Выход Британии из ЕС — нам бы их проблемы…

Несколько вопросов в связи с итогами референдума в Великобритании о выходе из Европейского Союза.

Вопрос первый. Является ли это событие — решение большинства британцев о выходе из ЕС — предзнаменованием или даже признаком начала крушения Европейского Союза, с уточнением: как конкретного политико-административного проекта, с конкретным внутренним политико-административным устройством?

Ответ: возможно. Всякой централизации и сверхцентрализации в более или менее здоровом общественном организме естественно противостоят процессы децентрализации, сопротивления излишней бюрократизации и навязыванию всем единого стандарта там, где в нем нет необходимости. Если у этих процессов есть естественные каналы и инструменты реализации воли людей, то возникают ограничения на масштабы и возможности сверхцентрализации. В данном случае налицо срабатывание ограничителя: эта конкретная модель евроинтеграции в своей реализации оказалась неприемлемой для мощных социально-экономических сил и для большинства граждан одного из в прошлом сильнейших государств не только Европы (если остров можно отнести к Европе), но и всего мира.

Возможен, конечно, и элемент влияния заинтересованной третьей силы — США, давящей на ближайшего партнера и тем самым ослабляющей конкурента — ЕС. Но каков в данном случае был вес этого фактора — судить не берусь.

Вопрос второй. Будет ли пример заразительным — потянутся ли за Великобританией и другие государства ЕС?

Ответ: тоже возможно, но маловероятно. По двум причинам.

Причина первая: Государства, входящие в ЕС, и их граждане, получают от членства в ЕС как плюсы, так и минусы.

Эти государства не равны: есть, скажем, «локомотивы» и «вагоны». Более того, народы ряда стран бывшей Восточной Европы стратегически оказались обмануты: в этих странах проведена масштабная деиндустриализация, а те производства, что там создаются, являются принципиально не самодостаточными, а лишь подчиненными элементами в цепочках, в которых господствуют другие — те самые «локомотивы» ЕС.

Но, тем не менее, насколько можно судить, пока для большинства населения причем, и «локомотивов», и «вагонов», плюсы от нахождения в ЕС пока перевешивают минусы.

И причина вторая: почему советский социализм в начале-середине двадцатого века не воцарился в Европе? Потому, что западная социальная и государственно-политическая система оказалась весьма адаптивной — способной приспосабливаться к изменениям вокруг и диктуемым ими вызовам. Приспосабливаться не идеально, не всегда человечно и гуманно: часть — сначала через масштабную фашизацию и лишь затем — через более или менее демократическую социально ориентированную трансформацию своей системы. Но главный акцент здесь — на адаптивности, приспособляемости. Соответственно, не будут инициаторы и основные выгодоприобретатели от проекта «Европейский Союз» флегматично взирать на происходящее или, напротив, бессильно кусать локти. Нет, они будут делать выводы и попытаются адаптировать административно-политическую систему ЕС, сделать ее более гибкой и не вызывающей того раздражения, которое оказалось налицо, в частности, у британцев.

Вопрос третий. А является ли это событие признаком и началом крушения Европейского Союза — как идеи максимальной культурной, социальной и экономической евроинтеграции (в понимании как интеграции западно-европейской)?

Ответ: нет. И по известным социологическим опросам, и по самоощущениям жителей нынешнего ЕС, можно спорить о господствующей самоидентификации людей, например: «Я, прежде всего, француз, а уж потом европеец», или наоборот. Но для большинства эта самоидентификация не носит характера противопоставления, на уровне: «Никакой я не европеец, а исключительно француз!». Кстати, это касается даже и англичан, проголосовавших сейчас за выход из ЕС. Логика решения здесь ни в коей мере не анти-европейская, но приоритетно британская. Примерно так: «Мы — прежде всего, англичане или британцы, а лишь затем европейцы». И, разумеется, историческая великодержавная гордость: «Не будет кто-то из-за Ла-Манша нам указывать, как жить».

Конечно, ничто не застыло навечно, времена и нравы меняются, завтра станет возможно то, что маловероятно сегодня. И, более того, многое может быть и инспирировано внешними силами. Но пока, по всему, что мы знаем, есть нарастающее недовольство конкретными действиями того, что принято называть «евробюрократией», не все с восторгом принимают расширение ЕС — включение в него все новых стран Центральной (в прежней политической терминологии — Восточной) Европы. Но это все пока ни в коей мере и степени не ставит вопрос об отказе от масштабной культурной, социальной и экономической евроинтеграции. Вопрос может стоять лишь о степени, методах и каких-то правилах и нюансах такой интеграции.

Вопрос четвертый: не приведет ли выход Великобритании из ЕС к дезинтеграции уже самой Великобритании — к выходу из нее Шотландии (к повторному референдуму) и Северной Ирландии?

Да, это вопрос интересный. Более того, угроза подобного развития событий, насколько я понимаю, была одним из основных аргументов сторонников сохранения Великобритании в составе ЕС, обращенных к сторонникам выхода. Но аргумент не подействовал.

И как же теперь будут развиваться события? Прогнозировать не берусь. Для нас же здесь возникает один интересный аспект: если в Северной Ирландии будет проведен референдум о выходе из Великобритании, по результатам которого она не просто выйдет из прежней метрополии, но еще и войдет в состав Ирландии, будет ли это рассматриваться как аннексия Ирландией своей северной сестры?

Вопрос пятый: а что же в отношении интеграции политической и военной?

Во избежание недоразумений и неуместного шапкозакидательства здесь у нас, необходимо подчеркнуть, что важнейшим элементом нынешнего процесса частичной формально-административной дезинтеграции ЕС, а точнее, некоторого административно-политического переформатирования этого поля — с выходом из ЕС Великобритании, а также, возможно, с будущим выходом, например, Шотландии из Великобритании и т. п. — является сохранение и укрепление интеграции всего, скажем условно, Запада — военно-политической. Здесь никаких сомнений и даже намеков на дезинтеграцию пока не наблюдается.

Кстати, — и это вопрос шестой — а почему же? Почему элементы дезинтеграции Запада административно-политической (или его какого-то административно-политического переформатирования) мы наблюдаем, а вот военно-политической — нет?

Ответ очевиден: потому что никакого сравнимого по притягательности альтернативного центра силы рядом с Западом пока нет. Причем, важно подчеркнуть: силы как военной, так и научно-технологической, промышленной, экономической и культурной. Если же с последним (в части культурной) кто-то попытается не согласиться, то обратите внимание: армяне на Евровидении позволяют себе петь на своем языке, а вот представители великой русской культуры — исключительно на английском. То есть, преподнося Западу вторичную на него же пародию, но еще и пытаясь его (Запад) в этом, уж простите за вульгаризм, переплюнуть…

И, наконец, вопрос седьмой. Можно ли сравнивать выход Великобритании из ЕС с событиями четвертьвековой давности — выходом России, Украины и Белоруссии из состава СССР? Аналогично — прогнозируемый теперь многими выход Шотландии и Северной Ирландии из состава Великобритании — если таковой состоится? Является ли и станет ли это трагедией, каковой явилось разрушение СССР? Или же и то, и другое, и третье — не трагедии, а нормальный ход истории, переформатирование пространства, и жалеть вообще не о чем?

Первый ответ, конечно, напрашивается совсем простой: это субъективно. События четвертьвековой давности для нас — трагедия, а для них — нет. Аналогично и теперь: для кого-то все ныне обсуждаемое нами со стороны — катаклизм небывалого масштаба… Но этот вариант ответа, признаем — лишь уход от ответа по существу.

И тогда ответ второй — выявление принципиальной разницы между событиями. Наиболее ярко эта разница проявилась на примере Прибалтики, позже — Молдавии и Грузии, а теперь — Украины.

Дело ведь не в том, что с разрушением СССР в союзный Кремль перестали поступать какие-либо подати с еще четырнадцати подвластных территорий — такого счастья союзный Кремль как раз и не имел: расходы на союзные республики из общесоюзного бюджета часто превышали собственно доходы от них. И даже не просто в разрушении экономических связей по кооперации — эти связи на новом уровне, в конце концов, могли бы и быть восстановлены. Разрушение СССР — это двухаспектный процесс.

Первое — переход ряда территорий с их населением в исторически противостоящий России военно-политический лагерь. В этом подлинный масштаб события и драма. И уже отсюда — трагедии сотен тысяч и миллионов людей, насильственно лишенных Родины.

Второе — захват власти в России и ряде бывших советских республик (не во всех, в Белоруссии, например, это не случилось), под формально демократическими знаменами, силами сугубо антидемократическими, сказать проще — воровскими и предательскими по отношению к своим странам кланами. Это — уже трагедия десятков миллионов.

Как мы видим и обоснованно предполагаем, ничто подобное ЕС и Великобритании пока не угрожает.

Главный вывод: все нынешние наши разговоры о том, как повлияют новые «обнадеживающие» процессы в Европе на нас — пустое. Нам надо не надеяться на их просчеты и ошибки, но начинать, наконец, развиваться самим. А что нужно для этого — об этом в уже сотнях и тысячах статей, и не только моих…