохов, будучи в «Молодой гвардии»: «всегда с радостью бываю в «Молодой гвардии», даже и сам молодею. А молодели у нас очень многие, ну, в конце концов Распутин весь у нас выходил, Белов Василий… Меня вызывали и в цензуру, даже в ЦК партии мне сказали: «Ну зачем вы выпускаете «Прощание с Матёрой» — это же против электростанций». Я говорю: «Да нет, это не против электростанций — это за нравственность, за глубокие подходы к жизни». Что-то мне удалось убедить, а что-то нет — пришлось пару абзацев снять, в следующем издании мы их восстановили и так далее. Я не хочу сказать, что это так легко, но было вполне возможно доказывать, выпускать и так далее. А сейчас…

С.Ш.: — Вот что сейчас?

В.Г.: — Вот что сейчас, сам бы хотел знать. Ну, есть очаги, есть направления, есть попытки создать интересную, увлекательную прессу.

С.Ш.: — А прозу вы читаете сейчас?

В.Г.: — Ну, я читаю, а как же. Вот на последнем съезде я сказал: «А что же вы, дорогие мои, не замечаете, например, три лауреата Патриаршей премии: Юрий Лощиц, Станислав Куняев, Варламов, перед этим Крупинов — это же многоцветная литература, почему нет на нее ответа, критического мнения?» А вот Юрия Лощица я вообще считаю, его книга «Кирилл и Мефодий» — это один из бриллиантов нашей сегодняшней прозы и исторической, и художественной, и мировоззренческой.

С.Ш.: — Замечательный кубанский поэт Николай Зиновьев.

В.Г.: — Да если говорить откровенно, то мы его открыли. Когда мне принесли его книжечку, я немедленно написал предисловие, мы его роман дали в журнале и он пошел шагать уже без наших усилий. Вот он недавно был, вручали ему премию, он очень интересный. Но вот я знаю, многие передергиваются, когда называю Лиханова. Альберт Лиханов — он вообще-то в своем роде классик детской подростковой литературы, и вот эта его последняя повесть в нашем современнике «Непрощенная». Вы знаете, пронзительная просто вещь, я уже не говорю о том, что он создатель Детского фонда. Ну, а вот такую книгу назову Коновалова — «Я вернулся».

Это, честно говоря, «Как закалялась сталь» нашего времени или «Повесть о настоящем человеке» — это реальный человек, это Герой России, который сражался в Афгане, который жив сейчас и даже генерала ему дали.

С.Ш.: — Ну, вот так же, как проза Виктора Николаева, проза человека, прошедшего войны.

В.Г.: — Конечно, вы очень правы и мы тоже его открыли. Его книги на Украине, кстати говоря, издали пиратским способом. Можно назвать и поэтессу Ирину Семенову, никого не хочу обидеть, но она, на мой взгляд, одна из лучших поэтесс сегодняшнего дня. Ее серия поэм о духовном, о Ксении Петербургской — она получила премию Павла Васильева. Есть и Коля Рачков… Я называю вам только тех, кто менее известен, можно же называть и тех, кто продолжает эту работу.

С.Ш.: — Ну, как раз очень важны такие не громкие имена, чтобы больше людей смогли о них узнать.

В.Г.: — Ну, да. Хотя, вообще литература — дело не гендерное. Если ты молодой, ты подаешь надежды, а старый — нет, ты уже сошел со сцены. Нет — это дело таланта.

С.Ш.: — Хочу спросить и о том, что вы постоянно ездите. Насколько я знаю, у вас хватает сил и на Патриаршую премию, на Всемирный Русский Собор, но и на поездки. Я знаю, вы были на острове Родос, где проходят интеллектуальные встречи.

В.Г.: — Нет-нет, хотя и на острове Родос тоже. Это возле Западного побережья ожерелья таких островов, они с Древней Греции являлись центром культуры, Одиссей оттуда происходит и так далее, во главе с островом Корфу, но для нас они славны еще и тем, что их освободил Федор Федорович Ушаков в 1798.

С.Ш.: — Ваш герой, кстати говоря, и считается, что канонизация Ушакова — во многом ваша заслуга.

В.Г.: — Ну, в некоторой степени — безусловно, хотя это решение ведь там, на небесах, вначале — это молитва монахов. Но честно скажу, что когда я принес письмо об этом, и книжку свою Святейшему патриарху Алексию, он сказал: «Вы знаете, это будет очень важное событие, если наш флот, все православные люди получат такого небесного покровителя». Получили, и дело даже не только в православных людях, а вообще в наших людях: героический человек, стратег, великий дипломат, и потом — милосердец и человек праведного поведения. Он освободил эти острова, дал им Конституцию, греческий язык, военные силы небольшие и православную епархию привел, а потом еще его войска взяли Неаполь, Рим. Военный министр России Милютин, он еще и историком был, сказал, что за блеском побед Суворова не заметили блеск побед Ушакова.

С.Ш.: — А ведь никто не знает об этих победах, что русская армия взяла Рим.

В.Г.: — Да, это потрясающе — русская армия взяла и освободила Рим. Это, конечно, потрясающе.

С.Ш.: — Так что же сейчас было связано с вашей поездкой?

В.Г.: — Это была Русская неделя, Ушаковская неделя, которая продолжается вот уже 12 лет, после того, когда мы установили первый памятник Ушакова. Кстати говоря, после этого, за эти последние 2 года, количество туристов из России увеличилось в 7 раз туда, люди хотят увидеть следы наших побед, этот памятник. Второй памятник в прошлом году мы установили на острове Занте — это первый остров, который взял, изумительной памяти Ушакова храм.

С.Ш.: — Я в Черногории видел.

В.Г.: — В Черногории храм. «Смотри, это твой герой», я говорю: «Наш общий герой». Или в Болгарии, там на мысе Калиакра стоит памятник Ушакова. На этот мыс сотни русских туристов едут. И вот когда мы проводили там и конференции, и встречи, и Шествия памяти — это ведь тоже не случайно, что многие люди из Корфу, они были нашими посланниками и их посланниками у нас…

С.Ш.: — То есть, на самом деле, русские принесли свободу, Конституцию.

В.Г.: — В эту часть Греции — безусловно. Греки все очень доброжелательно к нам настроены, особенно категорически высказываются против ОБСЕ, санкций, потому что Греция потерпела не меньшие потери от этих санкций.

С.Ш.: — Вкусили прелести ЕС.

В.Г.: — Да-да, они там везде были против Америки и Германии. Но мы не на этом строили свои отношения, а именно на связях с Россией. И вот эту встречу поприветствовал, что было важно и для греков и для всей Греции — министр иностранных дел России Лавров. Его все знают там, и вдруг приветствуют локальную какую-то встречу. А второе, что произвело на греков впечатление, помимо наших усилий по поводу Ушакова — это присутствие флагмана Черноморского флота ракетного крейсера «Москва». Красавец, гордый, все шли посмотреть на него.

С.Ш.: — Валерий Николаевич, вдруг перейду к другому вопросу: а что вас радует в жизни и что дает вам силы?

В.Г.: — Во-первых, наше дело, служение. Я человек пафосный, хотя не говорю об этом. Как-то мы воспитывались и всегда это было у меня: и в то время, когда я преподавал, и в то время, когда работал в молодежных организациях, в комсомоле — всегда пытался поддерживать героическое, духовное, высокое начало, традиционные ценности наши. Это для меня и большая радость и большие потери, которые сейчас происходят, безусловно. Ну, и во-вторых — это, конечно, широкое общение. Столь много замечательных людей на Руси. Поедешь куда-то, приезжаешь на высоте, хотя бывают иногда такие беды, включая, например, попытку отобрать наш дом. 20 лет мне приходится как представителю Союза писателей за него бороться.

С.Ш.: — Еще в 1991 это началось.

В.Г.: — Да-да, абсолютно верно. Вот это, второе. Ну, а третье — не могу не скрыть: меня окружает все время замечательная женщина, рано ушедшая моя жена Светлана Федоровна, замечательный, святой человек. Дочь Марина, внучка Анастасия — они мои соратники, две замечательных правнучки. Когда у меня вторая родилась, Таисия, ее там объявили на вечере, потому что мне принесли сообщение, ну все зааплодировали, потом подходит женщина, и говорит: «Вы знаете, у кого правнучка есть, тому снимается 50% грехов», а я говорю: «У меня вторая», — «Вам все снимаются».

С.Ш.: — Валерий Николаевич, а что сейчас пишете, есть ли время, силы еще что-то писать?

В.Г.: — Сил иногда не бывает, но писать — пишу. О том же Корфу. Я вел дневник, но потом понял, что это отнимает больше сил, чем ты добьешься. Хотя дневник — очень хорошее время, вот у меня вышла еще книжка «Листая версты дней», я вам подарил ее, о событиях многих лет, людей, с которыми встречался. Моими друзьями были Гагарин, Жуков, Шолохов, который называл меня «Валера, знаешь». Он слегка был шутливый человек, а я его всерьез. Я говорю: «Ну, пейте вы настой трав», он меня встречает через полгода, и говорит: «Валера, ты что, все сено пьешь?»

С.Ш.: — А нет желания сделать, может быть, книгу из таких ярких, емких зарисовок? Шолохов, Жуков, Гагарин?

В.Г.: — Вот открою секрет: только что сдал в издательство «Вече», написал вначале «Гоголь бессмертен». Мы были на одном заседании с моим товарищем, все выступают такие важные, мы выходим и я говорю: «Конечно, Пушкин наше все, но Гоголь — бессмертен. Смотри, все типы сохранились». И вот на срезе с одной стороны улыбки, а с другой стороны события — об этом я и написал. Герои тут рядом, и ситуация, и Тарас Бульба есть рядом, и Андрий — все есть. Это наша жизнь такая. Там очень много забавных ситуаций, но и серьезных встреч. Знаете, какую я хочу еще очень важную книгу написать — дерусификация России, вот на каких фронтах, каким образом, снимается историческая связь времен, духовная, литературная, и это что-то становится уже не очень нужным.

Полная версия на видео «Открытой студии»

Над программой работали: Сергей Шаргунов (главный редактор «Свободной Прессы», ведущий), Майя Мамедова (продюсер), Елена Наумова (фото), Александр Фатеев (оператор-монтажер).

Примечание: Уважаемые читатели «Свободной прессы», приносим вам свои извинения за возможные технические неточности, с которыми вы могли столкнуться при прочтении данного материала.