Яна Лантратова: «На донбасском фронте без перемен»

Ярослав Белоусов: — Гость «Открытой студии» — член Совета при президенте РФ по правам человека и развитию гражданского общества, руководитель «Союза добровольцев России» Яна Лантратова. Беседу буду вести я, Ярослав Белоусов.

Яна, год назад Крым возвратился в Россию. Вы участвовали в тех событиях. Могли бы рассказать поподробнее?

Яна Лантратова: — Я ездила в Крым в качестве наблюдателя на референдуме, как правозащитник. Я приехала в Севастополь и выбрала самые отдаленные наблюдательные участки, куда ездило наименьшее число экспертов. С собой пригласила нескольких руководителей федеральных общественных организаций, которые прилетели в Крым. Объезжали эти участки и, вы знаете, я была очень удивлена, во-первых, в целом атмосферой, которая там была. Люди приходили, некоторые даже в праздничных костюмах, на голосование, у них было отличное настроение, они танцевали, пели. Даже маленькие детки бегали по улице с флагами России, кричали: «России «Ура!». Одна пожилая женщина, ветеран войны подошла ко мне и говорит: «Надо же, вот столько лет мы жили здесь, столько лет прошло, наконец-то мы возвращаемся домой». Я запомнила этот день, запомнила концерт в котором участвовала. Была потрясающая энергетика. Поэтому нисколько не сомневалась: это действительно волеизъявление народа.

Я.Б.: — Вы часто бываете в Крыму, вернулись оттуда пару дней назад. Настроения крымчан изменились?

Я.Л.: — Там сейчас точно такая же достаточно хорошая атмосфера. Сложности есть, безусловно. Сложности, например, были с переходом законодательства на российский уровень, возникали переживания, как они смогут. Мы их сейчас курируем. Какие вопросы возникают — из Москвы, из регионов выезжают туда специалисты, помогают. Т.е. в целом потихонечку все становится на свои места.

Я.Б.: — Вы недавно возили детей на реабилитацию из Донецка в Крым. Есть гарантии со стороны государства, что за ними присмотрят, их будут воспитывать, о них будут заботиться?

Я.Л.: — Я занимаюсь с апреля помощью пострадавшим на юго-востоке Украины. Несколько слов, как начала этим заниматься. Я укладывала своего маленького сына спать, и ночью мне позвонили на телефон. Звонила женщина. Она плакала и говорила: «Пожалуйста, сделайте что-нибудь, только вывезите наших детей». В ту ночь бомбили Краматорск. Город был заблокирован, электричества не было, и она от руки написала список на 3 000 детей и прислала его мне. И вот тогда мы начали организовывать вывоз их. Депутаты парламента Новороссии помогали перевозить их до границы. От границы их встречали волонтеры и сопровождали в регионы, готовые принять. Когда мы везли их к границе, нам приходилось по несколько раз менять маршрут движения, потому что автобусы обстреливали, автобусы переворачивались, стреляли в спины детей. И никто не может назвать до сих пор точную цифру, сколько погибло детей. Так вот очень много раненых деток осталось сейчас там. В связи с тем, что больницы и школы разрушены, а я вот недавно была на Донбассе, у меня было несколько маршрутов движения, как раз, обстреляны больницы, обстреляны школы, разрушены кварталы. Я посещала эти учреждения. Там, к сожалению, нет возможности технической оказывать реальную помощь людям, потому что еще во время, когда были ожесточенные боевые действия, то детям некоторым операции делали в подвалах при маленьких фонариках: не было электричества. Осталось очень много раненых. Мы составили список, по инициативе Олега Царева был запущен проект «Конвейер жизни», в рамках которого, как раз этих детей мы перевозим на территорию России для лечения, реабилитации. Сейчас у нас в списке 120 человек. Первый автобус выехал недавно, я их встречала и сутки ехала с ними. Мы их привезли в Крым для лечения, реабилитации.

Я.Б.: — Никаких проблем не возникло? Ведь, чтобы вывезти детей из Донецка в Крым, нужно ехать по украинской территории.

Я.Л.: — Нужно выезжать через границу. Мы заранее, естественно, подготовили все документы. У нас были все разрешения, письма и справки от родителей. Детей сопровождали кто-то из родных, опекунов. Это на границе не первый автобус, который мы вывозим. Всего за время боевых действий до этого я вывезла совместно с парламентом 2 380 детей. Там одна девочка Диана, ей 7 лет, она ехала в машине вместе со своими мамой и папой, бабушкой, 13-летней сестричкой, и машина была обстреляна. Мать прикрыла собой ребенка, девочка ранена была, но погибли все. Но мать перед тем, как умирала, позвала солдат украинских, которые были рядом, которые в том числе обстреливали машину, и попросила спасти ребенка. Мать после этого умерла. И вот Диана, она сидела в машине вместе с ними, а сестренка с мамой, папой, бабушкой практически сутки и пыталась с ними разговаривать. Она не понимала, что произошло. Но потом в этот момент к ней подошел раненый солдат украинской армии, он сам был ранен, увидел раненого ребенка, взял ее на руки, понес. И вот он долго ходил с ней по лесам, по степям, потому что понимал, если он сдастся, то его заберут, соответственно. Но видя, что девочка умирает, он все-таки пошел и передал ее в ополчение. Ему оказана была помощь. Диану доставили в больницу, ей сделали необходимые операции. Ребенка спасли и потом уже через интернет, через какие-то средства связи нашли ее дальнюю родственницу, которая сейчас ее взяла под опеку. Социальное пособие эта бабушка не получает, дом в котором они живут, полуразрушен. Ситуация крайне сложная.

Я.Б.: — Насколько известно, в Крыму детей должна была встречать прокурор Наталья Поклонская. Встреча действительно состоялась? Почему прокурор? Это вроде не его прерогатива.

Я.Л.: — Наталья участвовала в этом проекте. Она основной организатор с принимающей стороны. Она сама не могла прийти, к сожалению, встретить их. Вы знаете, на самом деле она не хочет, и не хотела как-то освещать свое участие в таких проектах. Ведь и Следственный комитет РФ в лице председателя, и прокуратура, и очень многие различные структуры министерств и ведомств помогают пострадавшим. Люди собирают гуманитарную помощь, готовы поделиться как угодно, чем угодно лишь бы помочь. Это просто гражданский долг.

Я.Б.: — Есть приблизительные данные о том, что жертвами конфликта на Донбассе за все время стало приблизительно 6 000 человек. А вот детей среди них сколько? Есть какая-нибудь статистика?

Я.Л.: — Честно говоря, не очень верю в такую цифру, как 6 000 человек. Это точно неправда.

Я.Б.: — Т.е. больше, да?

Я.Л.: — Да, намного, конечно, больше. Все дают абсолютно разные цифры. Я думаю, что это десятки тысяч. Павел Астахов дает цифру порядка 2 000 000 детей, если не ошибаюсь. Но ведь помимо того, что некоторые раненые дети потеряли родных, потеряли опекунов, многие получили тяжелые психологические травмы.

Я.Б.: — Совершенно недавно вы выступили инициатором по созданию мониторинговой группы по правам ребенка на востоке Украины. Кто войдет в состав этой организации, и чем она будет заниматься?

Я.Л.: — Больше года на востоке Украины продолжаются военные действия, льется кровь, погибают люди, мирные жители: старики, дети, женщины… Многие правозащитные организации международные делают вид, что этого не происходит. Наши российские правозащитники, общественные организации, которые оказывают помощь, стараются привлекать внимание международного сообщества к этим проблемам. И мы создали данную рабочую группу для того, чтобы показать реальную ситуацию, происходящего, выявить реальное число потребностей, каким детям, какая помощь нужна. В рабочую группу входят уже депутаты Государственной Думы, члены Совета Федерации, представитель Общественной палаты РФ, члены Совета при президенте по правам человека. Мы сейчас подготовили список детей, которые в первоочередном порядке должны выехать. Потом будем подготавливать полные данные, чтобы доклад передать в ООН по вопросам ребенка. Мы привлекаем в эту группу международные правозащитные организации, международных правозащитников. Приглашаем поучаствовать в поездке в Донецкую, Луганскую народные республики. Потому что, к сожалению, я знаю, существовало много разных полевых миссий международных, но как-то они очень избирательно находят маршруты движения. Я предлагаю приехать и вместе со мной посидеть в подвалах, в которых сейчас сидят люди: они потеряли все. Помощи там требуется, действительно, очень много.

Я.Б.: — Официальный Брюссель не реагирует на гуманитарную катастрофу на Донбассе. Вы видите какие-то перспективы по поводу взаимодействия с европейцами?

Я.Л.: — Последнее время со стороны разных стран стали реагировать на эту проблему и передавать гуманитарную помощь. Передают гуманитарную помощь из Португалии, Франции, Испании, Италии, Болгарии, Сербии, Германии. Мы уже начали работу по передаче заявлений в Европейский суд по правам человека. Когда я подготавливала первую часть доклада о нарушении прав человека на территории Украины, туда вошли все данные по обстрелу мирных городов, разрушению домов, социальных учреждений. И как раз отдельно стоял вопрос о том, что Киев, не отказываясь от территории ДНР и ЛНР, при этом отказался и не выплачивает социальные пособия ни мамочкам многодетным, ни инвалидам, ни пожилым людям. И это тоже действительно серьезное нарушение прав человека. И в связи с этим мы стали заниматься подготовкой передачи этих заявлений. Однако столкнулись с трудностями. Чтобы передать заявления в ЕСПЧ, нужно пройти все судебные инстанции на территории государства. И вот здесь мы столкнулись со сложностями, что суды ДНР и ЛНР тогда не работали, а чтобы пройти, предположим, в Киеве эти инстанции, то очень многие юристы, адвокаты, они готовы были помочь, но они нам напрямую говорили, что если мы сейчас вам составим заявление, поставим печать, то тут же лишаемся лицензирования и будем преследуемые. Но даже эту ситуацию постепенно получается обходить. Уже около полусотни заявлений передано в Европейский суд. Сейчас мы ждем каких-то ответов. Я планирую серьезно вести данную работу, чтобы справедливость восторжествовала. Во-вторых, чтобы международные сообщества официально дали огласку этим событиям, высказали свое мнение.

Я.Б.: — Вы сейчас упомянули гуманитарную помощь, а здесь тоже есть много проблем. Допустим, руководитель фонда «Своих не бросаем» Глеб Корнилов считает, что грузы, которые собирают волонтеры на территории России, доходят только до Донецка и Луганска, а по деревням и окрестностям они никак не расходятся. Вы можете подтвердить эту информацию?

Я.Л.: — Знаете, тут действительно сложная ситуация. Год мы занимаемся этой помощью. За это время уже было 560 тонн гуманитарной помощи. Вчера из Сибири, из Омска приехало еще 30 тонн. Это медикаменты, продукты питания, средства гигиены. Так вот, вы знаете, у нас тогда в рамках работы организации «Добровольцы России» собирали гуманитарную помощь, в каждом округе у нас была основная точка сбора, в регионах были точки сбора, мы собирали и передавали. И с чем мы столкнулись? С тем, что ситуации, к сожалению, человеческого фактора не избежать. Прежде всего, что касается гуманитарных конвоев, которые отправляются с МЧС России? Действительно, не хватает их на всех людей. Очень много общественных организаций, которые сами возят туда помощь и непосредственно именно в села. Т.е. организации берут на себя курирование тех или иных сел, привозят туда продукты, медикаменты. Но, безусловно, гуманитарной помощи не хватает.

Я.Б.: — Получается, у МЧС не хватает грузовиков?

Я.Л.: — Просто того количества помощи физически не хватает: слишком много нуждающихся людей. С одной стороны хорошо, что говорят о мирных переговорах, но с другой — у людей возникает мнение, что раз мирные переговоры, значит, все наладилось, все хорошо, но никто не задумывается о том, что хорошо может быть с позиции, что меньше стреляют. Заметьте, я сказала меньше стреляют, это не значит, что не стреляют. Я была сейчас там, я попала под миномётный обстрел, а вечером, когда мы там были, стрелял «Град», маленькие дети, бегая, говорили «Вот это вот стрельнуло «Градом».

Я.Б.: — Т.е. это по Донецку стреляют.

Я.Л.: Да, по районам Донецка. И в Донецкой области и в самом Донецке я сама там была, и буквально обстрел начался в десятках метров от нас: минометы, другие виды оружия. Поэтому масштаб гуманитарной катастрофы сильный. И помимо этого гуманитарная помощь нужна. С чем сталкиваемся? Разные люди занимаются гуманитарной помощью. Понимаете, когда идет определенный конвой, мы занимаемся и расфасуем гуманитарную помощь. У меня волонтеры, они приезжают туда, там несколько групп находятся, которые не только собирают факты нарушения прав человека, но кто и распределяет эту гуманитарную помощь. И мы всегда контролируем, кто передал, что передали, ведем все эти списки, реестры. Но были факты, когда вместе с гуманитарной помощью, например, передают берцы для ополчения, а в берцах лезвие лежит. И это было рассчитано на то, чтобы ополченцы одели обувь и поранили суставы себе. Были такие случаи.

Я.Б.: — Т.е. это какая-то диверсия уже получается.

Я.Л.: — Были и их очень много. Бывают моменты, что люди начинают что-то просроченное передавать. Тут тоже нельзя сказать, что это случайно так получилось или сознательно, но всё-таки я же понимаю, что мы не можем передать просроченное питание туда, тем более, питание детям или кому-то еще. И третий момент были факты, когда мы, например, передаем гуманитарный конвой, подбегают люди и там, соответственно: «Возьмите, пожалуйста, коробку». Это слишком большая ответственность. А были факты, мне рассказывали общественники, что пытались передавать, якобы, под видом оружия, а потом тут же стояли люди, включали мобильные телефоны и ждали, что кто-то возьмет и повезут это и передадут, и сразу сказать, что там Россия оказывает такую помощь. К сожалению, таких историй много, и это огромная ответственность. МЧС оказывает большую помощь общественным организациям.

Я.Б.: А чем занимается ваша организация «Союз добровольцев России», т.е. это сбор гуманитарной помощи, а еще что?

Я.Л.: — В целом организация работает по России уже долгое время, у нас много направлений деятельности. Это помощь и россиянам, детям, семьям, инвалидам, пожилым людям. У нас есть проект «Добровольцы по чрезвычайным ситуациям». Мы ездили во время наводнений на Дальний Восток, т.е. занимались сбором гуманитарной помощи, эвакуацией людей, постройкой дамбы. Есть отдельные проекты гуманитарной помощи беженцам. Второе — это сбор фактов нарушений прав человека на территории востока Украины. Третье — это работа по вывозу детей и устройство их на лечение, на реабилитацию. Мы собираем группы добровольцев, которые являются педагогами, психотерапевтами, психологами для последующей работы. Я сама объехала более 40 пунктов размещения беженцев. Мы помогаем по оформлению документов, помогаем ФМС в этом вопросе и, конечно же, курируем их на территории России.

Я.Б.: — А есть данные о количестве беженцев из Украины на территорию России?

Я.Л.: — Вы знаете, официальные числа, которые были тогда, что за время боевых действий более 3 или 4 миллионов человек пересекли границу и вернулись обратно, и что на территории России находилось около миллиона беженцев. Сейчас, когда было снова обострение военных действий, приехало еще достаточно большое количество их. Точное число назвать трудно: люди бежали, спасались от гибели, не все подали документы в ФМС России.

Я.Б.: — Вот вы упомянули о правах человека. Насколько я понимаю, сейчас ситуация с правами человека на Украине ухудшается с каждым месяцем. В недавнем разговоре со мной один харьковский правозащитник упомянул, что в Харькове в СИЗО находится 21 человек по делу о захвате областной администрации год назад. Как обстоит на территории остальной Украины ситуация с политзаключенными? Сколько их примерно?

Я.Л.: — Я попросила активистов, которые у нас там сейчас находятся, чтобы они собирали нам эти данные. Мы их обязательно отразим в нашем докладе, который мы готовим. Но точного числа не назову, но действительно очень много и политзаключенных, и много людей, которые были в плену. Частично мы эти данные, безусловно, собираем, и тоже будем использовать в тех докладах, которые будем передавать в разные инстанции.

Я.Б.: — На ваш взгляд, вы недавно побывали в Донецке, город восстанавливается после минских соглашений?

Я.Л.: — Там до сих пор стреляют. Я попала под этот обстрел. Я не случайно говорю, я объезжала подвалы, захожу к людям, говорю: «А почему вы здесь? Почему вы не возвращаетесь?». Они говорят, во-первых, некуда возвращаться, начнем с этого. Второй вопрос, они говорят: «А как возвращаться? Стреляют». Но дети там утром все равно находят в себе силы, они идут в школы. Школы работают, хотя учителя не получают заработной платы. Дети в подвалах делают уроки. Стреляют, говорят, каждый день. Начинают, говорят, утром, днем и ночью стреляют. Поэтому возвращаться куда-либо, даже если вдруг у тебя уцелело жилье, это просто страшно. И, соответственно, гуманитарная там катастрофа серьезная. Если едешь по городу, конечно, есть района, которые полностью разрушены. Это район, например, аэропорта ДНР. Люди пытаются хоть как-то восстанавливать, но — стреляют. Мне в социальных сетях постоянно пишет много желающих добровольцев, которые готовы сформировать отряды строительные и восстанавливать город. Но

это опасно, потому что могут погибнуть люди. Во-вторых, какой смысл восстанавливать районы, которые обстреливаются. В-третьих, я не знаю, закончатся ли Минские соглашения действительно перемирием и не будет ли продолжаться война. Я не знаю ответ на этот вопрос. Я очень надеюсь, что этого не будет, но люди сами, они не все верят, что будет там мир и не возобновятся военные действия.

Я.Б.: — Яна, у вас такая сфера деятельности, как права человека и взаимодействие с неправительственными организациями. Давайте поговорим об этом. Вопрос зрителя, зовут его Шамиль. «Почему мои обращения в Совет при президенте по правам человека не доходят до адресата?».

Я.Л.: — Я не знаю, куда данный слушатель направляет заявление. Обычно все доходят. И, более того, они распределяются по членам Совета, в зависимости от тех рабочих комиссий, где они состоят. Но я есть во всех социальных сетях: Твитер, Фейсбук, вКонтакте… За сегодняшнее утро у меня 1440 за день писем только вКонтакте. Я все стараюсь максимально по возможности отслеживать. Там у меня есть волонтеры, которые мне помогают. Всегда можно написать, позвонить. У меня все мои контакты, включая мой личный мобильный номер телефона, они есть в интернете. Можно обратиться, если есть факт нарушения прав человека, нужна серьезная помощь: мы присоединимся и поможем.

Я.Б.: — Яна, вы являетесь инициатором разработки законопроекта о запрете сект, насколько я понимаю. Что вас сподвигло на данную идею? Вроде бы не такая-то она актуальная в наше время.

Я.Л.: — Зря вы думаете, что не актуальная. Я, как правозащитник, ко мне очень часто уже долгое время поступают разные обращения. Обращения в связи с тем, что, например, семья, люди отдают все свое имущество в эти секты. Более того, забирают детей, отдают в эти секты, уезжают. Очень много обращений в связи с тем, что, например, ребенок требует лечения, а в секте, например, «Свидетели Иеговы» запрещено любое какое-то медицинское вмешательство. У нас целые списки умерших маленьких детей в связи с тем, что их родители не захотели по религиозным убеждениям, чтобы им оказалась помощь. Но это даже не одна причина, почему я подняла эту тему. Причина другая. Мы посмотрим на то, что произошло на Украине. На самом деле на Украине все началось далеко не в ноябре 2013 года. Там долго и последовательно работали с молодежью, создавали различные лагеря, подготавливали, насаживали вражескую идеологию. И в итоге выросло поколение молодых девчонок и мальчишек, которые в 16 лет подготавливают зажигательные смеси, сжигают заживо людей в Одессе, фотографируются рядом с трупами убитых людей, ставят лайки в социальных сетях и призывают убивать. И это поколение, безусловно, вырастили. И там, конечно, не последнюю роль сыграли секты. К сожалению, у нас на территории России сейчас идет очень странный всплеск деятельности сект. Ко мне обращаются из регионов. Сначала мы заметили, что существуют разные, в том числе там какие-то центры по реабилитации, подготовке, которые нас беспокоят. И представители сект стали обходить жилые дома, стали обходить квартиры. Кстати, в абсолютно разное время дня и даже ночи. Они стали не просто обзванивать людей, как по городским номерам, а даже СМС-сообщения на личные мобильные номера присылать. Этот всплеск стал беспокоить людей. Когда я стала разбираться в этой ситуации, мы увидели, что у нас даже нет ни понятия самой секты, и нет никакого регламента этой деятельности миссионерской. Я ездила сейчас в Белгород, там был круглый стол по этой проблеме. Много рассказов о том, что есть как бы нормальная группа религиозная, но распространяет литературу с экстремистскими фашистскими призывами. Некоторые секты начинают отвергать гимн и герб России, призывают к роспуску российской армии. Те же «Свидетели Иеговы» призывают к роспуску российской армии, при этом у них головной офис находится в США. Тоже много вопросов возникает, но я хочу сразу же сказать, мы не говорим о том кому в кого нужно верить. Это точно нас не касается. Но недавно был задержан один представитель секты, у него инструкция была, где написано: «Ни в коем случае не сообщать в правоохранительные органы к какой религиозной организации, секте ты относишься». Возникает вопрос, а почему? Если ты хочешь заниматься миссионерской деятельностью, тогда либо занимаешься этим в специально отведенном месте, либо с согласованием с администрацией и с согласия, если ты хочешь в жилых квартах заниматься этой деятельностью. Получи согласование тогда, согласия людей, которые живут в этих кварталах. Это достаточно серьезный вопрос, который требует проработки. Я удивилась, что даже в самой Белгородской области столько сотен названий сект, которые вызывают вопросы. Причем мы с вами о них не слышим, но они провозят литературу на территорию России, которая содержит в себе экстремистские фашистские призывы, они ведут довольно-таки странную деятельность на территории России. Более того, создаются различные обучающие семинары для молодежи, студентов. И, к сожалению, стоит отметить, что помимо того, что существуют такие разные группы, которые проводят эти обучения для молодежи, и приезжают представители госдепартамента США, встречаются с нашими студентами. Вот приезжали на Украину, мы видим, чем это закончилось. Я повторюсь, это не вопрос кому в кого верить, но вопрос в том, что есть серьезные вопросы, касаемые национальной безопасности нашей страны. И на такой вопрос, видя опыт того, что произошло совсем близко с границей нашей родины, он не может не остаться незамеченным. Поэтому очень важно обратить на это внимание и всем подумать, как сделать, сформировать эту деятельность действительно эффективной, с другой стороны, которая не противоречит никаким нормам и максимально комфортная для всех.

Я.Б.: — Яна в январе вы в интервью заявили, что в России уже действует свой «Правый сектор». Что вы имели в виду?

Я.Л.: — На территорию России приехало много представителей «Правого сектора», начались различные угрозы. Мне самой они поступали. Они и в пункты временного размещения приезжали. Действовали провокаторы. Создавали различные сетевые структуры, организации, говорили о том, что нужно в определенный момент будет взять оружие и выйти против власти, т.д. и т. п. И, более того, представители «Правого сектора» приезжали, преследовали людей, угрожали студентам, которые учатся на территории России. Я передавала президенту такие обращения. И у них даже было желание провести некий съезд «Правого сектора» на территории России. Велась очень серьезная деятельность. И, к сожалению, это было, это есть, провокаторы есть в пунктах временного размещения, и об этом нужно говорить.

Я.Б.: — Т.е. можно полноценно заявлять о том, что на территорию России проникают члены украинских националистических парламентарных соединений.

Я.Л.: — Конечно. Как вы понимаете, они проникают не просто с определенной целью. И очень важно нам заранее поставить в известность правоохранительные органы. Здесь мы работаем с волонтерами, с беженцами. Есть структура «Союз беженцев Украины», которая была создана специально для таких целей. Они там помогают друг другу, в том числе передают информацию о подобных фактах.

Полная версия на видео «Открытой студии».

Над программой работали: Ярослав Белоусов (ведущий), Майя Мамедова (продюсер, редактор), Елена Наумова (фото), Александр Фатеев (оператор-монтажер), Татьяна Парубаймех (бильд-редактор).

i>Примечание: Уважаемые читатели «Свободной прессы», приносим вам свои извинения за возможные технические неточности, с которыми вы могли столкнуться при прочтении данного материала.