«Чужие» нам не нужны

Лариса Шеслер о том, что гастарбайтером быть выгоднее, чем беженцем, о бюрократах из ФМС, статусе политэмигранта и политзаключенного, законе о «резиновых» квартирах, программе переселения соотечественников.

Василий Колташов: Гость «Открытой студии» — Лариса Шеслер, председатель Союза политэмигрантов и политзаключенных Украины.

Лариса, как обстоят дела с украинскими беженцами, с теми, кто сейчас в России находятся в статусе политэмигрантов?

Лариса Шеслер: Как заметили наши зрители и читатели, на встречу я пришла одна, без второй вашей собеседницы — Галины Запорожцевой. Ситуация, которая сложилась вокруг нее, как нельзя лучше характеризует положение вообще всех украинских политэмигрантов. Она вынуждена была срочно уехать в Нижний Новгород, где у ФМС к ней возникли какие-то вопросы. Так что, мнение о каких-то сверхпреференциях в органах ФМС, льготах, правах, которые предоставляются украинским политэмигрантам, не более, чем миф

По расхожему мнению, будто миллионы людей хлынули на территорию России. По данным ФМС сегодня на территории России находится где-то 2 миллиона 600 тысяч мигрантов с Украины. Это нормальное количество, было до 5 миллионов украинцев, которые приезжали, работали и жили в России. Сегодня, после достаточно точного учета, благодаря миграционным картам, которые люди заполняют, можно сказать, что это не так много. Кроме того, очень большой миф, что государство тратит на них огромные деньги. Вот буквально сегодня вышло распоряжение ФМС, что на следующий год затраты по пунктам временного размещения беженцев, выделенные на все регионы, на все субъекты федерации — 880 миллионов рублей. В среднем, это на размещение 4−5 тысяч человек. Вот столько мигрантов обеспечивает РФ кровом и едой.

Существует угроза, что большое количество пунктов временного проживания в следующем году закроются. Это коснется 14−15 тысяч человек. Нужно учесть, что в пунктах временного размещения находятся самые социально незащищенные люди. Это старики, мамочки с маленькими детьми, инвалиды, т.е. те люди, которые действительно не могут найти себе пристанища, потому что у них нет средств, нет родственников, нет возможности работать здесь и т. д. На всех беженцев было выделено порядка 4 миллиардов рублей. В пике число беженцев достигало 60 тысяч человек в пунктах временного размещения (летние лагеря), когда шли реальные военные действия. Потом летом эти лагеря расформировали, людей поместили в стационарные помещения, и где-то 15−16 тысяч людей жили в этих пунктах.

В России существует статус политэмигранта в соответствии с международными конвенциями. Но такая особенность российского законодательства, что закон о статусе политэмигранта был принят в 93-м году. Мы помним это время. Тогда российские власти опасались, что на территорию России хлынут люди под давлением политических репрессий из Средней Азии, из Прибалтики, и они будут иметь полное право претендовать на статус политэмигранта. Поэтому в этот закон был вставлен коварный пункт, что на статус политэмигранта могут претендовать только выходцы из стран, с которыми у России есть визовый режим. Все, сегодня граждане Украины в принципе не могут претендовать на статус политэмигранта.

В.К.: А что нужно для того, чтобы получить статус политического эмигранта? Ведь многие люди, которые оказались на территории России, принимали участие в тех или иных событиях на Украине, в проведении референдума на Донбассе.

Л.Ш.: По нынешнему закону это в принципе невозможно. Во-первых, нужен персональный указ президента. Вот почему, собственно говоря, этот закон и не работает, хотя есть тысячи людей из Украины, которые могли бы претендовать сегодня на этот статус по всем международным стандартам. Почему сегодня, например, Союз политэмигрантов и политзаключенных добивается и в Государственной Думе, и в Общественной палате того, чтобы закон о политэмиграции был предусмотрен? Чтобы условия получения статуса политэмигранта были соответствующими международным конвенциям, международным законам. Мы ставим перед собой такую задачу.

В.К.: Может, проще стать беженцем?

Л.Ш.: Существует два статуса: статус беженца и статус временного убежища. Кажется, что между ними особой разницы нет, но на самом деле разница большая. Статус беженца по международным стандартам подразумевает, что страна, которая выдает этот статус, должна обеспечить ему социальные гарантии. И, безусловно, из этого следует то, что статус беженца получить практически невозможно. Я читаю данные ФМС, у них данные очень разнятся, но ориентировочно 6 тысяч человек получили статус беженца. Вы можете себе представить, когда сотни тысяч людей убегали от бомбежек, даже они не смогли получить статус беженца. Что им предлагается? Статус временного убежища. Временное убежище с юридической точки зрения означает статус отложенной высылки. Т.е. государство не проверяет, на каком основании вы убегаете из страны своего проживания: вам верят на слово. Но этот статус в России выдают не очень охотно, он налагает огромное количество ограничений на людей, его получивших. Насколько мне известно, получили его 300 тысяч человек из ДНР и ЛНР, а подавляющее большинство вернули этот статус и получили обратно паспорт, потому что статус временного убежища подразумевает изъятие общегражданского украинского паспорта. Т.е. у вас забирают паспорт и вам выдают корочку о предоставлении вам временного убежища. Нас уверяют, если вам нужно куда-то поехать, вы идете в ФМС, вам дают опять паспорт, забирают на время корочку временного убежища.

Для многих это становится неприемлемым условием, потому что они даже не могут пересечь потом границу с Донецком. Поэтому очень многие обратно вернули этот статус и получили общегражданский паспорт.

Нас уверяют в ФМС, если нужно, вы можете сдать документ об убежище, получить паспорт, а потом снова сдать. К сожалению, во многих управлениях ФМС это не работает: вы вернули корочку о временном убежище, все, вам ее во второй раз никто не даст.

В ФМС говорят, статус беженца дается навсегда. Ничего подобного. Статус беженца дается на 3 года, никаких безвременных статусов беженца не существует. Утверждают, что статус беженца позволяет пересекать границы — ничего подобного.

В.К.: Украинское государство не прекратило свой террор в отношении граждан…

Л.Ш.: Конечно, политические репрессии на Украине только усиливаются. Совсем недавно в Николаеве были арестованы люди за то, что они расклеивали листовки в поддержку Донецка и Луганска. Арестовали людей, которые нарисовали на заброшенном здании флаг Новороссии, они в тюрьме, им грозит срок до 5−10 лет «за поддержку сепаратизма, терроризма» и т. д. Репрессии усиливаются. Недавно в Донецкой области, которая находится под контролем Киева, в Красногоровке прошла массовая зачистка. Красногоровка — небольшой населенный пункт. Туда привезли СБУ, МВД, ОМОН, силовые структуры, которые прошлись по всем дворам и арестовали 85 человек. Этим самым они показывают, что давление политических репрессий усиливается и будет усиливаться и дальше, что повлечет за собой еще большее увеличение количества эмигрировавших по политическим мотивам из Украины. Даже выход на акцию против повышения тарифов классифицируется как поддержка сепаратизма.

В.К.: Допустим, люди имеют паспорт. Насколько я знаю, они должны получать трудовой патент, т.е. право на то, чтобы трудиться в России. Это стоит 25 тысяч рублей, правильно?

Л.Ш.: Примерно так, эти суммы варьируются в зависимости от региона. В этом-то и проблема, что эти законы, которые были приняты сейчас, они в меньшей степени коснутся гастрабайтеров из Западной Украины, которые действительно приезжают сюда на заработки, без семьи, у них есть определенные связи, структуры, налаженные места, они быстро оформляют себе патенты и работают, отправляя деньги себе на родину. Совсем другое дело, когда речь идет о политэмигрантах, о людях, которые убежали от репрессий, которые вынуждены были с семьями выехать. И еще один момент, если у человека семья, и он работает здесь по патенту, на каком основании тогда здесь дети? Какой у них правовой статус, чтобы ходить в школу, чтобы пользоваться медициной и т. д. При всем том, что с точки зрения трудового законодательства патент — это очень хорошее нововведение, оно облегчает для прибывших рабочих пребывание в России. Но для очень большого количества беженцев, политэмигрантов из Украины этот статус тяжел и очень дорого обходится.

В.К.: Как люди устроиваются? Как и кто им помогает?

Л.Ш.: Помогают только близкие друзья, родственники, какие-то знакомые по соцсетям, волонтерские группы. С точки зрения государственных структур, консультативных помощи нет.

В.К.: Может быть, нет команды «помогать»?

Л.Ш.: Прием русских эмигрантов из Украины возложен на ФМС, которая на самом деле призвана быть забором, барьером, которая чуть-чуть приоткрывает двери. ФМС не создает условия для приема эмигрантов. В России нет ответственных за прием, нет людей заинтересованных в том, чтобы люди как можно легче адаптировались в России. Это и приводит к тому, что огромное количество моих товарищей и людей, с которыми мы вместе стояли плечом к плечу там, на Украине, сейчас приезжают и говорят: «А мы вообще никому здесь не нужны». У меня есть пример, когда муж с женой, оба майоры милиции. Он был в силовых структурах, она была в судебных приставах. Они уехали и не смогли жить на Украине, потому что ему нужно было ехать в АТО, ей нужно было выполнять приказы власти, которую мы не признаем, и они уехали. И вот на протяжении полутора лет они мыкаются в России. Если первоначально они были уверены, что их молодость и возможности будут востребованы, а сейчас они столкнулись с тем, что им даже легализовать себя тяжело. Она где-то работает, убирает, он где-то на стройках, и они с огромным трудом вписываются в эту ситуацию.

У меня есть товарищ, соратник, поэт антимайдана Александр Степаньков. Скрываясь от преследования, он живет где-то в глухой деревне в Тверской области, бедствует. Реально никакой поддержки не получает, у него статус временного убежища, он попытается легализоваться через программу переселения, у него 14-летняя дочь. И таких судеб я знаю сотни, а реально их тысячи и десятки тысяч.

В.К.: В 2014 году был принят закон о носителях русского языка, который должен помогать в решении этой проблемы. Он должен дать возможность получения российского гражданства. Как с этим?

Л.Ш.: Этот закон — яркая иллюстрация того, как хорошие намерения становятся издевательством над людьми. Я когда приехала сюда, была уверена, что можно воспользоваться этим законом. Но с 2014 года ни один гражданин Украины не смог получить гражданство по этому закону. Во-первых, на собеседование по русскому языку сейчас записываются уже на 2017 год. Так сокращается путь получения гражданства, только сертификат по русскому языку надо 2 года ждать. Но даже не это самое грустное, потому что у меня есть знакомые, родственники, друзья, которые уже успели получить этот сертификат. Он вообще не работает для граждан Украины, потому что в его условия входит то, что человек должен иметь официальный отказ от украинского гражданства. Но украинское правительство никогда не дает таких документов. Соответственно, человек не может подтвердить, что его вывели из украинского гражданства, и поэтому его даже не рассматривают по этому закону. Казалось бы, люди разрабатывали этот закон, подписывали, его принимала Государственная Дума, утверждал Совет Федерации, подписывал президент. А что в нем толку, если он вообще не работает?

В.К.: Есть какие-то лазейки, можно обогнуть все эти преграды и получить хоть какой-то статус в России?

Л.Ш.: В России существует несколько видов легализации — это разрешение на временное проживание. Получить разрешение на временное проживание для политического эмигранта очень сложно. Статус, который дается вне квот, только родителям к детям, детям к родителям, и то, если родители нетрудоспособны, муж к жене и все. В Москве за этот год разрешений на временное проживание вне квоты получили 11 тысяч человек — огромное количество. А по квоте получила тысяча человек. Вы можете представить, какое количество эмигрантов здесь, так это же не только украинцы. Получить разрешение на временное проживание очень трудно. А следующая стадия ВНЖ, вид на жительство, только после этого можно подавать на гражданство, т.е. этот статус отпадает. А что тогда остается? Остается только патент или временное убежище. И еще одна программа, которая, к счастью, сравнительно лучше, чем все остальные работает. Это программа переселения соотечественников. Когда она задумывалась еще в начале 2000-х, были планы относительно того, что в год будут принимать 100 тысяч соотечественников. И много областей прошло под эту программу, включая Калининградскую область, привлекательные регионы… Но почему-то по этой программе люди не ехали в Россию, и все удивлялись, почему так мало людей. На самом деле, по этой программе ученым, инженерам, врачам, учителям предлагалось поехать куда-то в глухие деревни и там поднимать разрушенное сельское хозяйство. Конечно, люди у нас совсем другие, никто не собирается гробить свою жизнь на то, что безнадежно. Не их вина, что в каких-то регионах сельское хозяйство разрушается, и не с их силами и средствами это поднимать. Поэтому до последних украинских событий по этой программе несколько тысяч человек переселялись в Россию из разных стран мира. Но когда начались проблемы и война на Украине, очень многое количество людей, посмотрев на эту программу, решили принять в ней участие. И были, действительно, смягчены условия, что подать на эту программу можно и с территории России, если раньше можно было только через консульство из другой страны. Руководитель службы ФМС сказал, что порядка 160 тысяч человек, включая всех членов семей, попали за последние 2 года под эту программу. Это очень немного, но это реально работающая программа.

В.К.: А как обстоят дела с регистрацией?

Л.Ш.: В России существуют драконовские усложнения регистрации, есть закон о «резиновых» квартирах. Если ты зарегистрировал у себя людей, которые у тебя не проживают, то штраф 200 тысяч рублей. Это, безусловно, очень сильно усложняет ситуацию. Происходит нарушение, люди платят за регистрацию, не будем себя обманывать. Это никак не дает избегнуть какого-то коррупционного момента, только он становится намного сложнее, и стоимость регистрации уже исчисляется десятками тысяч. 20−30 тысяч рублей надо заплатить за саму регистрацию, а потом 2−3 тысячи в месяц нужно постоянно хозяину этой регистрации доплачивать. Для очень большого количества людей это тяжелые суммы, для многих неподъемные. У нас было предложение представителями ФМС, всем политэмигрантам, беженцам, рабочим с патентами дать возможность регистрироваться по пунктам временного размещения, по управлениям региональным и районным ФМС, и тогда человек будет каждый месяц приходить и подтверждать, что он в этом районе находится и проживает. И этого было бы достаточно.

В.К.: А статус временного убежища позволяет людям работать, не выплачивая никому никакую мзду?

Л.Ш.: Статус временного убежища позволяет человеку официально работать. К сожалению, здесь уже вопрос осведомленности работодателей, они не горят желанием брать иностранных граждан или людей со статусом временного убежища. Но законодательно и то хорошо, что работодатель не понесет никакой ответственности, если примет на работу такого человека. Мы все знаем, что штрафы за незаконную работу эмигрантов в России огромные, там 800 тысяч за одного работающего. К счастью, работать можно. Другой вопрос, что у нас очень среди эмигрантов много инженеров, технических работников, ученых: в России без гражданства им закрыты очень многие возможности работы. Бюрократические препоны отравляют жизнь не одному десятку и не одной тысяче людей.

В.К.: Может получиться так, что людей будут массово высылать на Украину, депортировать. Им ведь там грозит смертельная опасность?

Л.Ш.: Я думаю, это может произойти. Потому что если все это спустить на уровень мелкого чиновника, мелкого клерка, полицейского или работника в ФМС, то в любом случае какой-то эксцесс произойдет. Я могу сказать, что на Украине еще один существует метод наказания людей за инакомыслие. Они заводят уголовные дела против всех политэмигрантов по обвинению в сепаратизме, терроризме и антигосударственной деятельности. Но есть ведь и уголовные дела, которые заведены в экономической области. Обвинения в экономических или административных нарушениях своих политических противников — это не редкость. Я знаю больше случаев, но реально сейчас Роман Грива и Александр Лах арестованы на территории России, и им угрожает экстрадиция. Сейчас, нашими усилиями в том числе, к счастью, эта экстрадиция приостановлена, хотя они находятся в местах заключения.

В.К.: Как добиться, чтобы беженцы и политические эмигранты могли находиться на территории РФ, спокойно жить, работать, интегрироваться и социализироваться?

Л.Ш.: Во-первых, мы предлагаем обязательно ввести статус политэмигранта, я уже об этом говорила. Этот статус позволит легально существовать тысячам людей, которые уехали оттуда от политических репрессий. Кроме того, мы предлагаем бюрократические проблемы, связанные с наличием паспорта у лиц с временным убежищем, решить так, чтобы они могли сохранять у себя общегражданский паспорт, чтобы они могли, даже имея статус временного убежища, приезжать к своим родным в ДНР и ЛНР. Свидетельство о временном убежище должно дать гарантию, что человек находится в безопасности на территории России. Мы планируем в начале следующего года совместно с Общественной палатой, с правозащитными организациями провести круглый стол по проблемам эмиграции в России.

В.К.: Может быть, нужно, чтобы беженцы получили политические права, т.е. российское гражданство? Принять разовое решение и выдать всем российские паспорта.

Л.Ш.: Российский паспорт — это голубая мечта очень большого количества граждан, которые сегодня выехали из Украины сюда. Безусловно, статус полноправного гражданина дает очень много. К нам, например, люди приходят, которые вообще без документов. Когда работник ФМС говорит, что в ФМС ему восстановят документы — это ложь: здесь никто никому не собирается восстанавливать документ. Это социальная проблема, которую придется решать.

Полный текст беседы — в видеоматериале «Открытой студии».

Оператор — А. Фатеев.