Реальное время года не всегда совпадает с календарным — не в срок приходит, не вовремя уходит. В прошлый раз политизированная общественность встречала Новый год как новый — с новыми впечатлениями, ожиданиями, с чувством интереса (одно из приятнейших, заметим, чувств). На языках вертелось слово «пробуждение». Теперь, напротив, все произошедшее вспоминается как яркий сон.
Фэнтези
Протестующие верили, что (независимо от результата) творят здесь и сейчас историю России. Несомненно, 2012-й станет легендой, но именно легендой, национальным мифом. Ведь по сути, с вещественной точки зрения, ничего крайне важного не произошло — политический режим и экономическая модель не претерпели никаких перемен, разве что усилились. Историкам придется изучать лишь обостренную общественную мысль. Это не так уж мало: придают же они значение мечтам славянофилов и западников XIX века, которые ни на что не влияли и были вещью в себе. Правда, нынешние блогеры не совсем чета тогдашним мыслителям.
По Пелевину, «вера, которую не разделяет никто, называется шизофренией». Наверное, можно сказать и по-другому: смысловая галлюцинация, которую разделяют все, обретает высокое название «вера». Атмосфера общества может не слишком зависеть от реалий, но она и есть главная реалия. Временная, переменчивая.
Порывы и надежды, считавшиеся шизоидными («демшиза»), вдруг стали общими. А теперь возвращаются в свою прежнюю — маргинальную — нишу. Если в газетах и в интернете протесты пока еще остаются важной темой, то встретить (и испытать) интерес к этой теме в живом общении все труднее — даже в профессиональном журналистском сообществе. Чувство вкуса подсказывает не трогать ее. Она напоминает заевшую пластинку или постаревшую «звезду», которая упустила момент уйти со сцены вовремя.
Помянем иллюзии 2012-го:
1. Неравнодушных граждан — множество. Большинство из них до сих пор бездействовало потому, что ощущало себя в меньшинстве. Теперь все они увидели, «как нас много», и будут бороться с несправедливостью.
2. На разных уровнях власти — множество потенциальных реформаторов, которые не считали возможным себя проявить. Теперь они знают, «как нас много» и решатся что-то менять, опираясь на гражданское общество.
3. Полиция увидела, «как нас много» и теперь не будет никого разгонять, задерживать, бить.
4. Разрешив Болотную и Сахарова, реакционные силы во власти начали отступление, а скоро они еще больше поймут, «как нас много», и совсем смягчат режим.
5. Недовольные увидели, что недовольных — большинство и потому на сей раз не проигнорируют выборы, а дружно придут голосовать за «любого другого». Все неравнодушные граждане станут наблюдателями, сфальсифицировать выборы не удастся, победит «любой другой», политическая монополия будет разрушена. «Как нас много!»
Вспоминать эти фантазии смешно. Не грустить же под Новый год.
После инаугурации наслаждение тем, «как нас много», стало отчаянной самоцелью — так образовался лагерь на Чистых Прудах, благо майское тепло позволяло. На полянах участники лагеря делились знаниями и опытом, читали лекции, как шаламовские политзеки-интеллигенты в КПЗ, или пели под гитары перестроечный рок. Ирония здесь не к месту, если что. Те дни достойны всяческой романтизации, и люди искусства просто обязаны создать хотя бы пару-тройку шедевров об этом, пускай они никогда никому не обязаны.
Чистые Пруды тоже были яркой, солнечной иллюзией. После нескольких разгонов белоленточных прогулок государство взяло паузу — казалось, пассионариям удалось прогнуть его. Казалось. Через несколько дней лагерь разогнали. Потом объявили, что задержанных на митинге 6 мая ждет тюрьма. Потом ввели астрономические штрафы за несанкционированное появление на улице в количестве трех человек. Куда уж дальше? Осенью стало ясно, куда. Похищение белоленточника Развозжаева неизвестными на территории другого государства, его заявление о пытках — возможна ли тут журналистская безоценочность, объективность? Разве что объективность НТВ: Развозжаев с Удальцовым — иностранные шпионы.
В собственном соку
Лидеров протеста стоит коснуться особо. Упомянутый Удальцов ведет себя последовательно (безоценочное суждение), чего не сказать о лидере лидеров Навальном. Никому ранее не удавалось завоевать симпатии либералов и националистов одновременно, и трудно представить, чтобы кто-то в этом завидном положении отрекся от целой категории сторонников.
В Координационный совет оппозиции (КСО) прошли преимущественно либералы — из-за этого, видимо, Навальный решил сделать на либералов ставку ва-банк. Он отказался от традиционного посещения «Русского марша» и от каких-либо комментариев по этому поводу. Думается, национал-либерал просчитался: либералам было бы проще извинить его последовательность во взглядах, чем националистам — его отказ от взглядов. Главное же в том, что Навальный оттолкнул националистов не только от себя, но от всего белоленточного движения, поскольку выступал связующим звеном. «Я тебя породил — я тебя и…».
Особого рассмотрения заслуживает феномен Собчак. Внутри протеста ее рейтинг оказался поразительно высоким (по результатам выборов КСО, впереди нее только Навальный, Быков и Каспаров). Другой вопрос — идет ли это протесту на пользу. Автор и читатели могут относиться к Собчак с нескрываемой симпатией, но постоянно обосновывать эту симпатию для других — безынтересно и бессмысленно. Человек с медийным прошлым Ксении, с ее конфликтностью и обидчивостью вряд ли сможет добавить движению популярности. Оппоненты всегда использовали имя Собчак, желая дискредитировать белоленточников, а теперь белоленточники сами подкинули им этот козырь: Ксения не просто выступает на митингах, она — во главе.
«Мне не о чем говорить с теми, кто выбрал своим лидером Собчак», — вот стена, биться о которую никому не пожелаешь. Похоже, движению и правда говорить с такими людьми не о чем и незачем — слишком уж разная медийная среда, разные взгляды. Движение подчеркнуло это, взяв курс на изоляцию. Белоленточники выбрали не лицо для взаимодействия с обществом, а любимицу своей большой закрытой тусовки — и неважно, понравится ли это кому-то со стороны. Для себя, мол, выбираем, не для них. Кроме того, Собчак — одна из немногих, кто вхож в ближайший круг Навального. Соответственно, и Навальный в глазах общественности превращается из народного лидера в светского персонажа, а его модный шарфик — из достоинства в недостаток.
Но. Справедливости ради надо сказать: Ксения отнеслась к доверию масс очень серьезно. Если 6 мая она избежала митинга, зная о планируемых столкновениях, то теперь нацелилась на конфронтацию с полицией — отправилась на запрещеённую акцию 15 декабря. Политолог Белковский еще в начале года сказал, что видит в Собчак потенциального лидера оппозиции, эффективного лидера. Это прозвучало забавно, однако прогноз лидерства она уже подтвердила, осталось «всего ничего» — подтвердить прогноз эффективности. Назло автору и прочим скептикам.
Танцуют все!
Похоже, оппозиция отказалась от предложенных властями маршрутов акции 15-го декабря именно для того, чтобы она получилась несанкционированной. Причин, как минимум, две.
Во-первых, в КСО многократно обсуждалось снижение численности митингов. Следовательно, было необходимо оправдание для провала годовщины протеста: массовости нет по той причине, что митинг не согласован. (Правда, тем самым сбавляется пафос храбрости первой Болотной, куда люди шли под разговоры о резиновых пулях и чеченском батальоне).
Во-вторых, оппозиционеры хотели собрать самых бесстрашных и непримиримых сторонников и продемонстрировать, что много кто готов пойти на обострение. Эту задачу можно считать проваленной: по сравнению с 6-м мая (или с националистической Манежкой 2010-го), таковых людей оказалось мало. Однако задачу-минимум Навальный и компания выполнили — показали раз уж не массу радикалов, так хоть самих себя. Все видят: Госдеп США по-прежнему платит российским оппозиционерам так много, что они рискуют попасть под статью об организации беспорядков и получить тюремный срок.
Маловероятность большого уличного протеста в ближайшее время — вещь очевидная. Интереснее пофантазировать о том, что может возобновить его. Фальсификации выборов? Нельзя войти в одну воду дважды. Люди соблазнились Болотной потому, что раньше этого не пробовали. Решили проверить — вдруг все изменится по мановению волшебной палочки и белой ленточки. Теперь настроение иное: какой смысл в митингах, если власть с ними борется? Впрочем, трудно не заметить здесь диалектику: власть потому с ними и борется, что какой-то смысл в них есть.
Другой сценарий протеста — социальный взрыв, голодный бунт. Но это именно другой сценарий: другой жанр, другие персонажи. Ведь кое в чем власть и оппозиция — абсолютные единомышленники. Лидеры протеста не устают повторять, что вовсе не хотят революции. Можно от души поздравить и тех, и других: обошлось.
Фото: ИТАР-ТАСС/ Сергей Карпов