Разочарование властью поползет низовым пожаром на периферию

Победа в Ярославле самовыдвиженца Евгения Урлашова обнаружила аномалию в политическом прогнозе погоды в РФ. Заморозки, как оказалось, наступили только на федеральном уровне власти. На уровне муниципальном политическая оттепель не только продолжается — она ощутимо усиливается. Надо думать, теперь число ярославлей, на активность оппозиции в которых Кремль смотрит сквозь пальцы, будет только множиться.

Получается, вместо затишья в политике нас ждут рост гражданской активности и перемены. Каковы политические тенденции весны-лета 2012 года, рассуждает политолог Дмитрий Орешкин.

«СП»: — Дмитрий Борисович, увидим ли мы движение в политической жизни нынешним летом?

— Активность и движение в политической сфере будет неизбежно. Вопрос только в одном — какого качества будет эта активность, и как она будет проявляться-манифестироваться. Власть протестные настроения успешно — как ей кажется — купировала и подавила. Но на самом деле, она отодвинула их на потом, потому что никуда эти настроения не уйдут.

«СП»: — Почему вы так считаете?

— В политику приходит новое поколение лидеров. А старое поколение начинает раздражать — что Зюганов, что Явлинский, что, — проси Господи, — Путин. Людям — психологически — нужны перемены. Это одна сторона дела.

Другая сторона — стране нужны системные перемены. Регионы начинают протестовать. То, что еще недавно было приемлемым, сейчас кажется неприемлемым. По мнению регионов, Москва слишком много забирает себе налоговой базы, слишком жестко диктует условия региональным элитам. И региональные элиты демонстрируют, с одной стороны, послушание, с другой — чувство протеста.

То, что происходит в Ярославле и Астрахани — закономерно и неизбежно. По сути, сегодня в городах происходят буржуазные революции. Кстати, само слово «гражданин» означает «житель города» — по-английски, city — город, citizen — гражданин.

Города технически нуждаются в больших правах, большей независимости для своего развития. Так же было в Средние века в Европе, когда города боролись с феодальными привилегиями за собственные интересы.

«СП»: — То же самое происходит сейчас у нас?

— Да. Городам сегодня нужны права, потому что иначе им неинтересно развиваться, нет смысла экономически расти. Потому что сейчас у них все подавлено, отобрано и конфисковано под центральную дудку.

Эти городские буржуазные революции — процесс очень медленный, и вряд ли даже осознанный. Но мы видим, что в городах систематически, даже при фальсифицированных выборах, поддержка власти уменьшается. Особенно это видно по Москве и Петербургу. В Питере, например, обнаружились убийственного объема фальсификации на выборах 4 марта — сейчас я как раз закончил подсчитывать эти фальсификации. Могу сказать с уверенностью: Путин не набрал там 50% голосов. Ему на малой родине смогли нарисовать нужный результат, но горожане понимают, что результат этот — не настоящий.

«СП»: — И как будет развиваться ситуация?

— Сейчас некоторый шок пройдет, и начнется новый, более рациональный этап построения сопротивления — на уровне городских субэлит. Если раньше, допустим, граждане шли в наблюдатели бесплатно, теперь к ним пойдут местные бизнесмены и скажут: мы вам дадим денег, но взамен, пожалуйста, помогите эту отвратительную систему опрокинуть. Причем, бизнесмены пойдут на этот шаг сами, никто их об этом просить не будет. Просто их тоже все достало.

Это необратимая ситуация. Тут надо или советскую систему возвращать, когда ни у кого нет денег, кроме как у государства — и все граждане состоят на службе у этого государства. Когда ни у кого нет информационных ресурсов, кроме как у государства — и вся пропаганда работает на государство. Но даже советская система рухнула. А сейчас гораздо больше точек воздействия.

«СП»: — Какие это точки?

— Сегодня есть независимые деньги, которые государство пытается назвать деньгами госдепа США. Есть независимый интернет, который создает информационную агрессию. Есть независимые горожане, которые могут существовать помимо власти, и которые могут сами себе обустраивать жизнь.

Так что вопрос, мне кажется, решен в долгосрочной перспективе. Ну, три, пусть пять лет — потом все равно система развалится.

«СП»: — А краткосрочная перспектива как выглядит?

— Что касается краткосрочной перспективы — от нескольких месяцев до нескольких лет — мы будем наблюдать отход политики с уровня федерального на уровень муниципальный.

Сегодня на федеральном уровне политика бессмысленна, там нечего делать, потому что все под контролем и — соответственно — все мертво. Там идут какие-то кадровые игры. Это тоже важно, и тоже кое о чем говорит. Но надо понимать, что нынешние федеральные оппозиционеры, типа Прохорова или Кудрина, укрепляют, прежде всего, собственные позиции. Просто для этого им приходится бороться за модификацию нынешней системы. Но в целом на федеральном уровне сказано громким голосом: выборы прошли, тема закрыта.

Все делают вид, что с этим согласились — никто не хочет подставляться под силовиков, чтобы его наказали. На самом деле — не согласились. Поэтому кое-кто на федеральном уровне поддерживает какие-то оппозиционные движения. Но не для того, чтобы их возглавить. Расчет делается на то, что оппозиция надавит на центр, а центр, в поисках решений, обратится к таким политикам, как Прохоров или Кудрин. Чтобы они помогли ввести оппозиционные движения в системное русло, и таким образом их угомонить. На это расчет, а вовсе не на то, чтобы свергнуть «кровавый режим».

На самом деле, ключевой вопрос в отношении этой федеральной оппозиции только в том, насколько режим модифицируем, способен он изменяться или нет? Для меня этот вопрос не очень понятен…

«СП»: — Вы говорите, самое интересное сейчас будет происходить не на федеральном уровне, а на муниципальном?

— Да, на уровне, где живут обычные граждане. Понимаете, политические изменения происходят не из-за того, что умная Новодворская, или умный Боровой, или Лимонов, или Орешкин, что-то такое скажут и объяснят, и возглавят.

Изменения происходят оттого, что на повседневном уровне люди понимают, что система не тянет. Что услуги ЖКХ все хуже. Горячей воды или нет, или она не доходит до верхних этажей, дороги разбиты, образование отвратительное и медобслуживание — тоже. И происходит это не где-то далеко, а в конкретном Тамбове, Брянске, Орле — там, где я живу. При этом денег я плачу все больше, но цены растут быстрее, чем я зарабатываю. Словом, государство не справляется с удовлетворением элементарных, как мне кажется, нужд.

И я начинаю протестовать. Я не очень понимаю, что там происходит в политике — мне просто это не нравится. Я хочу проголосовать за кого-то другого — левого, правого, националиста — но не за эту систему. И я чувствую, что эта система мне проголосовать не дает. Я начинаю чувствовать, что меня обманули… Я, как вы понимаете, моделирую поведение среднего горожанина…

«СП»: — И что получается?

— То, что получается в Ярославле. Плох или хорош этот самый оппозиционный кандидат Урлашов — никто не знает, но все понимают, что он альтернативный. Выбрать кого-то другого, кто, возможно, будет ничем не лучше предшественника. Но в том случае появляется механизм воздействия на избранника. Возможно, и сам избранник будет понимать, что его легитимность определяется настроением граждан. Соответственно, ему придется строить дороги, поликлиники, а не только воровать.

«СП»: — Почему вы считаете, что на федеральном уровне такие выборы допустят?

—  У власти хватает ресурсов только на то, чтобы контролировать федеральный уровень. Да и то — с большим трудом. А на муниципальный уровень у нее точно не хватает ресурсов. Центральная власть считает, что этот уровень должны контролировать местные элиты, местные единороссы. Но беда в том, что у них это уже не получается: на местном уровне единороссов ненавидят еще больше, чем на федеральном.

Поэтому на уровне муниципалитетов будет демократия. А реальная, настоящая демократия и должна расти снизу. Не должен сверху приходить какой-нибудь Горбачев, который вдруг поймет, что обществу нужны свободы. Дареные свободы не ценят и не понимают. А вот когда ты начинаешь отстаивать свое собственное право на горячую воду, или на приличный асфальт, или на то, чтобы менты тебе в задницу бутылку не засовывали, — вот тогда и начинают цениться права, они начинают быть конкретными, жизненными. Вот тогда начинаются перемены. Мне кажется, мы сейчас находимся именно в точке такого поворота.

«СП»: — Как поведет себя власть?

— Скорее всего, она попытается все это подавить. Но я практически уверен, что ресурсов у нее не хватит. Значит, с одной стороны, она будет запугивать, с другой — пытаться идти навстречу, пусть виртуально. Это виртуальное движение мы и сейчас видим: как бы разрешили, наполовину, выборы губернаторов, как бы разрешили регистрировать партии. На федеральном уровне посчитали так: пусть будет 50 партий, каждая ростом два сантиметра — и никакой угрозы федеральной власти они представлять не будут.

Но проблема в том, что на региональном уровне эти партии очень даже могут представлять угрозу. Вполне может быть, что какая-нибудь маленькая партия, не имеющая цели на федеральном уровне, победит, к примеру, в городе Ярославле. Потому что там есть конкретный лидер — условно говоря, Урлашов. И тогда партия может оказаться очень даже влиятельной.

Поскольку наверху, на федеральном уровне, все на политическом пространстве благополучно затоптали и заплевали, а затоптать на муниципальном уровне силенок не хватит, именно на муниципальном уровне, на уровне городов, так или иначе будет прокалываться система.

Мы уже видим эти проколы: то забастовку в Калужской области (по ее итогам, приехал губернатор и власть пошла на уступки), то Ярославль, то Астрахань. И число таких случаев будет множиться. Дело в том, что пресловутая вертикаль власти годится только для того, чтобы сохранять «вертикальных» людей наверху. Как механизм управления, она мало что собой представляет. Вертикаль не в силах решать проблемы Ярославля или Астрахани.

Поэтому комплексный процесс разочарования и раздражения приобретет новое качество. Он поползет низовым пожаром из Москвы на периферию. И там вспыхнет, может быть, даже сильнее, чем в Москве. Потому что народ будет там защищать не абстрактные ценности (те же честные выборы), а очень конкретные ценности — зарплату, горячую воду, приличный асфальт, прекращение издевательств в ментовках. Это уже не риторика, а борьба за выживание. Когда идет речь о выживании, люди ведут себя совершенно по-другому.

«СП»: — Выборы губернаторов, которые отложили до мая, до инаугурации Путина, будут катализатором этих процессов?

— Прежде всего, я не уверен, что они их в мае начнут — в этом случае для Путина это будет означать конец вертикалестроительных усилий. А если выборы и начнутся — только с тем самым президентским фильтром, о котором говорил Путин.

Почему-то считается, что выборы губернаторов — это уступка демократам. Я с этим совершенно не согласен. По-моему, это признак того, что вертикаль понимает: как инструмент власти, она не справляется с контролем. Она на опыте убедилась, что руководить всем из Кремля не получается. Поэтому она говорит — как я понимаю — губернаторам и главам республик:

«Ребята, я в ваши дела не вмешиваюсь, по большому счету. Если вмешиваюсь — только там, где это действительно важно. Например, вы должны обеспечить мне правильные результаты голосования на президентских выборах. Все остальное в ваших руках. Вы контролируете избирательную систему, у вас на крючке избирательная комиссия, она встроена в вашу систему интересов. Избирайтесь сами — сколь угодно раз».

«СП»: — По сути, это не уступка демократии, а уступка реальным требованиям местных элит?

— Именно. Это сделали не от хорошей жизни — всего два года назад Медведев говорил, что мы вернемся к прямым выборам глав регионов не раньше, чем через 100 лет. Это связано с дефицитом ресурсов для управления: не хватает кадров, рычагов давления. Поэтому стороны поделили обязанности: от регионов требуются правильные результаты голосования, а взамен местные элиты могут воровать и избираться, сколько им угодно.

В некотором смысле, это демократия феодального типа — что естественно после крушения рабовладельческого государства, каковым был СССР. В Союзе, напомню, был единственный собственник всего — это центральная бюрократия, и она же все контролировала. Все это было замечательно, но слишком примитивно: экономика в таких условиях развиваться не могла.

Рабовладельческий строй рухнул, и на его место пришел вполне зрелый феодализм. Когда в каждом регионе есть свой царек, и он символически — внешне очень серьезно — подчиняется главному хану или султану и платит ему налог в виде результатов голосования. И все нормально — ситуация под контролем, хан правит, а регионы грабят население.

«СП»: — Но сейчас эта модель оказалась неэффективной?

— Конечно. От феодализма мы переходим к буржуазной — в смысле, городской — демократии. Город не может работать в условиях крепостного права, ему нужна миграция рабочей силы, конкуренция, нужны права и независимый суд. Причем нужно функционально, а не на уровне ценностных деклараций.

И иного пути нет. Чтобы нынешняя система работала, Путину нужно быть Сталиным. Нужно полностью запретить независимые СМИ, чтобы в оставшихся рассказывалось только о том, как мы замечательно живем, какой у нас великий Владимир Владимирович Путин — и только. Не должно быть ничего альтернативного — ни про девочку в Брянске, ни про бутылку в Казани. Есть только Сталин (Путин) — победитель, избранный от имени народа. И есть враги, которые подсыпают толченое стекло патриарху, которые глумятся над святынями. Система пытается сегодня нарисовать именно такую картину мира, но у нее это плохо получается. Общество сегодня другое, и информационная прозрачность другая. Поэтому, на мой взгляд, все это скоро кончится. Другое дело — я так считаю — кончится плохо…

Фото: ИТАР-ТАСС