В. Толстой: «Мой прапрадед на 4-м бастионе защищал свою Родину — Севастополь»

Сергей Шаргунов: — Здравствуйте, друзья, с вами «Свободная Пресса», с вами Сергей Шаргунов. Сегодня у нас в гостях советник Президента по культуре Владимир Ильич Толстой.

Владимир Толстой: — Добрый день.

С. Ш.: — Здравствуйте, Владимир Ильич! Много вопросов от зрителей и читателей, но я бы начал наш разговор со своих вопросов. В первую очередь, (хотя понятно, что это несколько отстоит от ваших должностных обязанностей), тем не менее: всех волнует происходящее сегодня и на Украине, и на юго-востоке, и в Крыму, где прошел референдум и полуостров воссоединился с Россией. Но это вопрос, кстати, имеющий прямое отношение к культуре. Что происходит сегодня в Крыму? Начнем с этого? И какие есть возможности по культурному взаимодействию и по переносу тех наработок, имеющихся сейчас в России, туда, в этот новый субъект Российской Федерации?

В.Т.: — Что касается Крыма, то тут уже речь не о взаимодействии, а просто о совместной работе. Потому что Крым — богатейшая территория культуры, мы все знаем и заповедники, расположенные там, в том числе, находящийся под эгидой ЮНЕСКО Херсонес Таврический. Здесь мы сейчас столкнемся с ситуацией, когда международная эгида как бы переходит с территории одного государства на другое, и нужно просто очень тщательно посмотреть юридическую сторону этого вопроса с тем, чтобы не потерять в охранном статусе. Вообще, мне кажется очень важно, до того, как активно пойдет туда бизнес, все-таки обеспечить сохранение культурного наследия. Это там одна из первостепенных задач сегодня. Помочь музеям: не очень простые там, то, что складываются ситуации. Уже известны факты, когда снимали руководителей музеев. Нужно стремиться к тому, чтобы все-таки возобладала именно культура, а не политические какие-то моменты здесь.

С.Ш.: — По поводу музеев, кстати. Получал несколько писем о музее Чехова, где все ветшает, осыпается, есть большие проблемы.

В.Т.: — Вообще состояние объектов культурного наследия не лучшее. Давно не вкладывались какие-то серьезные средства в реставрацию…

С.Ш.: — В самой Ялте, я знаю, есть несколько дворцов во вполне плачевном состоянии, ну, и конечно, здания, связанные и с Грином, и Чеховым, и с визитами Бунина, Максимилиана Волошина. Все это требует участия.

В.Т.: — Там есть места, связанные со Львом Николаевичем Толстым, в Гаспре, в частности. Да, надо в первую очередь, конечно, оценить состояние наследия, дать экспертные заключения по необходимым работам, хотя бы приостановить разрушительные процессы и дальше выработать такую, может быть, долгосрочную программу, постепенного приведения всего этого в надлежащее состояние.

С.Ш.: — Вы планируете в Крым поехать?

В.Т.: — Да, конечно. Я думаю, едва ли удастся это в апреле, потому что сейчас едва ли самый горячий момент по культурной политике, а в мае я запланировал поездку в Крым.

С.Ш.: — Ну, не могу не спросить о ваших личных ощущениях и мыслях по поводу происходящего на юго-востоке Украины. Тем более, наш эфир выходит как раз в то время, когда там особенно накалено.

В.Т.: — Да, безусловно, очень тревожно. Потому что, как мы видим, две стороны настроены каждая очень решительно. И, в общем, и одна и другая отстаивает свои идеалы и свои интересы. А когда люди стоят за идеалы и интересы, становится тревожно за то, что это все сложнее и сложнее решить переговорным путем. Я все-таки продолжаю надеяться, что возобладает именно переговорный процесс. И здесь, наверное, европейским и западным странам, России нужно как-то соединить усилия, не продолжать как-то поддерживать одну или другую сторону, а все-таки найти какую-то почву для политических урегулирований, возможности урегулированности ситуации. Потому что, даже невозможно и не хочется себе представлять как бы состояние гражданской войны внутри одной страны. Брат на брата пойдет, что ли? В общем, этот сценарий совсем не желателен ни для кого.

С.Ш.: — Положение русского языка, возможность писать, работать на русском языке, положение вообще русской культуры на всей территории Украины, включая запад. Насколько вы мониторите ситуацию, связанную с этим?

В.Т.: — Ну, вот, вы совершенно точно нашли как бы самую горячую точку. И мне кажется, ничего более неверного, чем как бы ограничение хождения русского языка в стране, в которой миллионы людей, говорящих на русском языке, считающих его родным, нельзя было ничего, так сказать, хуже придумать. Потому что, человеку невозможно запретить думать на родном языке. Человека невозможно заставить сделать другой язык своим родным. Поэтому, здесь России надо быть очень аккуратной тоже, и Украина дает очень серьезные уроки. Именно небрежение культурой, небрежение культурными традициями, небрежение собственным языком приводит к такого рода ситуациям. Поэтому, видя то, что происходит на Украине, нам особенно нужно позаботиться, чтобы, даже в зародыше, это невозможно было на территории России. Это многонациональное государство, в котором есть люди, для которых русский язык государственный, но и множество народностей, у которых есть свой язык, своя письменность. Это тоже нужно поддерживать. То есть, русский язык скрепляющий, объединяющий, но внимание к каждому региональному и языку и культурным традициям. Вот это то, на чем должна строиться культурная политика сегодня.

С.Ш.: — Я не мог бы у вас не спросить о наследии Льва Николаевича Толстого. В том смысле, вот вы употребили слово «извлекать уроки», а какие может быть мировоззренческие уроки здесь возможны? Потому что для меня один из уроков Толстого, может быть даже художественных таких, это то, что отдельные лидеры или политики, они лишь статисты движения народной мысли и народной воли. И лично для меня, например, ситуация в Крыму, тому иллюстрация. Вот некоторые силы пытаются использовать образ Толстого, чтобы представить его как такого чистейшего пацифиста, хотя автор «Севастопольских рассказов», насколько мне память не изменяет, человек, который прослезился, узнав, что Россия разгромлена при Цусиме.

В.Т.: — Да, Толстой, конечно…

С.Ш.: — А некоторые в таком пораженческом экстазе говорят: «И с нами Толстой!»

В.Т.: — Дело в том, что Толстой настолько обширен, что его в разные периоды времени все пытались приспособить под собственные нужды, и, в общем-то, в его 90-томном гигантском наследии, покопавшись, можно найти, как бы, какие-то фразы, которые могут защитить ту или иную позицию. Тем не менее, Толстой оставался всегда очень последовательным человеком. Часто используют его фразы про патриотизм, как-то — «последнее прибежище негодяев», но Толстой был патриотом высочайшего уровня. Он просто по-другому понимал любовь к собственному Отечеству, действительно очень переживал и военные неудачи России, несмотря на то, что был совершенно стойким и убежденным противником любых форм насилия, государственного насилия над гражданином, над человеком…

С.Ш.: — Между людьми?

В.Т.: — Между людьми. Да, вот тем не менее, всегда оставался человеком, пишущим правду. Для него ничего не было важнее стремления к истине, искренности. Вчера вечером американская журналистка спросила про мое отношение к событиям в Крыму, в Севастополе. Я не мог не ответить, что мой прапрадед на четвертом бастионе защищал свою Родину. И, собственно, для меня в этом смысле ничего не изменилось. Кроме того, что восстановлена историческая справедливость. И для меня это такая же Родина, какой была 150 лет назад для моего прапрадеда. Поэтому то, что сейчас происходит на юго-востоке, здесь я, наверное, тоже сторонник подходов более близких к поиску путей федерализации страны: очень четко страна делится на…

С.Ш.: — Это даже языковая карта? Она полностью совпадает с географической?

В.Т.: — Да. Как раз это и говорит о том, что очень сложно соединять трудно соединимое, а легко разорвать части. Нужно искать пути, которые, все-таки, «сшивали» бы. А вот это — самый такой тонкий дипломатический и политический поиск. Возвращаюсь к сказанному вами, что лидеры только некий фон… Все-таки, конечно, от харизматичности политических лидеров, от их способности, с одной стороны, твердо придерживаться взятого курса и своих позиций, с другой стороны, всегда искать точки соприкосновения, зависит очень многое.

С.Ш.: — И слышать настроение людей, как это было продемонстрировано российским государством.

В.Т.: — Конечно. И в этом смысле, не случайно, наверное, Россия все больше и больше гордится своим Президентом, человеком, который, с одной стороны, твердо придерживается взятого курса, с другой — не проявляет никаких форм агрессии по отношению к политическим противникам сегодня.

С.Ш.: — Хочу спросить вас тогда о специфике вашей работы. Вы упомянули, что сейчас достаточно горячий период и в плане культуры, и всего, с чем связана ваша деятельность. Если можно, расскажите чуть подробнее, что происходит.

В.Т.: — Осенью Президент дал поручение составу Совета по культуре, Администрации Президента выработать проект государственной культурной политики, ее основы. Что мы должны были сделать к 1 апреля, выполнили. Была создана рабочая группа, под руководством главы Администрации Президента Сергея Борисовича Иванова. Дважды рабочая группа собиралась, так сказать, на старте и на выходе. В целом одобрила предложенный документ. Он пока еще публично не обнародован…

С.Ш.: — Было немало инсинуаций и, якобы, утечек в прессу.

В.Т.: — Конечно, меня огорчило, что до того, как был представлен одобренный экспертным сообществом текст, в прессу попали фрагменты из предложений ведомств. Министерства культуры, в частности. Это создало несколько ложный фон для обсуждения действительно очень важной проблемы. Ни в коей мере не стояла и не стоит задача культурной самоизоляции России. Речь идет о том, что нужно гораздо больше внимания ей уделить: культура как-то выпала из государственных приоритетов. Когда принимались приоритетные программы по здравоохранению, образованию, сельскому хозяйству, жилищному строительству, культура оказалась вне этих программ. Она очень много потеряла даже в прямом финансовом выражении. Но самое главное — и в общественном сознании. Сегодня нужно это положение исправлять. У нас не все, на мой взгляд, благополучно в образовании, особенно в дошкольном, раннем школьном. Дети, действительно, стали меньше читать. Это понятно, объективно: интернет занимает все больше и больше места. Но здесь важна, на мой взгляд, ранняя прививка к культуре, то есть, как языковая. Я всегда говорю о том, что если ребенок начинает учить какой-то язык в раннем возрасте, это дается ему гораздо легче и он потом достаточно свободно себя чувствует. Не забывая свой собственный язык, он лучше ориентируется и расширяет, обогащает себя за счет знаний других языков, одного — двух — трех, кому как повезет. Но если этого не произошло, и человек уже в зрелом возрасте начинает пробовать с азов учить иностранный язык, это дается гораздо тяжелее: заучиванием, зазубриванием, преодолением себя. Нечто похожее происходит, если люди в детстве попадают сразу в какую-то культурную среду, слушают и получают удовольствие от хорошей классической музыки, вообще от мелодичной музыки, от литературы и получают вкусы удовольствия к чтению. Это нельзя заставить. И когда ребенок, там к 10 классу его заставляют читать «Войну и мир», это может вызвать только, так сказать, отторжение у людей, которые, не приучены и не понимают удовольствия от чтения. Мне кажется действительно очень важно, чтобы это было не назидательно, не каким-то навязыванием, а естественным свойством человека: дальше он без этого уже не может жить. Без хорошего кинотеатра, без хорошего кинематографа, без хорошей музыки и хорошей литературы. В человеке начинает проявляться потребность. Вот этим надо заниматься. Когда мы говорим о культурной политике, то это не политика для Министерства культуры и для узкой сферы подведомственных организаций. Это невозможно без влияния на систему образования, на молодежную политику, экологическую и так далее, и так далее. То есть, это целый комплекс, в том числе и то, что можно назвать бытовой культурой, культурой взаимоотношений, культурой среды. У нас очень ошибочно, например, архитектура выведена из сферы культуры. Она полностью передана строительству, рынку. Вообще, в этом смысле рынок в чистом виде оказал довольно неблагоприятное воздействие. Да, рынок регулирует именно рыночные отношения. Но в такой тонкой сфере, как культура, здесь, безусловно, должны быть какие-то балансы, издержки. Не может качественная детская литература, или, скажем, документальное кино, выжить в чистом виде в рынке. Она просто начинает вытесняться. То же самое в телепрограммах.

С.Ш.: — Вообще, согласитесь, что культура в значительной степени, в принципе, не рентабельна.

В.Т.: Она и не должна быть рентабельной. Есть досуговые формы культуры, культуры массового спроса, наверное, на них могут распространяться те или иные рыночные механизмы. Но культура фундаментальная, культура, на которой базируется личность, она никогда и нигде не была прибыльной. И не может быть. И не нужно ставить такую задачу. Конечно, учреждения культуры должны стремиться к тому, чтобы не только проедать бюджетные деньги, но и каким-то образом выстраивать разумную финансовую политику. Но главная задача не в этом. Главная задача — ее сложно просчитать цифрами. Но, что делает культура? Она как бы захватывает пространство свободного времени человека. И если человек предпочтет чтение книги или просмотр хорошего спектакля каким-то асоциальным действиям, то это значит, что государство меньше вынуждено будет в дальнейшем тратить на механизмы подавления. Сегодня мы знаем, что в бюджете постоянно растут цифры бюджетов институтов подавления. И это тревожный сигнал, на самом деле. Вот здесь этот баланс должен быть как бы отрегулирован, на мой взгляд, в пользу совершенствования личности.

С.Ш.: — Конечно, культура — развитие человека. Литературное собрание, которое на мой взгляд успешно и многопланово прошло в Москве и имело большой резонанс…

В.Т.: — Вы тоже, Сергей, приложили руку к тому, чтобы поднять градус обсуждения.

С.Ш.: — Ну, да, и многоплановости. А как вы полагаете и как вы планируете, будет ли что-то в дальнейшем?

В.Т.: — Да, конечно. Во-первых, я тоже считаю, что это успешное, в какой-то степени беспрецедентное мероприятие, именно потому, что собрались не только писатели, и писатели не только какого-то одного направления. Мы стремились к тому, чтобы, по крайней мере, приглашали к участию всех сегодня работающих в литературе. Я до сих пор убежден, что сама по себе литература — вещь объединительная. Именно на этом нужно выстраивать как-то систему взаимоотношений. Но на литературном собрании были, как вы помните, и музейные работники и библиотекари, и издатели, распространители книг, художники-иллюстраторы. Вот одна из тоже тем, кстати, к сожалению, почти уходящая натура. Издателям не выгодно заказывать художникам серьезные работы по иллюстрации детской книги, и не только детской. Все чаще это занимает какая-то компьютерная графика, быстрая, но совершенно не заменяющая и неадекватная тому, чем была и остается настоящая высокохудожественная книга с хорошими иллюстрациями. Результатом этого собрания стало подтверждение мысли: необходима система именно государственной поддержки того, что не может выживать в рынке. Президент дал поручение создать фонд поддержки литературы, такой, как некоторое время назад был создан фонд поддержки науки, еще раньше возник фонд поддержки кинематографа. Сейчас заканчивается подготовительная работа по определяющим юридическим документам, которые могли бы этот фонд создать. Осталось согласование какой-то возможной государственной и негосударственной финансовой поддержки этой структуры. Мне представляется, та идея, которая возникла на собрании, что помимо фонда, наверное, стоило бы создать какое-то общественное объединение, российское литературное общество, которое могло бы…

С.Ш.: — Широко, на просторной площадке собрать самые разные силы.

В.Т.: — В этом алгоритме мы движемся. 2015 год предполагается и, скорее всего, будет объявлен Годом литературы. Это правильная, хорошая преемственность, поддерживающая общекультурные направления в чрезвычайно важном фундаменте культуры, литературы во всех ее проявлениях.

С.Ш.: — Вообще, на ваш взгляд, что происходит сегодня со словесностью? И чтобы наши читатели и зрители не сказали: «Ага, очередной фонд!» Может быть, проговорить для чего это нужно? Ведь в первую очередь речь идет о провинции, как я понимаю, в том числе о библиотеках и преподавателях.

В.Т.: — Да, мы видим, что как шагреневая кожа сжимается литературное пространство в регионах, закрываются, причем массово, книжные магазины. Не секрет, что в большинстве своем в городах книжные магазины, как правило, находились в центре, в хороших особняках, зданиях, оказавшихся привлекательными для других видов бизнеса. Очень часто на месте книжных магазинов возникают коммерческие структуры, кафе. Конечно, книжный магазин не может конкурировать в крупных торговых центрах с магазинами обуви или одежды, на тех же условиях арендовать торговые площади. Поэтому нужно найти механизм государственного стимулирования для того, чтобы книжные магазины не только не закрывались, но открывались новые. И может в новом даже качестве, не только как место продажи книги, но и как место общения с поэтами, писателями, обсуждения литературных новинок. То есть, такими клубами.

С.Ш.: — Конечно, такая живая площадка.

В.Т.: — Живые площадки. Собственно говоря, такой потенциал есть и у библиотек и у музеев. Мне кажется, сегодня это одна из ключевых тенденций: не замкнутые на какие-то узкие задачи учреждения культуры, а именно площадки для открытого диалога, обсуждения, для того, чтобы людям интересно было туда приходить. В этом смысле я могу с радостью и гордостью привести в пример Ясную поляну, которая показала эту модель. Хотя я уже два года не возглавляю музей, но регулярно бываю, там живет семья. Директором музея стала моя жена Екатерина. Я просто вижу, как это пространство, действительно абсолютно живое, где каждую неделю происходят какие-то события, на которые съезжаются люди из Тулы, соседних городов, не только, например, на встречи с популярными режиссерами, как Карен Шахназаров или Станислав Говорухин, Попогребский, Герман-младший и другие. Но даже на лекции о происхождении планет, на лекции о языкознании… Битком набитые залы. это говорит о том, что есть духовный голод, есть желание заполнить эти пустоты. Ясная поляна, по-моему, это достаточно успешно делает.

С.Ш.: — Я бы обратился к некоторым вопросам, хотя многие из них, на самом деле совпадают с теми, чтобы мы обсудили. Например, Арина спрашивает у вас как советника Президента, «Что же у нас происходит с образованием? Проблема ЕГЭ, когда же будет больше практической пользы? Вообще, как же быть с молодежью, чтобы она видела перспективы, востребованность в родной стране, а не стремилась заграницу за лучшей жизнью?»

В.Т.: — Тема большая, сложная. Проще всего огульно критиковать реформы в образовании. Результаты их пока действительно не радуют, и, в общем, достаточно легко уязвимы те шаги, которые предпринимались. Наверное, те, кто разрабатывали и предлагали систему ЕГЭ, руководствовались лучшими побуждениями уровнять возможности провинциальных выпускников и выпускников столичных школ при поступлении в вузы. Но утрачены, к сожалению, какие-то базовые признаки классического образования. И прежде всего меня волнует в начальном образовании некоторая, я бы сказал, дегуманитаризация. Был период, когда очень технократично в образование как бы выстраивались… Мы помним 90-е годы, когда все повально пошли в экономисты, юристы, потом в менеджеры, а вот эта основа фундаментальная была размыта. И если говорить о той же литературе, то мне кажется, мы так радовались, когда Президент сказал: давайте вернем сочинение в школьную программу. Я надеялся, что это будет принято и в обществе и в школе, если не с восторгом, то, по крайней мере, с надеждой. Не тут-то было. Я знаю реакцию большого числа учителей-словесников: на них это дополнительная работа, которая не освобождает от необходимости натаскивать к ЕГЭ, но заставляет делать еще что-то, извините, за те же деньги. Родители стали волноваться, что их дети получают дополнительное испытание, которое не все из них смогут пройти. А сами дети тоже не очень радуются тому, что нужно больше работать. Сочинение не возможно написать, не прочитав произведение. И особенно меня поразили специалисты в области образования, которые в интервью прямо заявляли, надо признать, что сегодня уже «Войну и мир», «Мертвые души», мало кто читает, поэтому не гуманно заставлять детей писать сочинение как необходимый выпускной экзамен. Надо его где-то промежуточно в 9−10 классе как эссе. И тут же начинают снижать-снижать-снижать планку. Ну, ведь это какая-то перевернутая логика. На мой взгляд, главная задача — научить ребенка думать. Может быть, просто чуть-чуть перестроив подходы к начальной и средней школе. Когда нужно не заставлять что-то заучивать, а читать, может быть, вслух с детьми, обсуждать, учить просто размышлять.

С.Ш.: — «Способно ли нынешнее время обогатить российскую общемировую культуру? Знаете ли вы кого-нибудь из современных деятелей, в частности литераторов, кого можно читать наравне с вашим знаменитым предком?», — спрашивает Ника. Лилия спрашивает о телевидении и массовой культуре: «После 90-х почти не выходит хороших передач, редко можно видеть советское кино и мультфильмы. Что-нибудь появляется, но не на Центральных каналах, а спутниковом, кабельном телевидении». Марьванна (так подписалась) тоже про телевидение: «Почему ни по телевидению, ни по радио не видно концертов Кубанского казачьего хора и других исполнителей народных песен? Почему этот нескончаемый ярмарочный балаган — фрики, гопники на экранах?»

В.Т.: — Это действительно вопросы в одном ряду, хотя, конечно, каждый со своими нюансами. В современной литературе мне многое интересно, и я не стал бы сравнивать кого-то там с Толстым или с Достоевским. Но мне всегда интересно, что думают о сегодняшней жизни Захар Прилепин, Сергей Шаргунов. Кстати, с большими интересом прочитал ваш роман «1993». И — Алексей Варламов, Павел Басинский, Олег Павлов. Могу продолжать этот ряд. Я специально называю не старший, так сказать, наш классический ряд, который еще в строю. Я имею в виду Юрия Васильевича Бондарева, Фазиля Искандера, Валентина Распутина, Виктора Лихоносова — блистательного совершенно прозаика, Бориса Екимова. Да, это хорошая настоящая русская литература, которая, безусловно, обогатила мировую культуру, мировую литературу.

С.Ш.: — А что же с телевидением?

В.Т.: — Телевидение тоже заложник, извини, заложник «золотого тельца», денег, рекламных денег, прежде всего. Но мне кажется, что есть и некоторое лукавство в тех рейтингах, которые, так сказать, формируют телевизионный контент и телевизионную программу. Я не могу сказать, что я встречаю какое-то гигантское количество людей, которые являются фанатами «Кривого зеркала», или, например, криминальных сериалов безостановочных. Смешным для меня выглядит соревнование главных каналов, которые параллельно ставят кулинарные программы или какие-то одинаковые программы по имитации, так сказать, звезд шоу-бизнеса. В общем, это какая-то игра, но заложниками ее становится все население. И все больше и больше люди говорят, что трудно посмотреть хороший фильм, потому что его показывают за полночь и нормальный работающий человек не в состоянии досидеть до двух-трех ночи, чтобы только начать смотреть качественный российский или зарубежный фильм. Не только ВГТРК, который является государственным каналом, но и Первый канал, НТВ очень много получили от государства в момент своего становления, и могли бы, в общем, как-то более точно и четко выстраивать свою зрительскую политику.

С.Ш.: — Здесь есть вопрос по поводу исправительно-трудовой системы, тюрем, лагерей, прав граждан, но это ведь прямо связано с культурой.

В.Т.: — Да, когда-то я говорил, что чем больше вкладываешь в культуру, тем меньше придется вкладывать в исправительную систему.

С.Ш.: — Обращается из Воронежской области, Константин. Пишет о том, что в сфере культуры в Воронежской области все идет в противоположную сторону: в Воронеже все очень дурно с культурой. Он просит прислать комиссию, в состав которых включить компетентных специалистов.

В.Т.: — Все во многом зависит от людей, которые определяют направление. Мы все были свидетелями такого поиска достаточно ультрасовременных подходов к культуре в Перми. Отчасти нечто похожее происходит и в Воронеже. Хотя, могу сказать, что там параллельно проходит много совершенно замечательных вещей: Платоновский фестиваль, вообще культурная жизнь стала существенно более интенсивной, чем она была раньше. Но таких, как автор этого письма, раздражают эксперименты. И здесь как раз, вот широко обсуждающееся предложение Министерства культуры Российской Федерации, они направлены на то, чтобы лишить господдержки какие-то, так сказать, неправильные культурные проекты. Мне кажется, что это не совсем верный путь. Все-таки, свобода творчества — безусловная ценность, но не должна переходить во вседозволенность.

С.Ш.: — И при этом, согласитесь, что творческий эксперимент не должен затмевать все остальное. То есть, когда оказывается, что некие странные эксперименты, там с живописью или, допустим, с иконами, оказываются магистральной культурной политикой, у классических художников это вызывает естественный вопрос: «А мы где?», «А вы — маргиналы», — отвечают им. Вот этот перекос, конечно, вызывает вопросы.

В.Т.: — Ну, да. Похожие вещи происходили и в театре, продолжают происходить и в других сферах культуры и искусства. Вот у нас почему-то маятник всегда шатается от крайней до крайней точки. Либо, так сказать, полная раскрепощенность, граничащая с такими странными вещами, либо запретная политики. И то и другое не выход, не правильно. Истина, как всегда, где-то в районе золотой середины. В этом и есть роль государства, чтобы как-то балансировать, держать в гармонии, не запрещать, разумеется, творческий поиск, но и не поощрять некие тенденции, разрушающие классическое фундаментальное ядро культуры.

С.Ш.: — Наверное, такой завершающий вопрос. По вашим ощущениям, то, что происходит сегодня с культурной политикой, как ее ни обзывай, это ведь касается, на самом деле, сегодняшней жизни людей…

В.Т.: — И завтрашней и послезавтрашней.

С.Ш.: — И будущего, что очень важно. Многие говорят об упадке и о каких-то фатальных результатах упущенного. Можно ли говорить, что что-то наверстывается, есть реальные достижения и надежды, весомые поводы для надежд.

В.Т.: — Вы совершенно справедливо сказали, что это не только настоящее, но и будущее. Собственно говоря, культурная политика в некотором смысле должна быть не образом будущего. То есть, это не попытка в бесконечных спорах судить о прошедшем. Разные точки зрения на историю, на исторические события были, есть и будут.

С.Ш.: — И, кстати, такой, ставший модным жанр, как ЖЗЛ, подтверждает, что интерес к прошлому обостряется. Я сам пишу сейчас биографию Катаева.

В.Т.: — Я слежу, кстати говоря, вот и Алексей Варламов и Басинский и многие другие, Дмитрий Быков очень интересно работают именно в биографическом жанре. Много вышло замечательных биографий. Варламов сейчас о Шукшине пишет. Но все-таки людям с разными взглядами трудно сойтись в оценках прошлого. Им достаточно сложно сходиться в оценках настоящего. Но то, на чем люди думающие и живущие в культуре, могли бы пытаться найти общность, это как раз некий образ будущего. Вот его и желательно как-то совместно выстроить в этой культурной политике. Конечно, наверное, следует признать, что в какой-то части мы получили, если не полностью потерянное поколение, то поколение, как бы ущемленное, что ли в этой культурной, гуманитарной составляющей. Но никогда не поздно исправлять. И мне кажется, что сегодня есть возможность спокойного, не революционного возвращения к каким-то базовым фундаментальным ценностям.

С.Ш.: — Спасибо. Мы будем надеяться на возвращение ценностей. Владимир Толстой был у нас в гостях.

В.Т.: — Спасибо.

Над программой работали: Сергей Шаргунов (ведущий, главный редактор «СП»), Майя Мамедова (руководитель проекта «Открытая студия), Елена Наумова (фото), Александр Фатеев (оператор-монтажер).

Примечание: Уважаемые читатели «Свободной прессы», приносим вам свои извинения за возможные технические неточности, с которыми вы могли столкнуться при прочтении данного материала.