«Статус русского народа» или импичмент за геноцид?

К юбилею Конституции — целая серия фильмов и передач. Преимущественно, пропагандистских, сбивающих зрителя с толку и запутывающих. Изредка пробиваются и дискуссии. И вот, нечастое дело, на одну из них оказался приглашен и я. А именно: на запись сегодня, 11 декабря, для программы Владимира Соловьева на ТВ «Россия-1», видимо, на ближайшее воскресенье 15 декабря. Участников будет много — времени на каждого окажется в обрез. Поэтому некоторые тезисы публикую заранее. Хотя как пойдет разговор, неизвестно — может быть, там вообще придется говорить о чем-то ином, что по ходу дискуссии окажется более актуальным.

Что ж, о Конституции за эти два десятка лет сказано и написано немало. В частности, мое системное видение можно найти здесь(это пресс-конференция во время кампании по выборам президента в феврале 2012 года), а также здесь (недавнее интервью о сущности этой Конституции).

Теперь же о другом — о сути вопроса на данный момент.

Краткие основы «теории относительности»

Итак, какова постановка вопроса? Предварительно (при приглашении на передачу): нужно ли менять Конституцию и если нужно, то что именно менять?

Мой встречный вопрос: нужно или не нужно — кому?

Если нам, то есть, обществу, то кто нас спрашивает? Не в телепередаче, которая, скорее всего, будет построена как некоторое шоу, всерьез повлиять на жизнь никак не призванное, а на самом деле?

Если же вопрос о том, нужно ли власти что-то менять в Конституции, то она, как мы это знаем по опыту, в своих собственных интересах это легко делает. Например, продлевает себе полномочия, ссылает высшие суды из столицы, объединяет высшие суды и т. п. И никакие наши советы ей совершенно не нужны.

Вы спросите: но почему такое жесткое разделение и даже противопоставление общества и власти?

Это стоит пояснить. И тоже, уж простите, в противопоставлении — тем представлениям и штампам, что так упорно вбиваются сейчас в головы наших граждан предъюбилейными «просветительскими» фильмами. Прежде всего, о главном — о сути и смысле Конституции.

Два способа сведения конституции к фикции

Если поверить этим «просветителям», то Конституция — это:

а) «правила движения», без которых наступит хаос;

б) и, одновременно, некоторый «идеал», к которому, оказывается, лишь «надо стремиться».

Далее, разумеется, сладенькое «привитие уважения к Основному закону», буквально, со школьной скамьи. Вроде как, именно в этом — залог нашего будущего успеха. Главное — всем вместе, дружненько, на равных снизу доверху, учиться «уважать» этот «идеал»…

Но наивный вопрос: а зачем «правила движения» принимать референдумом? Или вообще в такой усложненной процедуре, в которой обычно принимаются конституции? Если ничего не путаю, все наши правила дорожного движения раньше принимались правительством, и никакие проблемы не возникали.

Так в чем же неадекватность аналогии? Почему «правила движения» можно доверить принимать правительству, а конституции — никак нельзя?

Да потому, что в правилах дорожного движения, во всяком случае, в таких, что принимаются в большинстве цивилизованных стран, нет предмета для конфликта между интересами общества и власти (хотя у нас, по мере развития «выделенных полос» и платных парковок предмет такого конфликта появляется). Конституция же — это совсем другое. Это — не правила жизни общества. Такие правила нам каждый день пишут законодатели — в законах, а также исполнительная власть — в подзаконных актах.

Конституция — это, прежде всего, правила взаимодействия общества, с одной стороны, и власти — со стороны другой.

Подчеркиваю, не вообще, а именно в тех вопросах, где интересы общества и власти вступают в противоречие.

Без этого, как самого-самого основополагающего, или даже и с этим, но как чем-то второстепенным, Конституция никакого смысла не имеет и неминуемо становится фикцией.

Равно, впрочем, как и в случае рассмотрения ее лишь как «идеала» — чего-то такого недостижимо прекрасного, что исполнять-то, строго говоря, не обязательно. Настоятельно требуется лишь «уважать». На равных — снизу доверху.

Значит, предлагается и не слишком строго спрашивать за несоблюдение Конституции — это же всего лишь то, к чему нужно вечно стремиться, но чего никогда не достигнешь…

Папа может…

С чего бы это вдруг такое либеральничание?

Понятно. Вот Вы, уважаемый читатель, пробовали ли когда-нибудь нарушить Конституцию? Не Правила дорожного движения, не закон, включая административный или уголовный закон, а сразу именно Конституцию?

Подозреваю, даже если и попробуете, то у Вас не очень получится. Вы наверняка нарушите, прежде всего, какую-то статью обычного закона, крайне нежелательно — Уголовного кодекса. А вот чтобы сразу Конституцию — не удастся.

А кто может нарушить Конституцию? И даже, с моей точки зрения, периодически это делает? Догадываетесь?

Помните песенку: «Папа может, папа может все, что угодно…»?

И Конституцию нарушить — запросто.

Не хочу тратить время на ответ в суде за клевету на руководителя государства и потому поясню: в данном контексте, как говаривал Бисмарк, меня интересуют не намерения, но возможности. В отличие от нас, простых граждан, именно власть — президент, парламент, высшие суды — могут нарушать Конституцию. Формально юридически не вправе, но реально, фактически — могут. Это даже прямо предусмотрено той же Конституцией — именно их решения, а не наши с вами, и должен проверять Конституционный суд.

Значит, пропагандируемая сладкая сказочка об «уважении Конституции всеми вместе снизу доверху» — это для кого и для чего? Для дурачков. И для отвода глаз. Отвода глаз наших — здесь, внизу. От действий их — там, наверху.

«Могу — значит, должен!»

Мудрость проявлял Бисмарк, когда интересовался не намерениями (откуда нам их — истинные — знать?), а возможностями. И если руководителям государства дана возможность нарушать Конституцию, то почему бы это не делать? Должны быть какие-то веские причины, ограничители.

Так достаточны ли сегодня — по этой Конституции — эти ограничители?

Многие примеры нарушения Конституции нынешней высшей властью, в том числе, и не признаваемые таковыми нынешним Конституционным судом, а также примеры такие, где со временем точка зрения Конституционного суда непостижимым образом менялась (как по вопросу о допустимости назначения из Кремля глав субъектов Федерации) уже многократно и подробно описаны. Что ж, приведу лишь один самый свежий пример, который в такой трактовке, по-моему, еще никем не рассматривался.

Термин «предстоящая президентская амнистия» — уже слышали? Как раз только что СМИ сообщили, что «президентский проект амнистии» внесен в ГосДуму. Но что это такое? Как может быть амнистия «президентская», если по действующей Конституции амнистия — исключительная компетенция Думы?

Мне объяснят, что, мол, ничего страшного: у Президента же есть право законодательной инициативы — вот он его и реализует, а окончательное решение и будет за Думой — строго по Конституции?

Но это — лукавство: амнистия принимается не законом (к чему имеет отношение понятие «право законодательной инициативы»), а постановлением Государственной Думы. И что бы ни написали депутаты единственной у нас правящей партии (под диктовку Кремля) в своем Регламенте, пусть даже и зачем-то еще и право президента вносить проекты постановлений Думы, Конституции-то такое прямое вмешательство Президента в исключительную компетенцию Думы прямо противоречит.

Перекошенные «Сдержки и противовесы»

Кто-то меня упрекнет, что в пример привожу только президента, но ведь и законы Конституционный суд признает не соответствующими Основному закону. Значит, и парламент Конституцию нарушает?

Наверное — раз Конституционный суд так признает. И необходимую нам роль Конституции в ограничении произвола не только индивидуального, но и коллективного, я никоим образом принизить не хочу. Обращу внимание лишь на три аспекта.

Первый: а парламентское большинство у нас кем контролируется? Не главой ли государства? Подчеркиваю: акцентирую здесь внимание не на злой или доброй воле конкретного руководителя, но на институциональной стороне дела — на заложенной в Конституции монополии фактической, реальной власти, неминуемо расползавшейся затем по всем ветвям власти, захватившей их в свое полное подчинение.

Второй: а законы, нарушающие Конституцию, у нас кто подписывал? Найдется ли среди признанных неконституционными такой закон, на который президент накладывал вето, которое затем Дума и Совет Федерации дружно преодолели? Я таких примеров пока не встретил.

И третий: а термин, обратный термину «президентская амнистия», можете себе представить? Например, «думское помилование»? Это если бы проект помилования готовила бы комиссия из депутатов и затем вносила бы его на окончательное принятие президенту? Как-то, согласитесь, не ложится. Да и президент такой проект даже и читать не станет. Возмутится: мол, это моя прерогатива и нечего кому-то еще в нее лезть…

Хочешь того или нет, но по факту придется признать, что основная опасность нарушения Конституции, как минимум, с точки зрения если не намерений, то возможностей, у нас исходит от одного лица — от главы государства.

Значит, если вопрос ставится о том, какие изменения в Конституцию вносить, то, очевидно: тот, в чьих силах сегодня Конституцию менять, вовсе не заинтересован в каком-либо ограничении своего полновластия. В том числе, в пресечении имеющейся (и фактически, с моей точки зрения, реализуемой) возможности не считаться с Конституцией, откровенно ее попирать.

У преступления должен быть мотив

Кто-то скажет, что мой пример недостаточно убедителен, что это же — такая мелочь! Какая разница, кто внес проект?

Что ж, я и не утверждал, что это пример самый грандиозный. Просто самый свежий, еще, скажем так, не замусоленный. И главное — происходящий прямо сейчас на наших глазах — даже специально приуроченный к юбилею Конституции. Так и просится:

— Чем вы встречаете юбилей Конституции?

— Мы подготовили и реализуем очередное ее попрание…

А кто-то другой не согласится и с оценкой «прегрешения» как мелкого: в таких вопросах, как компетенция высших органов власти, мелочей и случайностей не бывает. И вторжение главы государства в явно чужую по Конституции компетенцию — это уже преступление. Но ведь у каждого преступления должен быть мотив?

Допустим, оставим спор о конституционности такого метода подготовки амнистии. Например, на усмотрение Конституционного суда — если кто-то еще, кроме меня, также сочтет, что это — далеко не мелочь. Но главное: зачем действуют именно так? Почему было проект постановления об амнистии, пусть даже и подготовленный в администрации президента, не внести самим депутатам правящей партии? В строгом соответствии с Конституцией. Зачем использовать в таких вопросах хотя бы и просто спорные процедуры, вместо ясно и однозначно бесспорных — конституционных?

Подлинный мотив мне, разумеется, неизвестен. Но подозрения есть. И они возвращают нас в историю двадцатилетней давности. Ведь совсем скоро, после двадцатилетия Конституции, наступит и двадцатилетие амнистии, по которой вышли из заключения арестованные узурпатором депутаты разогнанного Ельциным Верховного Совета, обвиненные тогда в «мятеже» — точно по методике представления белого черным и наоборот.

Напомню: в соответствии с Конституцией и вопреки воле президента Ельцина, Дума приняла Постановление об амнистии. Ельцин пытался препятствовать: как принятию амнистии, так затем и ее реализации — дал указание назначенному им генпрокурору Казаннику амнистию не исполнять. Но Казанник, честь ему за это и слава, подчинился не воле главы государства (более чем «решительного» — только что совершившего государственный переворот), а закону — и «мятежники» были освобождены.

Прошло два десятка лет. Сейчас подобное — амнистию вопреки главе государства — даже представить себе невозможно. Ни ее принятие, ни последующее исполнение, даже если бы и предположить возможность принятия. Кадры расставлены теперь уже надежно. Так тогда зачем же и в этом вопросе наступать на компетенцию и без того совершенно послушного парламента?

У меня версия одна: чтобы все привыкли и согласились с тем, что амнистия — это всегда и исключительно с подачи президента, а иначе и не бывает. И тогда не отдельным специальным актом, а при случае, в пакете с чем-то еще, на будущее подправить эту «недоработочку» в Конституции — труда не составит.

Основные направления «совершенствования»

Отсюда вырисовываются некие основные направления совершенствования нашей Конституции — в интересах отнюдь не общества, но тех, в чьих силах ныне нашу Конституцию менять и кто, более того, это уже успешно апробировал.

Пока, им представляется, все спокойно, революционной ситуации нет. А смениться власть у нас может исключительно в силу именно революционной ситуации — без этого бастионы на пути смены власти воздвигнуты железобетонные. Но если ситуация изменится и это повлечет за собой, пусть пока еще не полную смену власти, но хотя бы изменение расстановки сил в парламенте — к этому им надо готовиться?

И они готовятся. Уместно предположить, что они постепенно постараются закрепить в Конституции то, что уже застолбили в законах и на практике. Пока — вопреки Конституции. Но это лишь пока — при нынешнем Конституционном суде и при нынешнем состоянии общества, когда такое пренебрежение Конституцией совершенно безопасно для нарушителя.

Например, вслед за ныне уже запланированным окончательным введением прокуратуры исключительно под контроль президента, можно ожидать закрепления в Конституции и уже более десяти лет практикуемого и застолбленного в соответствующем законе механизма назначения руководителей Счетной палаты (органа контроля за исполнительной властью) исключительно с подачи президента или, как минимум, по согласованию с ним. Возможно, подведут постепенно и к лишению Думы права на самостоятельное объявление амнистии (о чем мы говорили выше).

Конечно, вожделеют о закреплении и неподсудности президентов — не только в законе, но и в Конституции. Но подо что это подвести? Самостоятельно, отдельным актом — робеют, что ли? Скорее всего, и здесь действовать будут «в пакете». Например, с решением вопроса о «приоритете международного права» — о выводе страны из-под юрисдикции международных судов и ограничении распространения на нас «общепризнанных норм международного права».

«Суверенизация» как ширма

Должен заметить, что последнее — вопрос о «приоритете международного права» — тема отдельная и серьезная. С одной стороны — давно назревшая (например, мы ставили этот вопрос без малого два года назад во время выборов президента). Но, с другой стороны -интенсивно демагогически перехваченная клоунами-«освободителями» — подручными того же Чубайса и, одновременно, не последними функционерами той же «Единой России». Причем, весьма иезуитски — в одном пакете с проблемой якобы … нехватки полномочий у президента, вплоть до совершенно неуместного сравнения президента России с не имеющим полномочий что-либо решать … нотариусом. То есть, для еще более успешной борьбы за освобождение страны от какого-то совершенно не персонализированного «гауляйтера» — ставленника заокеанских завоевателей, мы все еще теснее должны сплотиться вокруг нынешнего президента, читай, сделать его власть еще более бесконтрольной и безнаказанной. В процессе такой «борьбы за освобождение» избавиться от «приоритета международного права» по каким-либо «объективным» причинам им как будто не удастся, но зато безнаказанность наших президентов будет закреплена уже конституционно. И остатки стратегической госсобственности (напомню, в отличие от закона о недрах, по этой Конституции природные ресурсы также вполне законно могут быть и в частной собственности…), понятно, растащат под шумок — уж под окончательно закрепленную безответственность-то чего еще стесняться?

Попутно исключат норму о недопустимости государственной идеологии, впишут вместо этого какие-нибудь пустые и ни к чему не обязывающие красивые «патриотические» слова. И под прикрытием этого реализуют старую мечту — незаметно и совсем тихо исключат норму о социальном государстве. Новые слова об идеологии будут, конечно, краше прежних — тех, что о ее недопустимости. Социальное государство же будет уничтожено под корень не только фактически, но даже и как лозунг.

Все это, вкупе с подачками в виде ни к чему не обязывающих слов о ключевой роли русского народа и православной церкви, будет подано как великий прорыв в деле «суверенизации»…

А о том, что еще в 1999 году одним из обвинений для запуска процедуры импичмента президента Ельцина было ни что иное, как именно геноцид русского народа, об этом все уже забудут. Равно как и о том, благодаря кому импичмент тогда не только не реализовался, но даже и процедура вообще не была запущена. А, может быть, стоит поднять списки тех, кто голосовал тогда против импичмента? Не те ли самые «герои», что теперь так носятся с идеей подачки о записи в Конституции красивых, но пустых и ни к чему не обязывающих слов — вместо реализуемых механизмов ответственности власти за преступления?

Соответственно, останется открытым вопрос: приведет ли закрепление особой роли православия к удушению ростовщичества — как нынешней фактической государственной идеологии?

И точно так же: приведет ли закрепление особой роли русского народа, например, к изменению национального состава властных структур? Даже не приведет ли, а иначе — будет ли на то хотя бы направлено? А национального состава верхушки банковского сословия?

Вопросы эти, понятно, совершенно риторические.

И дополнительно поясню: я никак не против фиксации в Конституции особой роли русского народа. Но я против того, чтобы это была недвусмысленная подачка, очередное прикрытие сути — ВМЕСТО насущно необходимых механизмов независимого контроля за властью и реальной ответственности власти за преступления.

Запись в Конституции об особой роли русского народа никак не скомпенсирует заложенной в нее же фактической невозможности импичмента главы государства — даже и за геноцид нашего народа…

Время упущено? Или еще не пришло?

Выше я обратил внимание на то, что сейчас нас — общество — никто всерьез ни о чем не спрашивает. В том числе, разумеется, в части изменений в Конституцию. И без нас обходятся легко. Но так ведь было не всегда. Бывают моменты, когда от нас зависит. Такой момент, в частности, был двадцать лет назад. Тогда зависело именно от нас — от общества. Но как мы этим воспользовались?

Всю свою тогдашнюю избирательную кампанию в Совет Федерации я провел под одним лозунгом: «Если Вы собираетесь голосовать за эту Конституцию, то не голосуйте за меня — не посылайте меня в парламент со связанными руками!». Тогда от общества зависело — оно могло отвергнуть узурпатора. Кстати, мало кто это уже помнит: обещавшего тогда через полгода, то есть, весной 1994 года, и перевыборы президента, но, разумеется, тут же обманувшего… Общество могло тогда отвергнуть эту Конституцию, но не сумело, не захотело сделать это достаточно активно и убедительно — Конституция считается принятой.

А когда нас спрашивали в последний раз всерьез, в том числе, о самых фундаментальных вопросах — о суверенитете страны, о конституции, о праве на референдум? Да совсем недавно — на президентских выборах 2012 года. Спрашивала, разумеется, не ныне действующая власть, но мы — те, кто ей оппонировал. Мы пытались вывести на обсуждение самую актуальную повестку (см., например, по прежде уже упомянутой ссылке):

— не абстрактную «реформу» власти, но ясные и понятные механизмы ее ответственности;

— о безусловном праве народа на общенациональный референдум;

— о суверенной финансовой системе — Центральном банке, который должен служить национальному развитию;

— о недопустимости дальнейшей сдачи суверенитета страны путем втягивания страны в ВТО без общенационального референдума.

Это было совсем недавно — менее двух лет назад.

Тогда наше общество не увидело в этих вопросах своего интереса.

Увидит ли в следующий раз — тогда, когда можно будет не просто поговорить на эти темы, но когда от общества вновь будет что-то зависеть?

Фото: Юрий Абрамочкин/ РИА Новости