Эксперты Программы развития ООН в Институте современного развития представили доклад «Энергетика и устойчивое развитие». В докладе, написанном под кураторством профессора экономического факультета МГУ Сергея Бобылева, специалисты пришли к выводу, что экономический подъем в РФ из-за неправильной политики властей ведет к сокращению благосостояния россиян.
Как говорится в докладе, производя около 11,5% мировой первичной энергии, Россия вынуждена каждый год инвестировать 5% ВВП на поддержание и развитие ТЭК и 13% на модернизацию экономики. Эксперты ООН раскритиковали правительственную Концепцию долгосрочного развития России до 2020 года. Авторы доклада отмечают, что зависимость реальных доходов большой части россиян, систем образования и здравоохранения от госбюджета приводит к росту бедности, социальной нестабильности и снижению качества жизни в целом. Как отмечают эксперты, в ТЭКе занято приблизительно 2,5% трудоспособного населения России, в то время как отрасль производит основную долю налогов и ВВП.
Может ли Россия слезть с нефтяной иглы, рассуждает один из авторов доклада, профессор МГУ, директор региональной программы Независимого института социальной политики Наталья Зубаревич.
«СП»: — Наталья Васильевна, есть ли России польза от ТЭКа, или, по большому счету, один вред?
— На мой взгляд, в докладе трезво, без криков «за» и «против» обсуждается страшнейшая российская проблема — зависимость от топливных ресурсов. С одной стороны это благо, поскольку дает нам изрядное количество денег, с другой — это очень серьезный тормоз в развитии.
В первой части доклада говорится, что и при такой серьезной зависимости есть шанс сдвига в инновационное развитие, благодаря новым технологиям собственно в ТЭКе. Это, кстати, прописано и в «Стратегии — 2020». В остальных главах эта вероятность оценивается гораздо более скептически. Например, в главе, которую готовила лично я, показывается, что за исключением двух ведущих регионов — Ямало-Ненецкого и Ханты-Мансийсого округов, и Москвы, где собираются все деньги от ТЭКа, ни один регион не получил понятных преимуществ от добычи на своей территории. Ну, какую-то устойчивость — не более того. Получается, что принадлежность региона к ТЭКу не дает ему шансов на инновационное развитие. А в сверхбогатых регионах — социализм сплошной: деньги есть, но они тратятся неэффективно.
Очень хороший в докладе анализ, как ТЭК влияет на доходы населения, как он поляризует людей по доходам, потому что понятие вершков и корешков никто не отменял. Доходы от ТЭКа очень неравномерно распределяются в обществе, как и любая рента. А на ренте инновации не рождаются: это мнение большей части авторского коллектива, который готовил доклад. Но некоторые считают, что шанс есть.
«СП»: — Вы сами-то как считаете?
— Я считаю, при той зависимости от ТЭКа, которую мы имеем, и при системе политического устройства, которая концентрирует всю ресурсную ренту на самом верху, российская власть — реально — не заинтересована в инновациях. Они ей нужны, как розочка на торте — чтобы в глазах мира не отставать уж совсем безнадежно. Ренто-ориентированное поведение, на мой персональный взгляд, не может быть инновационным.
«СП»: — Эти доходы от ТЭКа можно распределить как-то более справедливо?
— Да дело же не в том, что они распределяются неравномерно! Само наличие распределения не стимулирует к инновациям. Это модель семерых с ложкой, понимаете? И сколько вы не будете этим семерым говорить, мол, давайте, ребята, сами, — но плошка-то есть. Это так называемое ресурсное проклятье. Мы фактически обсуждаем, можно уменьшить его влияние, или оно у нас, как отметина клейма на каторжнике. Ресурсное проклятье дестимулирует общество, людей, бизнес к инновационному развитию, к реальной конкуренции: все хотят перераспределять.
«СП»: — Некоторые эксперты в докладе говорят, что в ближайшие 20−30 лет перед Россией стоит перспектива полностью исчерпать нефтяные ресурсы и перейти к низкоуглеродной экономике. Если бы ресурсная база начала истощаться, это дало бы толчок к развитию инноваций?
— Понимаете, понятие «истощение ресурсной базы» зависит строго от цены на ресурс. Чем выше цена, тем больше объем ресурсов становится конкурентоспособным и рентабельным, и вовлекается в оборот. При 30 долларах за баррель — одна картина с запасами нефти, при 80 — совершенно другая. Никто не будет разрабатывать Штокман, если цена на газ будет в низшей точке современного ценового диапазона. Штокман предполагалось разрабатывать при цене на газ 2008−2009 годов. Нет абстрактного, физического понятие «истощение», оно всегда связано с ценой. Поэтому оценки запасов ресурсов могут быть разными: они стартуют от разной цены.
«СП»: — Для инновационного пути развития нужна политическая воля?
— Для этого нужно изменение институтов — правил игры в обществе. Сейчас самый успешный тот, кто стоит у раздачи, и ни в коем случае не тот, кто придумывает что-то новое. Это глобальные изменения, включающие очень сильные изменения политического пространства. Без этого ничего не получится.
«СП»: — Вы имеете в виду децентрализацию?
— Если бы только ее! Я имею в виду конкуренцию в политическом пространстве, открытость СМИ — только это снижает коррупцию в системе распределения. В том институциональном дизайне, который сейчас существует в РФ — это мое личное мнение — инновационное развитие невозможно.
«СП»: — Академик Жорес Алферов считает, что самыми успешными инновационными проектами в ХХ веке был манхэттенский проект у американцев, и ядерный проект СССР: в обоих случаях они потащили за собой развитие целой гаммы отраслей промышленности. Но Алферов утверждает, что в этом должна быть определяющей роль государства…
— Академик Алферов — член коммунистической партии РФ. У него — государство во главе угла. Я не отрицаю значимой роли государства, но считаю, что сейчас российские инновации — это, извините, не «нано», не ядерные исследования. А просто расширение пространства даже для маленьких инновационных улучшений во всей структуре экономики. Мы можем опять родить какое-то нано-чудо. Только как мы будем его внедрять? У нас же нет стимулов, у нас нет драйверов, которые бы это внедряли.
Во времена СССР, когда было военное противостояние, это делало государство. Но что-нибудь из этих наработок вошло по-настоящему в экономику за пределами военно-промышленного комплекса? Нет и нет. И колготочки импортировали, и шубки нейлоновые, и, извините, гарнитурчики. А там тоже нужны высокие технологии. Мнение академика Алферова вызывает очень глубокое уважение, но времена изменились.
«СП»: — Если бы правила игры поменялись, сколько лет потребовалось бы для перестройки российской экономики?
— Не выдаю никаких прогнозов. Я не гадалка, и не ведущая телевидения. Уважающий себя эксперт дурацких прогнозов не дает.