
Президент США Барак Обама, спустя два года после подписания, повторно внес в американский Конгресс для одобрения двустороннее соглашение с Россией о сотрудничестве в области мирного использования атомной энергии, говорится в сообщении пресс-службы Белого Дома. В случае успешного прохождения документа через конгресс перед Россией открывается выход на американские рынки, связанные с обеспечением ядерно-топливного цикла. Россия может получить право импортировать, принимать на хранение и перерабатывать тысячи тонн отработанного ядерного топлива, которое США поставляют во многие страны мира, этот рынок оценивается в миллиарды долларов.
Ратификация соглашения должна стать одним из бонусов Москве за поддержку санкций в отношении Тегерана. Сам Обама объяснил, что рассмотрение документа возможно и своевременно в свете «конструктивной позиции Москвы по иранской проблеме».
Что на самом деле стоит за ратификацией, рассуждает руководитель энергетического отдела Гринпис России Владимир Чупров.
«СП»: — Владимир, какие последствия ратификации соглашения?
— Австралия откроет свои урановые рынки для России. Австралия — известный союзник Штатов в ядерных вопросах. Напомню, именно после решения Буша-младшего отозвать нынешнее соглашение из Конгресса были свернуты переговоры по предоставлению австралийского урана России. В результате Ростатом сможет решить проблему дефицита урана, которая возникнет, по нашим оценкам, к 2015 году.
К этому времени истекает срок действия контракта ВОУ-НОУ (в январе 1994 года был подписан контракт между ОАО «Техснабэкспорт» и USEC в целях реализации соглашения между правительствомами РФ и США об использовании высокообогащенного урана, извлеченного из ядерного оружия; контракт со сроком действия до 2013 года предусматривает поставку в США для использования в качестве топлива американских АЭС урана, произведенного предприятиями Минатома России из оружейного урана, — «СП»). Соответственно, на мировом рынке может возникнуть дефицит обогащенного природного урана.
«СП»: — Какое место на мировом рынке урана занимает Россия?
— Для обеспечения топливом российских атомных станций, и производства обогащенного урана для зарубежных АЭС, Россия потребляет примерно 18 тысяч тонн природного урана в год. Весь мировой рынок природного урана составляет примерно 60 тысяч тонн. Так вот, в мире добывается всего 40 тысяч тонн урана ежегодно. Дефицит покрывается за счет проекта ВОУ-НОУ — складских запасов урана, которые остались после гонки вооружений. В России из этих мировых 40 тысяч тонн добывается всего 3,2 тысячи тонн природного урана — это ничтожно мало. Основная доля урана, который мы поставляем на мировой рынок — советские стратегические запасы оружейного урана.
«СП»: — Но в сделке, на которую выходят сейчас Барак Обама и Дмитрий Медведев, речь идет о развитии мирного атома, разве нет?
— Нет. Это просто попытка закрыть брешь в мировом рынке урана, которая появится в 2015 году. К этому времени Росатом не сможет приступить к разработке Эльконского уранового месторождения в Южной Якутии. Как утверждают в самой госкорпорации, это месторождение — крупнейшее в мире, и выводит Россию на пятое место по мировым запасам урана. Но все это — глупости. Там бедный уран, и очень сложные природно-климатические условия. Разработать такое месторождение с нуля к 2015 году — а там сейчас нет никакой энергетики и инфраструктуры — невозможно. Поэтому Росатом рассматривает только зарубежные варианты поставки в Россию природного урана.
На последней встрече Кириенко с Путиным обсуждалась возможность использования урана из Монголии и Казахстана. Но на Казахстан имеет виды не только Россия, но и, извините, компания «Мицубиси», и французская AREVA. С Монголией тоже не все понятно — процесс находится на стадии переговоров. Даже если монголы пойдут на сделку, речь будет идти о первой тысяче тонн природного урана. Поэтому Росатому, конечно, интересен австралийский уран, которого больше, и который есть на рынке — здесь и сейчас.
«СП»: — Разве доступ к австралийскому урану — это плохо?
— Этот урановый прорыв для Росатома будет означать одно: Росатом — впрочем, как и другие аналогичные мировые компании — продолжит ядерную экспансию в третьих странах. А это связано уже с проблемой распространения ядерных технологий.
Если Штаты ратифицируют соглашение, и его подпишет Австралия, — Россия станет гарантирующим поставщиком свежего ядерного топлива. Гарантирующим потому, что у нас в стране находится 45% производственных мощностей по обогащению природного урана.
«СП»: — То есть при том, что мы сами добываем менее 10% природного урана, почти половину урана, добытого в мире, мы у себя обогащаем?
— Совершенно верно. В России четыре обогатительные площадки: Новоуральск, Северск, Зеленогорск и Ангарск. Все это — бывшие предприятия оборонки, закрытые производства. А по американским и австралийским правилам, все производства, находящиеся вне контроля МАГАТЭ, нельзя использовать для переработки австралийского урана. Ради того, чтобы обойти этот запрет, российская сторона перевела один из обогатительных заводов — электролизно-химический комбинат в Ангарске — из оборонного производства в гражданское, и открыла его для инспекторов МАГАТЭ.
Но, боюсь, из контроля ничего не вышло. На мой взгляд, двухдневные инспекции, которые были в Ангарске, проводились для отвода глаз. Дело в том, что технология обогащения урана такова, что часть обогащаемого урана так или иначе попадет на три других закрытых обогатительных военных комплекса.
«СП»: — И в чем здесь опасность?
— Австралийский уран в этом случае попадает в российское военное производство, на военную территорию — туда, где из него могут производить ядерные боеголовки, как бы не открещивалось от этого российское правительство. Это закрытая территория, где проверить ничего нельзя. Это первое опасение.
«СП»: — А второе опасение?
— Что часть австралийского урана, так или иначе, попадет в реакторы Ирана, Вьетнама, Намибии, Индонезии, Чили. Это список стран, с которыми Росатом сейчас активно ведет переговоры, и где будут эксплуатироваться российские атомные станции. Все это страны, как правило, с нестабильным политическим режимом — возьмите хотя бы Иран, тут хватит его одного. Во время эксплуатации реакторов у них будет нарабатываться плутоний. Нам часто говорят, что, не позволив Ирану обогащать уран, мы решим проблему нераспространения ядерного оружия. Это не так. Помимо обогащения урана, есть еще проблема наработки плутония в самом реакторе. Как только Иран запустит свой реактор, через три-четыре года на территории Ирана будет примерно одна тонна плутония. Пусть в виде отработанного ядерного топлива, в матрице, но достать его оттуда можно, технологии есть. Это разделительное производство, Пакистан и Индия очень легко сделали его у себя, и успешно взорвали свои бомбы. Вопрос распространения ядерного оружия — это и есть второе опасение.
«СП»: — Есть и третье?
— Третья — это развитие самих ядерных технологий. Когда говорят, что мы открыли для себя урановые рынки, всегда нужно помнить: вовлечение урана в ядерно-топливный цикл означает, что на его конце будут новые ядерные отходы, решение по которым до сих пор не найдено ни в России, ни в мире. Аморально, на мой взгляд, говорить о каких-то новых сделках по мирному атому, пока не решена проблема отходов.
Приведу пример, как это делается в России. Сейчас наш парламент принимает федеральный закон об обращении с радиоактивными отходами. Росатом — он предлагает и лоббирует законопроект — четко говорит: все отходы в России делятся на две части — накопленные и остальные. Накопленные — это те отходы, что будут образованы до принятия закона. Эти отходы — а на момент принятия закона это будут все ядерные отходы России — переходят под финансовую юрисдикцию государства.
Это значит, что мы с вами, как налогоплательщики, будем платить за их утилизацию. Атомные станции, которые получают прибыль от продажи электроэнергии, все компании, которые продают уран на внутреннем и внешнем рынке, ОСВОБОЖДАЮТСЯ от какой-либо ответственности за отходы производства, с помощью которого они получали прибыль. А эти производства приносят доходы на миллиарды долларов.
В итоге атомная энергетика вновь покажет свою дешевизну, покажет, что проблема отходов решена — это не ее отходы. Это пример, как решается проблема радиоактивных отходов.
В мире действует примерно та же схема. Миллиарды долларов и евро тратятся на поиск решения проблемы радиоактивных отходов. Вот что такое — уран на входе в ядерно-топливный цикл.
«СП»: — А Штаты на все это плюют, потому что для них важнее отсутствие дефицита обогащенного урана на мировом рынке в 2015 году?
— Да. Фактически, речь идет о том, чтобы по максимуму задействовать российские разделительные мощности: зачем американцам плодить свои?! Не нужно Штаты идеализировать, там есть свой Росатом, свой Кириенко — Стивен Чу, министр энергетики США. Это абсолютно проядерный товарищ, в голове которого нет понятия «стратегический подход». Об этом говорит факт, что штатовская программа утилизации отходов провалилась: комплекс хранилищ в Юкка-Маунтин, стоимостью десятки миллиардов долларов, так и не был запущен. Отработанное ядерное топливо в Америке по-прежнему хранится на площадках возле ядерных станций, и никто не знает, что с ним делать. Что характерно, частные инвесторы в Штатах, в отличие от России (где инвестор — государство), не вложили ни цента в строительство новых станций АЭС. Это при том, что в США уже лет пять как говорят о ренессансе атомной энергетики.
А Россия повелась на этот ренессанс. Россия ни шагу не сделала в направлении возобновляемой энергетики, зато по полной программе вложилась в ядерную. И нынешнее соглашение Обамы — еще один шаг в неправильном направлении. Это — огромная стратегическая ошибка.
Когда соглашение ратифицирует Конгресс
Соглашение о сотрудничестве в области гражданской ядерной энергетики, именуемое также «соглашением 123», рассчитано на 30 лет и разрешает одной стороне принимать от другой на хранение материалы и оборудование (включая реакторы), компоненты ядерных исследований и производства энергии, обмениваться технологиями.
Соглашение может пройти процедуру ратификации к августу. В настоящий момент его рассмотрение подпадает под действие закона об атомной энергии 1954 года, согласно которому утверждение американскими законодателями международных документов о сотрудничестве в области мирного атома проходит по упрощенной процедуре. Если у конгресса не возникнет претензий к документу, соглашения автоматически вступят в силу через 90 дней после внесения.