Автор приносит свои глубочайшие извинения всем заинтересованным лицам. Предисловие к книге Ваэля Гонима «Революция 2.0» написано в действительности не Сергеем Пархоменко, а Юрием Сапрыкиным
Споры «за либерализм» ¬- вернее, конечно, против либерализма — остались едва ли не единственным в Сети развлечением, хотя и развлечением тоскливым. Ты им говоришь: «Посмотрите, что получилось с Ираком», — они тебе: «Ну, там было совсем другое».
Примерно так жена может спорить со своим мужем: ведь в прошлый раз ты тоже пришел только в три часа ночи пьяный в хлам, — ну, отвечает муж, в тот-то раз было совсем другое.
Мудрая жена не ввязывается в таких случаях в спор по мелочам: почему мог быть выключен телефон и правдоподобно ли, что галстук остался в ресторане, а помада на щеках досталась от жены коллеги.
Мудрая жена говорит так: не в том дело, что произошло в данный конкретный раз. Важно, что так, как получается, — получается каждый раз. По самым разным, вроде бы, причинам, но кому важны причины, если каждый раз один и тот же результат.
Важно то, что ты приходишь каждый раз под утро на рогах, каждый раз от тебя пахнет духами, а из кармана пиджака торчат кружевные трусики. В каждом конкретном случае все это можно как-то объяснить. Но важна система.
А система получается такая. Начинается все с того, что есть страна, в которой правит авторитарный военный режим, потом в стране начинаются демократические преобразования, военный режим падает, и начинается всеобщая резня всех со всеми по национальному и религиозному признаку.
В разных вариациях и с разными подробностями эта схема повторяется в Ираке, Ливии, Египте — продолжите список сами.
Каждый раз нам говорят: нет, ну тут совсем другой случай, тогда это был ресторан, отмечали юбилей коллеги, а в этот-то раз это я случайно встретил на улице старого друга, одноклассника…
Но результат-то один и тот же. Свергли Саддама — и за десять лет едва ли наберется десять дней без терактов, а значит, без десятка-другого трупов. Свергли Каддафи — и уже второй год ежедневно гремят взрывы по Северной Африке. Свергли Мубарака — и в Египте идет гражданская война. С годовой отсрочкой, правда, но ведь это как раз и есть частность. За этот год успели издать и перевести на десятки языков книгу «Революция 2.0», автор которой собирал народ на площадь Тахрир в Facebook.
Предисловие к русскому изданию написал журналист и политический комментатор Юрий Сапрыкин. Сапрыкин ставил египетскую революцию России в пример: мол, нам тоже так надо. Само название как бы говорит нам о том, что новая версия революции — это не то, что старая: никаких жертв, никакой крови, все чисто. Хотелось бы, чтобы Юрий Сапрыкин прокомментировал то предисловие с учетом новых обстоятельств — новых, то есть, трупов. Сотен трупов. Впрочем, лишь пока — сотен.
Но у них всегда найдутся объяснения — точно так, как объяснения (самые убедительные!) всегда найдутся у вернувшегося под утро мужа.
Но мудрая жена не будет слушать объяснения. Она укажет на то, что сами объяснения стали уже системой.
Вот пример, который пока еще не на слуху — Мьянма. Ровно год назад тут началась демократизация. Из тюрьмы отпустили главного оппозиционного политика, страну посетил госсекретарь США, прошли свободные, насколько это возможно, выборы, власть хунты пошатнулась — чего ж плохого? Никто не скажет дурного слова — все это хорошо. Но по странному стечению обстоятельств именно в последний год в Мьянме стали резать друг друга мусульмане и буддисты. Сотни человек убиты, сотни тысяч — вынуждены были оставить свое жилье.
И этому — конечно же — найдутся объяснения. Непреодолимая сила обстоятельств. Сломался карбюратор у машины, пришлось позвонить товарищу, а он приехал с водкой — что ж ты тут поделаешь.
А дальше уже понятный сценарий. Международная общественность возмущена беспримерной жестокостью властей, «Томагавки» — бог с ним, с Совбезом, — летят, чтобы защитить гражданское население, очередные свободные выборы приводят к власти тех, кто готов распродать экономику страны международным корпорациям, страна нищает, инфраструктура разрушается, население дичает — и режут, режут, режут друг друга тупоконечники и остроконечники, а тем временем на восстановление выделяются миллиарды, и эти миллиарды проходят все тот же путь от честного налогоплательщика в оффшоры.
Однако, говорят нам, в целом система годная. Бывают иногда сбои — связанные с культурными, историческими, географическими особенностями, — но сбои эвентуальные, исключения, так сказать, из правила. Но в целом правило — работает.
Совсем припертый к стене, защитник боевых дивизий свободного рынка признает, что капитализм, пожалуй, не идеален, но ведь альтернативы ему нет… он, то есть, лучшее что у нас есть на данный момент, так чего ж рыпаться.
Ведь другого мужа у тебя, любимая, нет.
А значит, нужно терпеть и смириться с тем, что каждый раз будет так: каждый раз будут гибнуть тысячи и десятки тысяч людей, каждый раз сравнительно процветающая страна будет превращаться в абсолютные руины, каждый раз из светского государства, равняющегося на западную культуру, будет получаться джихад, законы шариата, женщин лишить избирательного права и права на образование, — и каждый раз нам для успокоения совести предложат уникальные, самые новые и очень логичные объяснения произошедшего.
В целом, говорят подружки, у тебя ведь хороший муж. Ну, в том смысле, что ведь все такие. Твой хотя бы домой не водит. А какие альтернативы? У тебя что, другой на примете есть? Может, к тебе очередь выстроилась? А даже если и выстроилась — как знать, может, другой тебя будет палкой бить?
Говорят даже прямо: нет, альтернатива — только ГУЛАГ, только концлагерь. Чудовищная в своей неотрефлексированности логика: получается ведь, что нужно быть реалистами и соглашаться на сотню тысяч невинно убиенных, чтобы не было миллиона. Сотни тысяч — жалко, пожалуй, но это необходимая цена. В сущности, это логика из «Бесов»: убить половину человечества, чтобы другая жила счастливо.
И это — гуманисты. Несчастный Локк, если бы узнал, что стало означать слово «либерализм», повесился бы.
Ну и конечно, спорить, нужен ли вообще такой муж, подружки не дадут. Спорить предлагают о другом: как именно простить его на этот раз? В какую историю поверить? Как поверить в то, что этот раз — последний?
Девочки, а вы уверены, что это по любви?