Российский вице-премьер Игорь Сечин дал эксклюзивное интервью газете The Wall Street Journal, где рассказал о политической и экономической ситуации в России. Как заявил вице-премьер, за последние 25 лет в России изменилось все: «Мы — другая страна!» «В России сейчас наблюдается политическая стабильность, и ее уровень — один из высочайших в мире», — отметил Сечин. Как заявил вице-премьер, Россия заменила старую советскую инфраструктуру: построены новые газопроводы, создана современная банковская система. По мнению Сечина, все это должно удовлетворить инвесторов.
На вопрос о том, что Сечин думает о деле ЮКОСа, вице-премьер отметил, что, по его мнению, надо спокойно отделить факты от политики и сплетен, только тогда вещи предстанут в своем истинном свете. Как подчеркнул Сечин, налоговые претензии были предъявлены не только ЮКОСу, но и другим компаниям. Как напомнил Сечин, решения налоговых органов были закреплены в судах. Вице-премьер уверяет, что никаких экспроприаций в рамках этих дел не проводилось. Отметим, что в январе Стокгольмский арбитраж нашел три свидетельства заинтересованности российского правительства в экспроприации имущества ЮКОСа — это избирательность преследования, а также ход налоговой проверки нефтяной компании и распродажи ее активов.
Сумел ли Игорь Сечин убедить инвесторов вкладывать в Россию, рассуждает первый вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин.
«СП»: — Алексей Владимирович, к кому обращается Сечин?
— К инвесторам на Западе. Причем, Сечин выступает не только как вице-премьер, но и как председатель совета директоров «Роснефти». А «Роснефть» только-только подписала соглашение об обмене активами с BP. British Petroleum вошла в состав акционеров «Роснефти», а «Роснефть» — стала акционером BP.
Но в условиях, когда Ходорковский получил второй приговор, инвесторы выражают беспокойство. Да и в российском обществе ситуация непростая. Первый приговор Ходорковскому многими воспринимался как приговор олигарху. Сейчас же в нем видят, скорее, человека, пострадавшего за политику.
Иностранные инвесторы на это обращают внимание. Кроме того, если в России еще работает аргумент, что дело Ходорковского — это исключение из правил, продиктованное интересами государства, то Запад это не убеждает. Понятно, для Сечина важно успокоить инвесторов, показать им степень инвестиционной привлекательности страны.
«СП»: — Насколько реальна нарисованная Сечиным картина изменившейся России?
— Думаю, реальна. Действительно, Россия не похожа на СССР. В стране, утвердилась рыночная экономика, при всех ее огрехах. Есть слой управленцев, законодательная база для рыночной экономики, сформировались компании мирового масштаба. Все это правда. Проблема в том, что не всем инвесторам этого достаточно.
«СП»: — Почему?
— Есть две группы инвесторов. Сырьевым инвесторам перечисленного вполне хватает. Они работают и в Саудовской Аравии, и в Ливии. Им важны политическая стабильность и хорошие отношения с местными властями. Особенности местной судебной и политической систем их мало волнуют.
Есть, правда, проблема стабильности таких режимов. Игорь Сечин в интервью пытается показать, что Россия отличается от арабских стран. И впрямь, российский средний класс не хочет вступать в конфликт с правительством, демонстрирует привычную стабильность. Но это не значит, что такая позиция будет всегда. Если Система будет и дальше бронзоветь, в России — в длительной перспективе — не случится ли чего-то подобного событиям на Ближнем Востоке?
«СП»: — Вы всерьез считаете, что такой вариант возможен?
— Многое, конечно, зависит от характера развития нашей Системы. Но иллюзии, что в современном мире можно произвести успешную авторитарную модернизацию, серьезно поколеблены арабскими примерами.
«СП»: — А второй тип инвесторов?
— Это тип инвесторов, ориентированный на высокотехнологичную экономику. Именно этого инвестора российская власть хочет привлечь в Сколково. Но для него важны не только хорошие отношения с властями. Важна хорошая правоприменительная практика в судах, демократические процедуры на выборах, гарантии прав собственности. Это те вопросы, с которыми у России большие проблемы. Сумел ли убедить их Сечин — большой вопрос.
Другое мнение
Михаил Делягин, президент Института проблем глобализации:
— У России, действительно, большие проблемы с притоком иностранных инвестиций. Точнее, с оттоком частных капиталов из страны. В IV квартале 2010 года чистый отток составил 22,7 млрд долларов. Это очень высокий уровень — с учетом макроэкономической стабильности и высоких цен на нефть.
Все это — признаки, что капиталы реагируют на то, кто будет президентом в 2012 году, на неизбежную при этом политическую борьбу, и на очевидную невменяемость значительной части российской власти, которая проявляется, в частности, в усилении налогового давления.
Разбирать высказанные Сечиным тезисы, думаю, не имеет смысла. Понятно, что разговор об обновлении инфраструктуры имеет отношение только к нефтегазовой отрасли. Хотя, думаю, и там существует часть инфраструктуры, у которой срок полного износа превышает 25 лет, и поэтому она все еще функционирует. Вообще, разговор, что за 25 лет мы построили другую страну — это правда, и эта страна отличается от той, что была, примерно тем же, чем кладбище отличается от города.
Вопрос не в том, что наговорил Сечин, а почему. Самый главный посыл его выступления — показать, что мы настолько цивилизованы и открыты, что способны давать интервью The Wall Street Journal. Это очень серьезный сигнал именно для западных бизнесменов. Им совершенно неважно, что происходит с Ходорковским. Им важно видеть перед собой человека, который способен поддерживать диалог, пусть даже исходя из очень странных мотивов.
Есть еще момент. Мы в России имеем реальную политическую борьбу. Мы имеем очень жесткую избирательную кампанию, которая, правда, закончится до выборов — в момент выдвижения официального кандидата. Мы видим, что либеральный клан, который поддерживает президента Медведева — возможно, против его воли — имеет теснейшие связи с Западом. А в российской политической борьбе Запад является важным ресурсом. Поэтому важно показать западным корпорациям, что либеральному клану противостоят не кегэбэшники, которые бродят по заледеневшим улицам Москвы в обнимку с белыми медведями, а респектабельные люди, способные говорить грамотно и разумно, и способные защищать интересы западного бизнеса.
Это политическая необходимость, и то, что Игорь Сечин ее осознал и реализовал, дает ему дополнительное очко в глазах западных инвесторов, которые во многом влияют на западных политиков.
О чем говорил Сечин
The Wall Street Journal : — Игорь Иванович, как бы вы оценили успешность работы российских властей по привлечению иностранных инвестиций?
— Российская экономика сегодня открыта: 25% российского нефтегазового сектора принадлежат иностранным компаниям. Фактически все крупные нефтегазовые компании России имеют международных акционеров, которые вошли в бизнес благодаря вложению средств. Буквально только что состоялось подписание исторического соглашения об обмене активами между «Роснефтью» и BP — разве это не успешная работа, не шаг в направлении роста инвестиций?
The Wall Street Journal : — А вопросы контроля над приобретаемым бизнесом, которые важны для некоторых иностранных компаний?
— Я не вижу здесь проблем. У нас объективно нет конфликтов ни по одному из вопросов сотрудничества с нашими крупнейшими партнерами. Например, насколько мне известно, пару недель назад по сахалинским проектам ExxonMobil были подписаны согласованные решения по затратам по соглашению о разделе продукции. У нас выстроены очень хорошие отношения с господами Тиллерсоном и Даффином (Рекс Тиллерсон — генеральный директор и председатель совета директоров ExxonMobil, Нил Даффин — президент ExxonMobil. — «Ведомости»).
Говоря о новых проектах, я хочу упомянуть состоявшуюся договоренность о совместном с ExxonMobil проекте на шельфе в Черном море, на месторождении Туапсинский прогиб. Мы договорились создать совместную операционную компанию и начать с геологоразведки. Ресурсная база там очень неплохая, порядка миллиарда тонн жидких углеводородов, и есть возможность расширения работ. В Давосе мы встречались с Рексом Тиллерсоном и подписали с ним соглашение о работе на черноморском шельфе, причем ExxonMobil рассматривала для себя различные варианты.
Мы ведем работу со всеми, исходя из выгоды и здравого смысла. В случае с арктическим шельфом предложение от BP оказалось лучше всех прочих. Оно более конкурентно и с точки зрения экономики, и с позиций привлечения технологий. Мы стараемся учитывать все, в том числе, например, и опыт BP по ликвидации последствий аварии в Мексиканском заливе.
The Wall Street Journal : — Почему принципиальным условием для российской стороны в сделке с BP был обмен акциями?
— С моей точки зрения, в этом вопросе наблюдается диспаритет: как я уже сказал, российский нефтегазовый сектор на 25% уже принадлежит иностранным компаниям, тогда как крупные мировые нефтяные компании пока не очень охотно допускают российских участников в состав своих акционеров. Вместе с тем обмен активами позволяет значительно повысить степень доверия, это создает дополнительные механизмы контроля. В этом смысле проект с BP является комплексным для обеих сторон. У всего должна быть своя история отношений, именно к этому надо стремиться. Я с большим удовлетворением отмечаю позитивное продвижение по данной сделке и считаю, что за таким подходом большое будущее.
The Wall Street Journal : — А вы бы хотели, чтобы у российской стороны, у «Роснефти», было место в совете директоров BP?
— Мы готовы обсуждать такой подход, готовы совершить обмен на паритетной основе. Если ВР согласится на вхождение представителей «Роснефти» в свой совет директоров, то мы, безусловно, обеспечим адекватное представительство BP в «Роснефти». «Роснефть» ведь тоже крупнейший акционер.
The Wall Street Journal : — Но у «Роснефти» чуть-чуть не хватает акций, чтобы провести человека в совет.
— Это можно легко поправить.
The Wall Street Journal : — А вы сами хотели бы занять это место?
— Я не рассматривал такой возможности. Но готов изучить ситуацию, если это будет нужно. Хотя я считаю, что от «Роснефти» надо найти хорошего директора — профессионального и независимого. Такая работа требует очень большого времени. Не знаю пока, насколько я готов полностью посвятить себя работе на этом участке.
The Wall Street Journal : — Очень давно идут разговоры о том, что надо улучшить инвестиционный климат. Все это время говорились положительные вещи о том, что Россия открыта. Но в разные годы иностранные инвесторы, скажем так, чувствовали разные ветра. Какое-то время было ощущение, что государство увеличивает свою роль в бизнесе, притесняет частных игроков, в том числе иностранных инвесторов. Было время, когда их активно зазывали, но они, например, во время кризиса, в Россию особо не входили. Сейчас опять пошла волна: надо пригласить, привлечь иностранных инвесторов. Что власти могут сделать для того, чтобы убедить инвесторов, что в этот раз России можно верить?
— Работа с инвестором — это очень тонкая работа. Она требует большого профессионализма. Конечно, она, прежде всего, направлена на создание условий в стране для привлечения инвестиций. Что изменилось в Российской Федерации за последние 25 лет?
Изменилось все. Мы — другая страна! Это главный ответ на ваш вопрос. Если после развала СССР мы пользовались инфраструктурой советского времени, существовала нестабильность, то сейчас таких проблем нет. У нас политическая стабильность, причем одна из самых высоких в мире, я думаю.
The Wall Street Journal : — Мубарак, наверное, то же самое говорил.
— Не знаю, не слышал этого. Если вы об этом хотите поговорить, я бы подготовился.
The Wall Street Journal : — Торговля нефтью давно ведется за доллары. Как вам кажется, имеет смысл перевести ее на иную валюту: евро или, скажем, рубли?
— Серьезный вопрос. Я думаю, что такая возможность существует. Но все решения подобного рода должны быть очень аккуратными, просчитанными и согласованными с партнерами. Безусловно, мы никогда не говорили о том, что только доллар может выступать в качестве валюты для нефтяных контрактов. Но, во-первых, все действующие и долгосрочные контракты должны быть выполнены в тех параметрах, в которых они подписывались изначально. И конечно, обсуждать этот вопрос надо исходя из всего комплекса проблем, связанных с ценообразованием на нефтяном рынке. Это не только вопрос валюты. В конце концов, можно рассмотреть идею корзины валют, например валют стран-производителей и стран-потребителей.
Все должно развиваться естественным путем. По странам СНГ, например, такой проблемы нет. Скажем, по Белоруссии мы все расчеты осуществляем в рублях.
The Wall Street Journal : — А прогнозы, что цена может скакнуть до $150?
— Это может быть обыкновенным манипулированием: объективных предпосылок к такому росту цены нет. Существующий уровень цены в целом удовлетворяет потребности российских компаний и позволяет реализовать ряд инвестиционных проектов, направленных как раз на гарантированные поставки нефти нашим потребителям. Нам представляется, что сейчас ситуация достаточно сбалансированная.