С начала процессов реисламизации на Северном Кавказе общественность и элиты оказались перед проблемой экстремизма. Ни анализировать, ни вычертить стратегию и линию поведения в отношения нее не представлялось возможным. Произошло это по причине того, что ни экспертное сообщество, ни научные круги, а тем более власть и общество отчетливо не понимали с чем они столкнулись. Восприятие экстремизма, который на Российском Кавказе имел религиозную этиологию, проходило в качестве конфликта в рамках межрелигиозного столкновения и несогласия. Любые попытки понять проблему ваххабизма-тариката ограничивались, как правило, заключениями о сугубо межконфессиональном столкновении, в который не нужно влезать государству, лишь локализовать его в рамках исламской культуры. Проблема религиозного несогласия оказалось куда глубже. Ваххабистские идеологи предлагали жесткую версию ислама, который отличался бескомпромиссностью и тщательно разработанной доктриной ширка — язычества, по которому из канонического ислама выпадали большие массы мусульман, особенно тарикатского религиозного формата. Конфликт, ранее протекавший относительно мирно и спокойно в среде богословов в постсоветский период приобрел новый жесткий формат.
Это предрешило судьбу конфликта, а с присутствием в ваххабизме разрушительного потенциала в виде джихадизма окончательно переформатировало экстремизм в практику терроризма. Дагестан в «горячее» десятилетие 1999−2009 гг. испытал разрушительную потенцию ваххабистской идеологии, которая упав на взрыхленную идеологами, эмиссарами, зарубежными разведчиками и объективными факторами общественно-политическую почву подвела дагестанское общество к грани гражданского противостояния. А некоторые наблюдатели, эксперты и публицисты именуют эту ситуацию как гражданскую войну. Абдулатипов сказал о ней как о «тихой гражданской войне» (Пленарное заседание Политологического форума «Российский Кавказ», 09 декабря 2015 г., Махачкала).
Горячее десятилетие «террористической войны» прошло. Однако Дагестан столкнулся с новым явлением как «исход на джихад». Без понимания концептуальных, идеологических маркеров, мировоззренческих установок сложно будет понять «сирийскую драму» и участие в ней дагестанцев, северокавказцев, шире — мусульман бывшего СССР.
Известно, что ваххабистская концепция развития исламского общества движется по следующим этапам:
1. Даава, т.е. призыв к исламу, формирование мусульманских агитационно-пропагандистских бригад. В случае с веком информатизации такие группы просиживали дни в социальных сетях, блогах и вели тематические сайты.
2. Джамаат. Создание крепкой и идеологически стойкой общины с единым пониманием целей и задач; едиными внешними и внутренними маркерами; обособленными культовыми объектами. Маркерами такого джамаата, как известно, были агрессия, неприятие иного мнения и насилие.
3. Хиджра. Исход, бегство в иные земли, где по мнению ваххабистских идеологов и комиссаров можно будет нарастить силы и сохранить свои убеждения, а также продолжать вести работу по вербовке и финансированию джамаата. Джамаат в данном случае превращаются в полумафиозную структуру с лидером. Некоторые джамааты даже дают байг1а, то есть клятву, присягу вожаку, имаму, лидеру.
4. Джихад. Четвертым и окончательным этапом является джихад, понимаемый исключительно как экспансионистская, освободительная война. С одним условием, что освобождаться будут от всех, даже мусульман, с целью установить свой новый мир. И прежде чем его установить необходимо, согласно идеологии и практике исламистского экстремизма уничтожить старый мир, причем до основания. Джихад является высшей формой проявления имана — веры. А мученическая смерть — смерть шахида — признается за высший идеал мусульманина «правильных взглядов», «спасенного».
Причем понятно, что шахид — это в случае с террористической транснациональной корпорацией — ИГИЛ*, это даже не столько уничтоженный или погибший в бою, а подорвавший себя в грузовике, начиненном взрывчаткой молодой человек. Процедура самоподрыва (как правило производилась молодым неквалифицированным и необразованным «пушечным мясом», малопригодным для пропаганды и других работ) называется истишхадия и по уверениям дагестанских «террористических беженцев», отвечающих за «русское направление», в 2014 г. были очереди желающих подорваться, а значит, по мысли ваххабистов-джихадистов, отправиться прямиком в объятья девственных, полногрудых, черноглазых красавиц рая — гурий.
Зомби-боевики в террористической транснациональной корпорации используются в качестве живых бомб и пропагандистских удочек, на которых подлавливают наивных мусульман Российского Кавказа, и не только. Фильмы, подготовленные медиа-структурами ИГИЛ, как раз использовали чувственную сторону, направляя свои пропагандистские штыки на не на логику, а на алогичную часть сознания. К примеру, показывались улыбающиеся лица умерших боевиков ИГИЛ, которые должны были внушить зрителю, что они в раю, то есть на правильном пути, вопреки противодействию мусульманских богословов. Известно, что 126 ученых ислама адресовали лидерам ИГИЛ открытое письмо, в котором научно обосновали антиисламский характер их идеологии и практики, противоречий всем заповедям ислама. Обоснование шло по пунктам, где описывались их действия, а потом им давалась каноническая оценка с точки зрения Корана и Сунны. Однако ни научно-обоснованная точка зрения ученых ислама с мировым именем (в их числе них Генеральный секретарь Всемирного союза мусульманских ученых Али аль-Карадаги), ни сцены жесточайших казней боевиками ИГИЛ не останавливают от бегства в Сирию дагестанских джихадистов.
Феномен бегства на войну в Сирию жителей РФ (а также Азербайджана) можно объяснить как сакрализацией Сирии — как древней обетованной земли Шама, описанного в хадисах — сакрализованных изречениях пророка Мухаммеда; так и прерыванием мусульманской научно-просветительской традиции не только на Северном Кавказе и постсоветских этномусульманских регионах, но и в мировом масштабе.
Политический проект в лице ИГИЛ предстал не только диким, варварским, но и выступил против всех основных миротворческих и гуманистических традиций ислама. Видимо, это и была цель закулисных геополитических игроков. Очевидность ситуации, тем не менее, также не останавливает джихадистов. Северокавказские боевики и отряды проявляют, по свидетельствам, большую жестокость. Видимо, это происходит по двум причинам: 1. Комплекс аджами — неполноценного мусульманина, которому нужно доказать свою встроенность в арабо-суннитский проект Халифата. Следующая причина, по которой северокавказцы проявляют жестокость и активно участвуют в карательных и прочих военных операциях, это попытка руководства ИГИЛ через кровь связать тех самых аджами с «делом джихада». Обычная криминальная метода, когда молодого подельника заставляют совершать преступление, тем самым закрыв ему путь к отступлению. Третья причина активности северокавказцев — это «синдром наемника». Наемник всегда с удовольствием участвует в резне, массовых казнях. А потом, есть возможность избежать кровной мести у арабов, которые через одного знакомы друг с другом, имеют общие исторические и культурные корни, являются одним народом, хоть и разведенным по различным странам Ближнего Востока.
В феномене бегства в Сирию участвует не только сакральность Шама, но и также магическое слово «Халифат». Активацией давней мечты занимались и занимаются как раз исламисты через прорисовывание «идеального государства и мироустройства» на фоне кризиса международной политики и тяги к справедливому, утопичному государству, а также ваххабистские идеологи через доктрину джихада и поэтапного к нему приближения. Автор намеренно отпускает такие социальные ловушки как деньги, возможность получать хорошую зарплату, женщин, дома. Это не является главным или решающим в уходе на войну. Хотя играет инструментальную роль, наряду с отсутствием работы на родине, слабой образовательной базы и навыков.
Резюмируя можно разложить по предпочтениям следующие ловушки для кавказского мусульманина:
Иные социально-психологические факторы являются лишь сопутствующими. Необходимо акцентировать внимание на идеологических моментах, ибо с них и начинается формирование другого человека, антироссийски направленного, практически определяемого как представитель «пятой колонны» или еще хуже — предателя. Следует развязывать идеологический клубок. Развязывать его поэтапно, попунктно. А для этого необходимо знать конец этой верви, где она совершила роковой поворот и каким образом можно развязать этот клубок.
Сирийская драма — изначально являясь сугубо ближневосточной проблемой, проблемой социально-политического плана, обрела международное звучание, стала очагом глобальной политики, где сосредоточено внимание основных геополитических игроков. Столкновение ближневосточной проблемы, которая копилась годами ввиду вышеупомянутых системных проблем и северокавказской проблемы, которая также родом из советского и постсоветского прошлого — дало возможность по-новому посмотреть и на проблему экстремизма и на проблему терроризма. Силовой путь борьбы с этим международным злом, безусловно, необходим. Но и общество, и власть, и экспертное сообщества должны кропотливо и старательно развязывать эти узлы. Простым «разрубанием узла» дело может не ограничиться, проблема не решится. Вопрос идеологический всегда требует адекватного идеологического противовеса. И естественно, это противоядие нужно искать в самом исламе. В этой мировой религии рецепт противодействия существует несмотря на то, что история ислама (отчасти сакрализированная) изобилует как экспансиями, так и политическими убийствами, расправами.
История ислама также нам представляет и примеры глубокой веротерпимости, уважения к иным идеологиям, сожительства с представителями самых разных конфессий. Необходимо применять эти позитивные примеры, а негативные — которые, безусловно, также наличествуют — нужно представлять, как издержки — сатанинские ловушки — на пути к совершенствованию и поклонению Аллаху.
Автор — кандидат политических наук, мл. научный сотрудник отдела социологии Института истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН
* «Исламское государство» (ИГИЛ) решением Верховного суда РФ от 29 декабря 2014 года было признано террористической организацией, ее деятельность на территории России запрещена.