Русское братство

«Свободная пресса» продолжает дискуссию «Русские в России», в которой представители разных политических сил высказывают свою точку зрения на современное положение русского народа и ищут пути преодоления межнациональных проблем в обществе. Сегодня наш собеседник известный публицист, редактор журнала «Русский обозреватель» Егор Холмогоров.

«СП»: — Россия для русских или Россия для россиян?

— Для меня очевидно, что в лозунге «Россия для русских», который впервые сформулировал русский генерал Скобелев и вслед за ним император Александр III, нет ничего предосудительного, экстремистского. Из него не следует, что Россия, например, не для татар. Нет, Россия для всех тех, кто не воспринимает интересы государства российского, как чуждые.

Очевидно, что Россия — государство, которое создано усилиями именно русского народа. Оно развивалось, как русское национальное государство. Одно время даже в учебниках писалось, что с Ивана III возник такой тип государства. При Петре I оно трансформировалось в империю с элементами национального дробления. И сегодня наше государство может существовать лишь, как русское. Как только русским откажут в их праве на Россию, как только тот факт, что Россия государство русских, будет изъят из массового сознания, произойдёт моментальный дефолт РФ.

Само качество нынешнего государства — плохое. Те услуги, которые оно предоставляет гражданам, зачастую ниже всякой критики. И единственное, что заставляет наш народ мириться со всем этим, — то, что Россия воспринимается русскими, как своё государство. Ведь никто не будет ломать свой собственный дом из-за того, что у него, к примеру, протекает крыша. Пока в обществе сохраняется убеждение, что Россия — русский дом, проблемы страны воспринимаются русскими, как проблемы своего дома, который где-то надо отремонтировать, где-то достроить, но не бросать. Как только русский народ перестанет воспринимать Россию своей страной, и начнётся демонтаж известной нам федерации. Бегство населения с окраин к центру уже сейчас имеет место. А при худшем развитии событий оно приобретёт необратимый характер, мы утратим страну, как единое политическое пространство от Калининграда до Южных Курил, которое русский народ населяет и считает своим.

«СП»: — До сих пор слова национализм, националист у нас в России большинством воспринимаются настороженно, даже враждебно. В чём причина?

— Я считаю, что то, о чём вы говорите это уже, скорее, штамп для прессы, чем реальное положение вещей. К сожалению, люди ещё не готовы предпринимать сколько-нибудь значимые усилия, чтобы продвигать базовые принципы русских националистов.

«СП»: — Что это за принципы?

— Их, на мой взгляд, всего четыре. Первое — Россия должна быть юридически признана государством русского народа. Второе — всем русским, живущим за пределами России, должно быть предоставлено право на автоматическое получение российского гражданства. Третье — необходимо добиться равенства субъектов федерации. Мы должны прекратить, наконец, позорную практику, когда области и края, населённые в основном русскими, имеют меньше прав, чем национальные автономии. Именно эти автономии у нас почему-то имеют право упираться и капризничать в отношениях с федеральным центром, именно они, как правило, получают приоритетное финансирование из госбюджета.

Между тем степень полноправия региона, на мой взгляд, должна зависеть от степени его интеграции в единое культурное, политическое пространство страны. И поэтому я считаю справедливым, что русским регионам предоставлено право выбирать своих губернаторов, в то время как некоторым автономно-национальным образованиям в этом праве ненавязчиво отказано. Такого рода шаги правильные — они побуждают к более плотной интеграции с остальной Россией.

Сегодня же, чем более регион культурно и политически дистанцируется от русской России, тем он больше получает преференций. Это в корне не верно.

Четвёртое требование, которое более чем назрело, — ограничение миграции в страну, введение жёсткого визового режима со странами Средней Азии. Мы сегодня фактически столкнулись с изменением этнического состава населения, с разгулом этнопреступности, с которым плохо справляются наши правоохранительные органы.

Вот это главные задачи русского национализма на сегодня. Разговоры о том, что мы собираемся ссорить народы или мерить черепа — это всё глупость, либо вполне себе проплаченная провокационная ложь. А сформулированные мной принципы разделяет абсолютное большинство не только русских, но и других народов России. Поэтому говорить, что националисты сегодня маргиналы, нет никаких оснований. Это миф созданный СМИ с подачи власти, чтобы не считаться с требованиями большинства.

«СП»: — Ваши идеологические оппоненты обвиняют вас в западничестве. В одной из своих работа вы написали: «Усвоение и адаптация выработанных западной цивилизацией культурных форм является вполне естественной ступенью оформления собственного русского цивилизационного облика». А может быть, русские переросли уже время ученичества у Запада? Пётр I вообще говорил, что Европа нам нужна на несколько десятков лет.

— Те, кто сегодня называют меня западником, несколько лет назад называли меня славянофилом, на том основании, что я носил русские рубахи на публике. Теперь им не нравятся мои австрийские костюмы.

Западники — это сторонники интеграции России в современный западный мир, США и Европу. Я западником себя не считаю. Современный Запад проводит омерзительную политику. Такие порождения Запада, как ювенальная юстиция, толерантность, полная расовая миграционная открытость — всё это способно принести огромный вред России. Такое западничество у нас ещё и внедряется методами монгольской деспотии. Минус умноженный на минус в данном случае даёт не плюс, а минус в квадрате. Там, где европеец ещё как-то может отстоять свои права через судебные разбирательства, русский человек, столкнувшийся с проявлениями ювенальной юстиции, может рассчитывать только на общественную поддержку.

Поэтому я ни в коей мере не призываю к интеграции в современное европейское сообщество. Мой так называемый европеизм состоит в том, чтобы мы осознали свою базовую идентичность, как европейскую. Наша исходная территория — европейская. Это прекрасно осознавалось с глубокой древности. Например, у византийского историка Льва Диакона рассказывается о том, как послы князя Святослава заявили византийскому императору, что если условия русских не будут выполнены, то греков из Европы выкинут в Азию. То есть 1000 лет назад русское государство чётко ассоциировало себя с Европой, а Византию — в большей степени с Азией.

Россия столетиями вела тяжелейшую пограничную войну с Азией, с Великой Степью, и, в итоге, при помощи оружия, которое было создано, скажем так, в европейском контексте (артиллерия, огнестрельное оружие, более совершенные, чем у азиатов средства передвижения по воде) сумела эту Азию победить. И тогда совершилась великая экспансия русских до Тихого океана. Но в результате не Россия стала Азией, а Европа расширилась до Камчатки. Россия стала одной из европейских вариаций. А Европа как раз и важна многообразием государственных форм.

Понятно, что в Западной Европе, в том числе и потому, что она долгое время была закрыта Россией от азиатских вторжений, многие цивилизационные формулы реализовывались ярче, чётче, полнее. К тому же Европа со времён Римской империи имела гораздо больше возможностей накопить свои культурные и материальные богатства. А Россия, мало того, что начала своё государственное развитие на 1−2 тысячелетие позже большинства европейских стран, постоянно сталкивалась с тем, что все накопленные ей богатства, обнулялись варварскими нашествиями с Востока.

Поэтому меня трясёт от гнева, когда евразийцы говорят о союзе России и Орды. Чтобы опровергнуть это, достаточно вспомнить о колоссальном количестве русских людей, которых угнали в рабство, в том числе и в ту же Западную Европу. Из-за восточных набегов и нашествий на многие процессы, которые в остальной Европе шли естественно, в России не хватало материальных и моральных ресурсов — они уходили на приграничную войну.

И, конечно, такие элементы европейского сознания, как, например, установка на правовые отношения, должны быть сегодня восприняты нами. Мы ещё в допетровское время, когда в Московском Кремле был построен один из прекраснейших европейских ренессансных ансамблей, показали свою общность с Европой. Не говоря уже о петровском времени, когда мы усвоили технологические и образовательные европейские стандарты. На мой взгляд, сейчас пришёл черёд освоения правовой культуры и культуры свободы, которая вырабатывалась в Европе.

Я не говорю о демократии, которая является довольно странной структурой, которая обеспечивает то перевес большинства, то диктат меньшинства, то путём манипуляций приводит к власти совсем не тех, кого люди хотели бы поддержать. Я говорю, в первую очередь о гражданских свободах: жёсткой правовой защищённости, свободе слова, неприкосновенности жилища. Самая отвратительная, на мой взгляд, идея, которая внедряется в сознание русских людей, что нам закон не нужен. Мы, дескать, не нуждаемся ни в каких правах, нам подавай государеву милость. Нет, сегодня нашему человеку надо обеспечить максимальную правовую защищённость и равноправие, как перед лицом денег, так и перед лицом чиновничества, и перед лицом привилегированных этнических диаспор. Должно быть установлено верховенство адекватного закона и реально независимого суда. Эти правовые завоевания Европы, которые в самой Европе уже частично утрачены, должны в полной мере привиться у нас.

«СП»: — Видите ли вы пути преодоления демографического кризиса, в котором оказались не только русские, но и практически вся европейская цивилизация?

— У меня в последнее время складывается ощущение, что единственным способом преодоления этого кризиса является жёсткая миграционная политика, которая, создавая внутренний дефицит трудовых ресурсов, будет вынуждать к, так сказать, внутреннему производству демографических ресурсов. В своё время демографический коллапс Европы был связан с идеей «жизни для себя» и воспитания детей для собственного удовольствия. Культивировался отказ от излишних расходов на детей для того, чтобы улучшить потребительские стандарты родителей. В России на это наложился экономический и психологический коллапс 90-х годов, когда люди не рожали детей в том числе потому, что не видели для них никаких перспектив.

Мне представляется, что нынешний кризис утраты европейцами своей идентичности, приведший в том числе к наступлению на национальные права русского и других европейских народов, вот этот кризис буде провоцировать новую многодетность. Причём у неё будет новая мотивация. В прежние века люди много рожали, чтобы подстраховать себя в условиях высокой детской смертности. (При этом средства контрацепции были прекрасно известны). Но родители понимали, что один-два рождённых ими ребёнка могли не выжить, поэтому рожали гораздо больше. И действительно, семьи, где доживали до совершеннолетия все рождённые дети, были большой редкостью. Когда же люди стали понимать, что их единственный ребёнок, скорей всего, выживет, они начали сознательно ограничивать число детей в семье, уверяя себя, что направят все свои силы на более качественное воспитание этого ребёнка. Так или иначе для значительной части европейского сообщества совершенно очевидно, что модель эгоистической малодетности — катастрофическая. Я не удивлюсь, что в тех странах, где не произойдёт полного коллапса национального сознания, крушения нации под влиянием миграционной экспансии, появится новая многодетность, связанная с сознательным выбором. Вместо прежней «перестраховки» для обеспечения продолжения рода появится чёткая установка на увеличение численности своего народа, сохранение генофонда. Я думаю, до этого психологического перелома осталось не так много. Он понемногу происходит в сознании многих обеспеченных людей. И в некоторых европейских странах, в той же Франции, в Шотландии намечается переход к новому типу многодетности. В Западной Европе семьи всё заметнее делятся на бездетных и многодетных. Малодетных семей всё меньше. Если говорить о России, государство не должно жалеть денег на стимулирование рождаемости. Тем регионам, где имеет место выраженные демографический коллапс — это касается, прежде всего, Северо-Запада России — должны быть выделены очень серьёзные средства для поощрения многодетности.

«СП»: — Мигранты нередко ведут себя в русских городах, как хозяева. Почему мы так легко пускаем к себе людей с иной культурой, манерой поведения, смиряемся с тем, что они навязывают нам свои правила. Только ли власть в этом виновата?

— Вина лежит исключительно на власти. Все, кто виноват в дикой миграционной политике последних десятилетий должны за это отвечать. Их предупреждали, чем это всё может закончиться.

Да, степень защищённости, самообороны нашего общества невелика. Это связано с социальной деструкцией нашего общества в ходе 20-го века. Советская власть уничтожала формы самоорганизации, прежде существовавшие в нашем обществе — церковные приходы, крестьянские общины, сословные объединения. К началу 21 века мы подошли, как атомизированное общество. У нас люди в пределах подъезда не всегда могут объединиться. Но это не наша вина — нас отучали от социализации на протяжении нескольких поколений. Вместо социализации прививали коллективизм. А советский коллективизм убивал всякое желание находится в коллективе и проявлять социальную солидарность. В конечном счёте, советский коллективизм воспитывал в школьнике, студенте или рабочем восприятие любой толпы больше 3 человек, как угрозу для себя — там могут настучать, нажаловаться, подсидеть, сделать подлость. Наш человек стал панически бояться коллектива.

Поэтому мы и наблюдаем картину, когда русское пока ещё большинство ведёт себя пассивно по отношению к пока ещё мигрантскому меньшинству. Значит государство, которое несёт ответственность за уничтожение в русских коллективной солидарности, обязано компенсировать это жёсткой внешней защитой своих граждан. Но оно с этой задачей не только не справляется, но и зачастую откровенно становится на сторону чужаков. Но под давлением приезжих, в русском обществе понемногу вырабатываются защитные механизмы. Принцип: русский помоги русскому, на мой взгляд, начинает работать. Но и тут вмешивается государство, которое пытается замочить любые проявления русской солидарности, в частности, во всей жесткости используя 282 статью.

«СП»: — Какая идея сегодня способна сплотить, воодушевить русских?

— На мой взгляд, это идея русского национализма. Причём не в аспекте расового превосходства или нетерпимости к чужакам. А именно в аспекте русского братства. Принцип социальной солидарности русских, полноценного возвращения себе своего государства — это то, что сегодня может восстановить жизненные силы стране. В основе любого возрождения лежит именно солидарность, осознание, что люди могут вместе решать большие задачи.

«СП»: — В начале нулевых вы считали фигуру Владимира Путина «точкой опоры для становящейся нации». А как сегодня вы расцениваете то, что делает президент для России и русских?

— За те 13 лет, что Путин находится у власти, мандат доверия, который был выдан населением, можно было реализовать. Если этого не произошло, значит, надежды были не обоснованы. Теперь ясно, что политический кругозор Владимира Владимировича достаточно ограничен его представлениями, связанными в первую очередь с крепкой административной вертикалью. Но ясного национального целеполагания я в его деятельности не увидел. Год назад, участвуя во встрече Путина с политологами, я понял, что в отношении Кавказа президент больше всего боится повторения чеченских событий 90-х годов. И он готов на многие жертвы, лишь бы избежать повторения военного конфликта тех масштабов. Ему кажется, что ничего страшнее этого быть не может. Я ему тогда говорил о том, что нынешняя ситуация гораздо пагубнее для русского народа. На войне ты знаешь или догадываешься, где враг, и что с ним делать. И те потери, которые народ несёт в ходе военного конфликта, воспринимаются как боевые. А в боевых потерях есть трагизм, но нет унижения. А что происходит сейчас? Русского могут оскорбить, изувечить, убить на улице своего города, а тому, кто нападал на него, строго погрозят пальчиком, а то и вовсе отпустят из СИЗО, чтобы тот благополучно сбежал на свою родину. Эта ситуация намного страшнее. Каждый такой погибший деморализует нас гораздо больше, чем 10 погибших на войне. Общество, которое видит, что удовлетворяются всяческие капризы тех, кто ещё недавно стрелял по нашим же солдатам, взрывал наших людей в метро (да и до сих пор это делают), начинает разлагаться. Непонимание Путиным этой проблемы системно.

Путина спасает лишь отсутствие альтернативы (отчасти созданное его системой), а также политическое безумие его оппонентов. На меня очень тягостное впечатление произвело, как в прошлом году наша оппозиция дала себя посадить на крючок истории с «Пусси Райт», как она развернула настоящую информационную войну против Русской православной церкви, нравственного и религиозного сознания народа.

Сейчас остатки путинской харизмы держатся на том, что ему противопоставлены те, кто чётко обозначают себя, как чужие по отношению к русскому народу.

Фото ИТАР-ТАСС/ Андрей Свитайло