Эксперт центра Карнеги: В политическом плане Лужков вышел в тираж

Бывший мэр Москвы Юрий Лужков дал первое интервью после отставки журналу The New Times. Он объяснил причины своего увольнения и поделился планами на будущее. В частности, Лужков заверил, что не собирается прекращать политическую деятельность и создаст собственное движение. Экс-градоначальник отметил, что отдает себе отчет в последствиях своего шага, включая уголовное преследование.

Насколько серьезны намерения Лужкова уйти в оппозицию, рассуждает эксперт Московского центра Карнеги Николай Петров.

«СП»: — Николай Владимирович, зачем понадобилось Лужкову собственное общественное движение?

— Заявления Юрия Михайловича The New Times, как и его заявления на следующий день после отставки — скорее, эмоциональная реакция. Я удивлюсь, если он действительно будет реализовывать политические планы. Вряд ли это возможно в пику Кремлю. А любые действия экс-мэра по созданию общественного движения будут рассматриваться Кремлем как недружественные.

С другой стороны, Лужков — это наглядное проявление связи власти и бизнеса. Лужков и его жена Елена Батурина вовлечены в ряд бизнес-проектов, потому для воздействия на бывшего мэра есть ряд эффективных экономических рычагов.

Вряд ли Кремль хочет продолжения политической деятельности Юрия Лужкова — в том или ином качестве. Мне кажется, по здравому размышлению Лужков откажется от идеи создавать движение. Мы видим, он уже изменил свою позицию. Пробыв какое-то время на отдыхе, мне кажется, Юрий Михайлович более трезво и спокойно оценит ситуацию, и откажется от планов насолить Кремлю. Хотя как ньюсмейкер, как человек, любое заявление которого привлекает некоторое внимание, он еще будет появляться в медиа-поле.

«СП»: — Под изменением позиции вы имеете в виду, что Лужков отказался от идеи опротестовывать отставку в Верховном суде?

— Да. Заявление насчет Верховного суда — это реакция человека, который 18 лет был окружен толпой подхалимов и почитателей, потом вдруг оказался в некотором вакууме, и как большую несправедливость воспринял шаг Медведева. Это естественная реакция, к тому же Лужков известен темпераментом. Но по мере того, как он остывал, его позиция менялась. Думаю, то же будет и со взглядами относительно общественного движения.

«СП»: — В интервью Лужков говорит, что при создании своего движения мог бы опираться на пенсионеров и интеллигенцию. Он действительно может на них опереться?

— Нет, это иллюзии. Они связаны с тем, что в начале своего правления в Москве, когда у Юрия Михайловича были амбиции на продолжение политической карьеры, он сделал ряд значимых популистских шагов. Пенсионеры должны быть ему признательны. Но, мне кажется, это — признательность мэру, который обеспечил надбавки, бесплатный проезд и т. д., а не идеологические симпатии к Лужкову.

Сейчас у экс-мэра в руках популистских механизмов нет. Идей, кроме абстрактных социалистических лозунгов, — тоже. Непонятно, на чем в принципе может базироваться связка между Лужковым и пенсионерами, или между Лужковым и интеллигенцией. Симпатии к Лужкову определенная возрастная часть москвичей испытывает, но дальше этого дело не идет. Странно предположить, что на этом электоральном поле, конкурируя напрямую с коммунистами, Юрий Михайлович мог бы рассчитывать на что-то реальное.

«СП»: — Говорят, нынешняя российская оппозиция не имеет лица. Лужков мог бы стать таким лицом, объединяющим свадебным генералом, или эта роль — не для него?

— Не для него. Мы реально имеем достаточно узнаваемую, и для многих москвичей достаточно популярную — хотя и неоднозначную — фигуру. Но трудно предположить, что Юрий Лужков согласился бы присоединиться к кому-то, и еще труднее найти политическую силу, которая бы была готова открыть объятия перед бывшим мэром Москвы.

Его не ждут в «Справедливой России» и в КПРФ, где он, в силу своих взглядов, мог бы думать о месте. Еще труднее предположить, что он может примкнуть к «Яблоку». Нет, мне кажется, варианта консолидации вокруг Лужкова политических сил нет абсолютно.

«СП»: — Если все же Лужков будет делать шаги в сторону создания движения — например, под давлением жены — на что он может сразу нарваться?

— Как раз под давлением жены он не будет этого делать. Давление на бизнес Батуриной идет уже сегодня, у нее сложности с выведением активов. А позитивные результаты от общественно-политической деятельности отставного мэра — если таковые будут — возможны только в отдаленном будущем.

Лужков — реально — не представляет в нынешнем своем виде опасности для Кремля как оппозиционная фигура. Это не тот человек, который сейчас мог бы собрать тысячи граждан на митинге, и не тот, кто мог бы предложить что-то оппозиции: ресурсы финансовые и организационные.

«СП»: — Можно сказать, Лужков сейчас не имеет особой ценности?

— Он имеет ценность для Кремля, и Кремль имеет ценность для него. Юрию Михайловичу нужно решать свои бизнес-проблемы, а Кремлю — неважно, кого назначат на место московского мэра — раскручивать сложный и запутанный клубок московского хозяйства. Обе стороны полезны друг другу, но именно на поле внутриэлитных договоренностей, а не на политическом. Мне кажется, в политическом плане Лужков вышел в тираж.

«СП»: — В интервью Лужков повторяет, как формулу: надеюсь, не будут трогать ни бывшего мэра (о себе — в третьем лице), ни жену, ни ее бизнес. Насколько много, в конечном итоге, потеряет Батурина?

— Отставка Лужкова — не гром среди ясного неба, и Батурина, мне кажется, к ней готовилась. Хотя, понятно, что если самому Лужкову понадобилось несколько дней, чтобы доставать награды и подарки из офиса, с бизнесом времени требуется намного больше.

Главное даже не то, чтобы у Батуриной что-то забрали. Идет пересмотр формальных и неформальных договоренностей, на которые Елена Батурина могла рассчитывать, будучи супругой мэра Москвы.

Она работает в строительстве, а там и получение участков под застройку, и их перепрофилирование — очень мутная вещь. Сегодня ты жена мэра, и все получаешь бесплатно, а завтра тебе задают вопрос, на каком основании у тебя оказался участок, который много лет назад странным образом переходил из рук в руки. Раньше подобные разбирательства пресекались. Сейчас весовая категория Лужкова резко понизилась, и в бизнес-спорах Батурина оказывается куда слабее, чем раньше.

Значительные потери для Лужкова-Батуриной неизбежны. Это не значит, что отныне они — нищие. Деньги выведены за границу, вложены в «вечные» активы. Но с проектами, которые не доведены до конца здесь, в Москве, придется распрощаться — с тем или иным дисконтом.

Лужков — The New Times: Буду бороться за свою честь, потому что я ее имею

The New Times: В день указа президента о вашей отставке вы заявили, что уходите в политику и намерены бороться за возвращение выборов мэра. Вы и сейчас подтверждаете, что собираетесь заняться политикой?

Юрий Лужков: Конечно. Я не имею права играться. Играться в объявления, играться в слова. Я, если не решил, — молчу. Если я решил, я говорю, и говорю твердо, и реализую. Стараюсь реализовать.

The New Times: Вы понимаете свои риски?

Юрий Лужков: Конечно. Я ж не ребенок.

The New Times: Вы понимаете, что это может закончится уголовными делами?

Юрий Лужков: Конечно.

The New Times: Что вы можете оказаться там, где сейчас Ходорковский?

Юрий Лужков: Ну что же, я думаю так: каждому нужен свой Ходорковский.

The New Times: Вы действительно готовы идти в тюрьму?

Юрий Лужков: Я? Конечно, нет. Я буду бороться за свою честь, потому что я ее имею. А если у тех, кто захочет меня посадить, будут основания, я ко всему готов.

The New Times: А вы полагаете, что всегда нужны основания, чтобы посадить?

Юрий Лужков: Я думаю, основания всегда нужны. Даже в деле Ходорковского должны были быть основания.

The New Times: Вы понимаете, что начнется атака на бизнес вашей жены — президента «Интеко»?

Юрий Лужков: Я думаю, что не только я понимаю, но и Елена понимает. А знаете, почему мы спокойны? Вот что бы там ни говорили, что бы там ни писали, мы честные люди. У «Интеко» и у Елены, то есть моей жены, — честный бизнес, самый честный и самый прозрачный из всех тех, ну, по крайней мере, что ведутся в строительном бизнесе.

The New Times: В своем письме на имя президента пишите: «У нас в стране страх высказывать свое мнение существует с 37-го года». Вы апеллируете к годам массового террора и репрессий…

Юрий Лужков: Я еще раз отвечаю: конечно, я не готов идти в тюрьму и не собираюсь туда, потому что я работал, теперь уже можно говорить о работе мэра, работал честно. Я честно служил москвичам. И в этом плане мне никто не сможет предъявить претензий, что я что-то сделал преступным образом. В этом плане ни у кого нет законных оснований отправить меня в тюрьму. Но опять же, видите, как? Я знаю наше государство, я знаю нашу историю, и я готов к тому, что эта история может повторится и по моему поводу.

The New Times: Вы будете бороться за пост президента страны?

Юрий Лужков: Нет.

The New Times: Тогда что предполагает ваш уход в политику?

Юрий Лужков: Уход в политику означает работу над тем, чтобы у нас появились законы демократического общества. У нас сегодня общество имеет законы не демократические — первое. И второе, у нас сегодня общество разложилось, и разложилось весьма основательно по всем линиям. Посмотрите, как идет информационная атака на мэра. По команде. Разве можно представить себе демократическую страну, с демократическим обществом, в которой таким образом средства массовой информации, которые должны быть свободны от государства — это четвертая власть, набрасывались бы на одного человека или набрасывались на бизнес, скажем, какой-то фирмы? Такого в нормальном обществе быть не должно. Вот против этого я буду вести борьбу.

The New Times: Вы будете формировать собственную партию?

Юрий Лужков: Я буду формировать собственное движение.

The New Times: На базе.

Юрий Лужков: Посмотрю.