Тормоз демократии

Громоздкие демократические процедуры ставят Запад в невыгодное положение в вопросе противостояния России, которая опережает его в манёвренности и гибкости принятия решений. Об этом заявил глава британской дипломатии Филип Хаммонд, выступая во вторник в парламентском комитете по международным делам, сообщает портал ИноТВ со ссылкой на газету Financial Times.

Издание приводит лишь некоторые тезисы, их тех, что министр озвучил в ходе своего спича в Вестминстерском дворце. Тем не менее, они заслуживают внимания.

В частности, Хаммонд посетовал на то, что Великобритания и другие члены НАТО «менее способны быстро реагировать на изменчивые мировые события, поскольку им необходимо заручиться согласием парламента, СМИ и общественности». В то же время, у «противника», как он назвал нашу страну, «все полномочия принимать решения сконцентрированы в руках одного человека».

«Я слышал, что они более концентрированные, чем даже при Леониде Ильиче Брежневе, когда, по крайней мере, там было Политбюро», — отметил Хаммонд. И призвал членов парламента задуматься над тем, как в таких условиях наиболее эффективно решать проблему «сравнительно громоздких процессов принятия решений».

Что означает такая постановка вопроса?

Ведь Хаммонд, по сути, продвигает идею отказаться от демократических принципов, чтобы удобней было давить на Россию. Следуя этой логике, можно, например, поменять и правила игры в НАТО. Подправить немного Устав альянса. И решать многие вопросы уже не коллективно, с участием всех членов блока. А кулуарно, по желанию двух-трех заинтересованных сторон.

— Совершенно не исключаю, что мысль британского министра движется именно в этом направлении, признает начальник сектора проблем региональной безопасности Центра оборонных исследований РИСИ Сергей Ермаков. — Потому что последние заявления представителей Пентагона и генсека НАТО, они как раз четко укладываются в эту линию. То есть, на самом деле, это уже такая тенденция.

Что касается Великобритании, то должен напомнить исторические заявления сэра Уинстона Черчилля. Он также любил говорить, что институты западной демократии очень громоздкие и бюрократические. Но ничего лучше человечество не придумало. При этом в противостоянии с Советским Союзом, Черчилль призывал применять чрезвычайные меры.

Фактически заявление Хаммонда — это повторение истории. И это — если угодно — на самом деле, переход к новой «холодной войне» со стороны Запада.

О практических действиях там тоже говорят вполне открыто. Если не на первых полосах передовых газет, то кулуарно, на каких-то заседаниях, такие вопросы постоянно понимаются. В том числе и в рамках НАТО.

«СП»: — Поясните?

— На последнем саммите НАТО, который прошел летом этого года на уровне министров обороны стран-членов военного блока, поднимался как раз вопрос о переходе от адаптивного (ситуационного) планирования, к планированию заблаговременному, которое уже построено на четком указании противника.

В том числе говорят и о неких специальных фондах, которыми может распоряжаться уже генсек НАТО. Фонды, которые предусматриваются на проведение специальных, операций. Когда не будет возможности собрать весь совет альянса для принятия единого решения.

Но главное, предусматривается новая система организации задействования сил быстрого реагирования. Они, действительно, пытаются сделать структуру как бы менее громоздкой, которая требует меньше времени для принятия командных решений об участии боевых подразделений в той или иной операции.

«СП»: — Получается, правила игры уже изменились?

— Безусловно. И понятно, кого эксперты НАТО подразумевают под этим конкретным противником — Россию. И мы уже на практике наблюдаем, как, продвигаясь на Восток, они строят военные планы. Как развивают военную инфраструктуру и оперативное обеспечение театра военных действий.

По мнению генерального директора исследовательской компании Europe Insight Андрея Куликова, трактовать слова главы МИД Великобритании, можно по-разному:

— Вряд ли речь идет о том, чтобы отказаться от демократических процедур и от демократии в целом. На мой взгляд, как раз речь идет о том, чтобы наладить принятие решений внутри правительства таким образом, чтобы максимально эффективно и быстро реагировать на возникающие вызовы.

Действительно, есть определенная проблема — как решения принимаются и сколько на это уходит времени. Потому что в Великобритании какие-либо серьезные шаги необходимо согласовывать. Сначала в нижней, потом в верхней палате парламента. И в целом премьер министр подотчетен парламенту. Если говорить коротко: парламент решает.

Тут, я думаю, возникает определенное соперничество политических систем. То есть, если все-таки Россия — это президентская республика, то Великобритания — парламентская монархия. И соответственно, все государственные процедуры построены несколько иначе.

«СП»: — А то, что Россию он называет «противником», это о чем-то говорит?

— Со времен Черчилля Россию многие называли противником. И мы отвечали на это тем же. Но вообще, я бы хотел заметить, что в последнее время, наоборот, наметился определенный позитивный прогресс. У нас отношения сейчас (не сказать, что безоблачные совсем), но гораздо лучше, чем были прежде. И по Сирии диалог идет. И по иранской проблеме мы договорились. И без участия России ничего бы не было, все это понимают. Нельзя сказать, что все настолько плохо.

«СП»: — Но складывается впечатление, что Хаммонд ради победы над Россией призывает пожертвовать самой демократией…

— Нет, безусловно. Речь идет о том, что действия России (как они их видят) показали уязвимость их реагирования на международные вызовы. Это было понятно еще в прошлом году.

То есть, это идет процесс анализа украинский событий. И того, что в западном дискусе называется «гибридной войной». Этим интересуются сейчас все. И Хаммонд высказывается в русле этих же рассуждений. По большому счету, он призывает подумать над тем, как реагировать на угрозы, которые для них сейчас олицетворяет Россия. Хотя Россия сейчас в значительно меньшей степени рассматривается как враг. Доказательство этого можно найти, кстати, в последнем отчете МИД Великобритании. Он вышел в конце июня, и там все острые углы уже сглажены.

Между угрозой и врагом есть определенная разница. Они видят в России угрозу, но не врага.

«СП»: — Интересно, что британцы могут изменить в демократических институтах, чтобы стать более мобильными в принятии решений?

— Это, на самом деле, показал еще пример Тони Блэра, главы лейбористского правительства периода конца 90-х — 2000-х годов. Когда премьер-министр фактически концентрирует власть в своих руках. И все решения принимаются ограниченным кругом лиц.

Блэра упрекали в президентской манере правления. Возможно, как раз это и имеется в виду. И рассматривается как своеобразный пример для подражания.

Но парламентский контроль все равно это не отменяет. То есть, например, в позапрошлом году было голосование по Сирии, и именно парламент не допустил того, чтобы Великобритания втянулась в войну на ее территории. А в итоге, буквально через месяц, благодаря дипломатическому маневру России все вообще разрешилось, потому что была достигнута договоренность по химическому оружию.

У нынешнего премьера Кэмерона, судя по всему, тоже есть желание править по-президентски. И он был бы совершенно не против многие решения принимать единолично. Или же узким кругом лиц. Но парламент является сдерживающим фактором. Таким, можно сказать, «здравым смыслом», что как раз в Великобритании ценится.

«СП»: — Значит, глава дипломатического ведомства в данной ситуации еще и подыгрывает Кэмерону?

— Разумеется. Он — министр его правительства. Другое дело, что парламент никогда не допустит такого рода перераспределение полномочий.