Владимир Прибыловский: Из Горбачева мог получиться Милошевич

2 марта 2010 года первому и единственному президенту СССР Михаилу Горбачеву стукнуло 79 лет. Немецкий таблоид Bild подарил Горбачеву его бронзовый бюст, выполненный скульптором Сержем Мангинсом . Бюст выпущен в количестве всего 25 экземпляров и стоит 9900 евро. Церемония вручения подарка состоялась в галерее издательства Axel Springer в Берлине. С торжественной речью выступил бывший министр иностранных дел ФРГ в правительстве Гельмута Коля — Ханс-Дитрих Геншер. «У Михаила Горбачева нашлось достаточно мужества, чтобы осуществить в своей стране такие изменения, которые в итоге привели к тому, что весь мир поменялся к лучшему. Это его самая большая заслуга», — отметил Геншер.

Помимо бюста Горбачеву подарили уникальное собрание публикаций и фотографий The Wall, посвященное истории Берлинской стены. В собрание входит 120 тысяч фотографий, 119 из которых ни разу не публиковались. Издание выпущено отдельным тиражом в 550 экземпляров и стоит 1989 евро — сумма составляет символическую величину, обозначающая год падения Стены.

Какую роль сыграл Михаил Горбачев в истории России, рассуждает президент информационно-исследовательского центра «Панорама» Владимир Прибыловский.

«СП»: — Владимир Валерианович, однажды Эдуард Лимонов сказал, что Горбачев знал о западном мире и демократии со слов Александра Яковлева, бывшего чрезвычайного и полномочного посла СССР в Канаде, который видел Запад только сквозь стекло посольского лимузина. Вы с этим согласны?

— С высказыванием Лимонова я, наверное, согласен: Горбачев имел приблизительные представления о демократии. Но в оправдание Горбачева могу сказать, что почти все мы имели приблизительные представления о западной демократии — даже те из нас, современников Горбачева, кто боролся против советского режима и мечтал о том, что в России будет демократия американо-европейского типа. Конфликты, между прочим, эмигрирующих диссидентов с западными образом жизни часто толкали их на позиции советизма. Все наше общество имело очень слабые представления о демократии.

«СП»: — Почему Горбачев все же решился на перестройку, чего он хотел добиться в конечном итоге?

— Я не сомневаюсь, что когда Горбачев пришел к власти, он не собирался превращать СССР в государство западного типа. Он собирался слегка либерализировать и гуманизировать политический режим. Он собирался превратить советский социализм в социализм с человеческим лицом. Скорее всего, в качестве образца он видел Венгрию или Польшу до «Солидарности», когда монополию на власть сохраняет коммунистическая партия, но очень многое позволено — хотя бы за чтение книг не сажают. Между прочим, среди друзей юности Горбачева был Млынарж — впоследствии один из героев «Пражской весны». Они с Горбачевым жили в общежитии МГУ в одной комнате. Разумеется, в тот период Млынарж не был диссидентом, но и тогда что-то от будущего Млынаржа-диссидента в Млынарже-студенте уже было. Интересный вопрос, как они влияли друг на друга, когда жили вместе. Думаю, с некоторым запозданием Горбачев повторил эволюцию своего чешского друга.

Конечно же, Горбачев не хотел разрушать Советский Союз. Но тут объективно время работало против империи — впрочем, время работало и против советизма, как экономического и политического строя. Конечно, Горбачев не хотел так далеко заходить. Но когда события зашли далеко, он не стал защищать ни свою власть, ни свои идеалы, поскольку понимал, что это будет связано с очень большой кровью.

«СП»: — А когда все зашло далеко, что Горбачев упустил?

— Политические ошибки он, конечно, допускал — а кто их не допускает? Самая большая ошибка была, когда он поддался на влияние Лигачева и развернул антиалкогольную кампанию, которая уронила его личный авторитет, и сильно расшатала строй, приблизила падение СССР. Были и другие ошибки, в том числе во взаимоотношениях с Западом. Но, в основном, его вела логика событий. И то, как он на эту логику отвечал, в большинстве случаев позволило Советскому Союзу избежать катастрофических ситуаций, в которые, например, то и дело попадала Югославия. У Югославии для демократизации, в том числе, бескровной, стартовые условия были лучше, чем у СССР. Но в итоге Югославия была залита кровью, а СССР только по окраинам испытал то, что испытала Югославия в целом.

«СП»: — Говоря о том, что Горбачев не стал защищать свою власть и свои идеалы, вы имеете в виду Форос?

— Нет, в Форосе у него никаких возможностей не было. Горбачев там вел себя как честный человек, для которого важнее всего было спасти семью — его шантажировали. Горбачев в Форосе делал все, что мог. Главное, его не заставили одобрить ГКЧП.

А вот в декабре 1991 года, после Беловежской пущи, от его позиции зависело, не начнется ли гражданская война. Если бы он уперся, защищая свои права (причем, законные права), защищая государство — он стал бы Милошевичем.

«СП»: — На тот момент кто его поддерживал?

— Тут неважно, что на тот момент его почти никто не поддерживал. Но идею сохранения союзного государства поддерживала даже значительная часть демократов — например, партия Травкина. Да и большинство населения страны на тот момент пассивно, но поддерживало существование единого государства. Просто у всех сторонников сохранения Союза не было никаких легитимных возможностей сопротивляться, и вокруг нелюбимого ими Горбачева они бы объединились. Потому что на стороне Горбачева такие возможности были, у него была легитимность.

Но Горбачев не стал этого делать. Сторонники сохранения Союза — объективно, сторонники полномасштабной гражданской войны — оказались на тот момент безоружными, разъединенными, и сделать ничего не смогли.

«СП»: — По поводу внешней политики. Горбачева клянут за то, что он вывел советские войска из Восточной Европы даром. Почему он не поставил никаких условий этого вывода, например, нераспространение НАТО на восток?

— Трудно предвидеть будущее. В чем-то он, может быть, идеализировал своих западных партнеров по переговорам. Он прекрасно знал, какая подлая советская дипломатия, а вот противоположную ей идеализировал. Главный приоритет самого Горбачева совпадал с объективной необходимостью всего населения бывшего СССР, России, русского народа — помириться с Западом. То, что для этого мира было отдано несколько больше, чем было разумным, все же лучше. Миру это было необходимо, и это Горбачев сделал.

«СП»: — Вы как-то сказали, что Горбачева любите, а Ельцина — нет. Почему Горбачев вам симпатичен?

— Одно время я был к Горбачеву несправедлив — вплоть до 1991 года. Я ему абсолютно не верил, считал его реформы правильными, но вынужденными, делающимися под давлением обстоятельств, Запада, революционной ситуации. Я все время ждал от Горбачева подвоха, а он этих опасений не оправдал.

Чисто человечески, я близко видел Горбачева два раза. Но вот смотрю я на него по ТВ, и хотя он человек другого поколения, и хотя я не люблю выходцев из села, а из Горбачева прет его колхозно-совхозное происхождение, тем не менее, я испытываю к нему симпатию.

Ельцин — не злодей. Но когда перед ним вставал выбор — пролить или не пролить кровь, он всегда делал выбор в пользу своей власти. А Горбачев сделал противоположный выбор, хотя я не думаю, что он не любил власть.

«СП»: — Горбачев был непопулярен в народе, в том числе, из-за жены. Почему?

— Его жена была культурнее, образованнее Горбачева. Она довольно много сделала, чтобы обтесать деревенского паренька. Он ее искренне любил. А вообще-то Раиса Максимовна была, я бы сказал, святой женщиной, но неопытной в политике. Она не сумела соотнести свое поведение на публике с тем, что народ думает о роли женщины в политике. Это ее чисто человеческая неопытность сразу сделала ее непопулярной, и способствовала подрыву популярности мужа. Но вообще-то Раиса Максимовна ничего плохого не делала, наоборот, ее влияние на мужа было, в целом, благотворным.

«СП»: — Если подводить итоги, в чем главная заслуга Горбачева как политика?

— В разрушении несправедливой советской системы без большой крови. В этом смысле история поставит его в один ряд с Лехом Валенсой, Солженицыным, Сахаровым.

Долги Горби

При Горбачёве внешний долг Советского Союза достиг рекордной отметки. Долги брались Горбачёвым под высокие проценты — более 8% годовых — у разных стран. С долгами, сделанными Горбачёвым, Россия смогла рассчитаться только через 15 лет после его отставки. Параллельно золотой запас СССР уменьшился десятикратно: с более 2000 тонн до 200. Официально утверждалось, что все эти огромные средства были потрачены на закупку товаров массового потребления. Примерные данные такие: 1985 год, внешний долг — 31,3 млрд долларов; 1991 год, внешний долг — 70,3 млрд долларов (для сравнения, общая сумма российского внешнего долга на 1 октября 2008 г. — 540,5 млрд долларов, в том числе государственный внешний долг в иностранной валюте — около 40 млрд долларов, или 8% от ВВП. Пик российского государственного долга пришёлся на 1998 год (146,4% ВВП).

Антиалкогольная кампания

Антиалкогольная кампания в СССР, начатая 17 мая 1985 года, привела к повышению на 45% цен на алкогольные напитки, сокращению производства алкоголя, вырубанию виноградников, исчезновению сахара в магазинах вследствие самогоноварения и ввода карточек на сахар, увеличению продолжительности жизни среди населения, снижению уровня преступлений, совершенных на почве алкоголизма.

Клички Михаила Сергеевича

«Мишка». «Горбатый» (ассоциация с персонажем фильма «Место встречи изменить нельзя») либо сокращенно «Горбач». Во время правления Горбачева пословицы «Горбатого могила исправит» и «Бог шельму метит» в широких народных массах часто произносились с двойным недоброжелательным смыслом.

«Мишка Меченый» (а у сторонников версии о предательстве Горбачёва — также «Иуда меченый») — за родимое пятно на голове (на ранних фотографиях ретушировалось).

«Минеральный секретарь», «Сокин сын», «Лимонадный Джо» — за антиалкогольную кампанию.

«Горби» (англ. Gorby) — фамильярно-дружеское именование Горбачёва на Западе.

«Майкл Сергеевич» — за очень близкие и дружеские отношения с США, за пропаганду западной культуры, за развал СССР (по мнению многих людей, Горбачев продался американцам за красивую жизнь) его стали ассоциировать с американцами и прозвали Майклом — английское и американское имя Михаил — «Michael».

Москву в те времена называли «Колхоз Горбачева».