Что замышляет Россия в лицемерных объятиях Турции

Прогноз Центра BESA No. 853, 3 июня 2018 года

История турецкого участия в «холодной войне» представляла собой твердый альянс с западным блоком, подкрепленный постоянными страхами российского вторжения или экспорта советской версии коммунизма. Последние несколько лет, напротив, были отмечены более сложной динамикой в отношениях между Анкарой и Москвой, которые зачастую замутняются турецкими зигзагами между интересами России и Запада.

Когда отношения были нормализованы после того, как турки в сирийском небе сбили российский Су-24, Анкара решила купить системы противовоздушной и противоракетной обороны С-400, а также приступила к переговорам о приобретении у Москвы других видов вооружений и оборонительного снаряжения.

Расцвели торговля и туризм, а Россия подписала соглашение на 22 миллиарда долларов о строительстве и эксплуатации первой в Турции АЭС. Российские военные позволили турецким войскам пересечь границу и вступить на северо-запад Сирии. Это вторжение принесет, скорее, внутриполитическую выгоду президенту Реджепу Тайипу Эрдогану (рост популярности, особенно среди националистически настроенных избирателей, накануне президентских и парламентских выборов 24 июня), чем решит внешнеполитические задачи (возможность перерезать «курдский пояс», простирающийся от северного Ирака к юго-западной границе Турции с Сирией). Теоретически, отношения Турции с Россией никогда не были столь прекрасны, как ныне. Однако, за красивым фасадом кроется глубокий идеологический раскол, взаимное недоверие и противоположные региональные интересы.

Немногие турки знают, что один из памятников в самом сердце Стамбула (площадь Таксим), изображающий Ататюрка, основателя современной Турции, и его соратников — командиров Войны за независимость Исмета Инёню и Февзи Чакмака, изображает также советских командиров Михаила Фрунзе и Климента Ворошилова. Они служат напоминанием о советской помощи (в виде золота и оружия) во время турецкой Войны за независимость (1919−23). Во время той войны Ататюрк использовал антиимпериалистическую, антикапиталистическую, про-советскую риторику и культивировал сильные экономические связи с Москвой. Он предпочитал развивать транзакционные отношения* с Советами, но в качестве стратегического партнера Турции видел Запад.

Восемь десятилетий спустя исламистские лидеры Турции, как бы иронично это ни звучало, в том, что касается отношений Турции с её историческим врагом — Россией, — идут по стопам того человека, которого они ненавидят и к которому они относятся с отвращением. Для Эрдогана Россия не просто сильный торговый партнер и ведущий поставщик в Турцию энергоресурсов. Она также служит ему в качестве «восточной опоры» для его политических кульбитов в отношении западного мира.

И все равно идеология, зачастую служащая главным мотивом во внешнеполитических расчетах Эрдогана, наносит потенциальный ущерб взаимному прагматическому подходу. Для понимания основных линий разлома в отношениях между Москвой и Анкарой поможет быстрый взгляд на историю турецкого политического ислама 20-го века.

В апреле 1946 года военный корабль США «Миссури» пришел в пролив Дарданеллы в качестве символического жеста против советской агрессии в турецких проливах. Три военных корабля Турции — «Явуз», «Султанхисар» и «Демирхисар» — приветствовали «Миссури» и проводили его до Босфора, где он бросил якорь. В поддержку символического военного присутствия США (и в противовес потенциальному российскому) одна мечеть, стоящая на берегу Босфора — Безм-и-Алем Валиде Султан — вывесила огромный баннер между двумя своими минаретами, приветствуя «Миссури». Это был первый политический баннер, когда-либо вывешенный мечетью и он указывал на симпатию турецких мусульман к Америке и ненависть к Советской России.

В феврале 1969 года 6-й Флот США прибыл в Стамбул несмотря на демонстрации протеста, которые в течение нескольких дней вели турецкие студенты, придерживавшиеся левых взглядов. И, вновь, солидаризируясь с американцами против «неверных коммунистов», турецкие исламисты, организовали вооруженные группы, которые атаковали «левых» анти-американски настроенных протестующих. Они убили двоих студентов и жестоко ранили еще нескольких. (Одним из членов комитета, который готовил исламистских нападавших, был Абдулла Гюль, бывший когда-то твердым политическим союзником Эрдогана. Вместе с ним Эрдоган в 2001 году сформировал свою Партию справедливости и развития. В 2007 году Эрдоган содействовал избранию Гюля президентом республики, но их отношения испортились после того, как Эрдоган сменил Гюля в 2014-м. И Эрдоган, и Гюль — выходцы из молодежного крыла «Milli Görüş» [Национальное мнение, взгляд — С.Д.], главного исламистского идеологического движения Турции.)

Россия уже не страна «неверных коммунистов». Но её государственная идеология боролась и борется на Ближнем Востоке, особенно в Сирии, с различными оттенками суннитского политического ислама. А верховенство сектантского суннизма является неотъемлемой частью исламизма Эрдогана.

Теоретически, Турция Эрдогана сотрудничает с Россией по Сирии. Но турецкому лидеру потребовалось несколько лет, чтобы понять, что сотрудничество возможно, если Анкара примкнет к Москве, а не наоборот. В июле 2012 года Эрдоган сказал: «По Сирии у нас с Москвой консенсус». Через 38 месяцев Россия военным путем вмешалась в сирийские события, причем не так, что туркам это доставило удовольствие.

В том же 2012 году Эрдоган говорил, будто Россия была уверена, что переходное правительство Сирии будет без президента Башара Асада, регионального противника Эрдогана с 2011 года. В декабре 2014 года Эрдоган сказал: «Вообще говоря, по Сирии у нас [с Россией] консенсус относительно решения [в Сирии]». В июле 2015 года он сказал: «Подход России к сирийскому вопросу намного более позитивный, чем прежде… Я считаю, что [Россия] сможет сдать Асада».

Тремя месяцами позже перед Асадом в Москве раскатали красную ковровую дорожку.

В ноябре 2015 года тогдашний заместитель премьер-министра Турции Нуман Куртулмуш сказал: «Я могу видеть, что Россия приближается к [Сирии без Асада]». Примерно неделей позже высокопоставленный турецкий дипломат и тогдашний временно исполняющий обязанности министра иностранных дел Феридун Синирлиоглу сказал: «Я не могу сказать, что русские согласились на уход Асада, но они этому и не препятствуют… Нет и речи о том, чтобы Асад участвовал в будущих [президентских] выборах в Сирии». Через неделю после этого российский президент Владимир Путин в сопровождении своего министра иностранных дел Сергея Лаврова находился в Тегеране, где Россия и Иран совместно провозгласили о своем единстве в том, чтобы противостоять «внешним попыткам диктовать сценарии политического урегулирования [в Сирии]» и что «только народ Сирии может решать отвергнуть ли ему Асада на выборах, которые последуют за перемирием».

В том, что касается России, Эрдоган был всегда изолирован от региональных реалий. В 2015 году он сказал: «Россия не граничит с Сирией. Почему она так заинтересована в Сирии? Я хочу понять это. Я попрошу их [русских] пересмотреть это». Но русские ничего не «пересмотрели». Вместо этого они нарастили свое военное и политическое присутствие в Сирии. Удары турецких ВВС в Сирии в рамках операции «Оливковая ветвь» в этом году были возможны лишь благодаря благословению русских.

Не совпадающие интересы Турции и России по Сирии и, на этом фоне, по Ирану имеют тенденцию к тому, чтобы держать двусторонние турецко-российские интересы заложниками религиозных реалий в этом регионе. Рассуждая в глобальных категориях, Эрдоган без устали отстаивает ту точку зрения, которую он выразил своим знаменитым изречением «мир больше, чем пять». При этом он имеет в виду, что состав постоянных членов Совета безопасности ООН должен быть реструктурирован на ротационной основе. (Эрдоган хочет, чтобы мусульмане получили свое представительство в качестве постоянного члена СБ ООН.) Путин не может всерьез рассматривать такое предложение.

Имеется также проблема недоверия. Для турецких политиков Москва остается потенциальным противником, который не раз доказывал, что при необходимости способен действовать жестко (можно, например, вспомнить карающие экономические санкции после инцидента с Су-24). А для русских Турция — не союзник, а тактический партнер до тех пор, пока она приспосабливает свою региональную и более широкую внешнюю политику к интересам России.

Еще один показатель недоверия сокрыт в условиях соглашений Турции по приобретению С-400 и европейских систем ПВО. По одной сделке оборонная промышленность Турции работает над программой совместного производства будущей архитектуры дальнего действия (с франко-итальянским концерном Eurosam). Другая сделка — «продажа с полки» клиенту, с которым русские отказываются делиться даже крошечными данными по ракетным технологиям.

Автор: — Burak Bekdil колумнист, проживающий в Анкаре. Регулярно пишет для издания Gatestone Institute and Defense News, сотрудничает с Middle East Forum. Он — основатель и редактор исследовательской организации Sigma (Анкара).

Прогнозные документы Центра BESA публикуются благодаря щедрости семьи Грега Россхандлера.

Источник

Перевод Сергея Духанова

*Взаимодействие организационных форм (государственных, корпоративных, частных и др.), в котором фирмы и конкретные личности вступают между собой в конкуренцию.

Новости по теме: Захарова: разговоры о возвращении России в G8 — это дешевые спекуляции