Дефицит национальной идеи

Заметно, что в большинстве случаев уже по одному-единственному суждению человека можно спрогнозировать, какого рода ответы он даст и на другие вопросы. К примеру, если ваш собеседник активно выступает за права ЛГБТ, то с большой долей вероятности он также считает современный Крым «оккупированной территорией», а в качестве самого великого писателя почитает Солженицына. Хотя со стороны не всегда понятно, каким образом связаны те или иные элементы в комплексе убеждений отдельного индивида, связь эта, тем не менее, очень прочна. Как правило, все последующие суждения вырастают на почве исторических предпочтений и антипатий.

Россиянам вообще свойственная крайняя историкоцентричность. История в России не воспринимается как уже свершившаяся данность, константа. Ничего подобного — события минувших эпох для многих людей даже живее, чем окружающая реальность.

О чем еще можно спорить, как не о том, кто был лучше — белые или красные во время Гражданской войны? Или прав ли был Хрущев? А нужно ли было расстреливать царскую семью? Кем был Петр I — кровавым диктатором или просветителем дремучей Руси?

Споры о прошлом могут длиться часами, это любимый вид досуга в России, всякий найдет для себя, с чем можно не согласиться. История довлеет и царствует над нашим мышлением и убеждениями.

Политические организации в России также создаются на основании исторических предпочтений. Вопрос о том, сколько людей было репрессировано при Сталине — шестьдесят миллионов или три, является основополагающим: невозможно себе представить, чтобы по одну сторону политических баррикад оказались сторонники двух разных исторических концепций. И, в общем-то, никого в данном вопросе не интересует объективная истина — на любой аргумент, приведенный противоположной стороной (допустим, рассекреченные документы той эпохи) тотчас будет приведены противоположные доказательства — какие-нибудь свидетельства очевидцев или еще что-нибудь в этом роде. Реальность — ничто, вера — все. История перестала быть научным знанием, превратившись в новый культ.

Разумеется, историю знать необходимо, у нее можно многому научиться, прежде всего в том, что касается политической психологии. Весь научно-технический прогресс 20 века не изменил человеческую натуру ни на йоту, поэтому в схожих ситуациях люди продолжают поступать также, как и сто, и пятьсот лет тому назад.

Но как же странны, к примеру, современные троцкисты, которые яростно отстаивают идеи «перманентной революции», в то время как даже до локальной революции дальше, чем до Марса. Если бы подобным образом в свое время вел себя сам Лев Троцкий, мы вряд ли когда-либо услышали его имя.

Или либертарианцы, всерьез уверовавшие в художественный роман Айн Рэнд «Атлант расправил плечи». Спору нет, такие люди, как Генри Форд, Уоррен Баффет, Исаак Зингер создавали свое состояние с нуля — во всяком случае, так гласит красивая легенда, священная для либертарианцев. Но всякий ли способен изобрести конвейер?

При этом все, что не укладывается в концепцию либератрианства, смело выносится за скобки — прежде всего, отсекаются основные свойства капитализма как экономической системы. К примеру, в среде либеральной интеллигенции не принято вспоминать о том, что основная цель любой компании в условиях пресловутого «свободного рынка», возведенного в абсолют — расширение до состояния монополии. А уже в условиях монополизированного рынка можно ли вообще говорить о тех милых маленьких «стартапах», которыми так грезят либератрианцы?

Превратив для себя такую обыденную, в общем-то, модель экономического развития общества как капитализм, в религию, либертарианцы, таким образом, лишь вредят своему делу, так как создают впечатление людей мыслящих не вполне адекватно. Впрочем, они, как и другие политические мечтатели, мало задумываются о практическом воплощении своих грез — гораздо приятнее бродить по коридорам отжившего, или же просто воображаемого мира.

Ради справедливости стоит отметить, что этому недугу подвержены все — и националисты, и левые, и либералы. Наверное, поэтому в России до сих пор не создано ни одной массовой оппозиционной партии, хотя, вроде бы, уровень легитимности власти в последние годы неуклонно падал (во всяком случае, до крымской кампании). Но каждое политическое течение в России многократно дробиться об камни исторических споров, превращаясь в пену.

Стоит собраться в одном помещении нескольким марксистам, как неизбежно поднимается необыкновенный шум — они перекрикивают друг друга, яростно спорят до хрипоты — но о чем же? Может быть, о Путине? Или о том, как завоевать власть и реставрировать в России социализм? Нет, чаще всего поводом для дискуссии являются какие-нибудь исторические факты или изречения политических деятелей прошлого времени — как их следует трактовать с позиций идеального марксизма.

Националисты прыгают в ночь на Ивана Купалу через костер и шьют себе расписные косовортки, наряжаются в волчьи шкуры и бьют поклоны Велесу и Перуну. Достаточно сходить один раз на Русский марш, чтобы убедиться в том, что русские националисты так же близки к историческим реконструкторам, как и русские левые.

Адмирал Колчак или Клим Ворошилов? Поля сражений Гражданской войны дымятся до сих пор в наших сердцах, Вторая мировая не отгремела до конца. Любое историческое событие — пища для жарких дискуссий.

Отношение к т. н. «совку» - крупный водораздел, еще раз рассекающий российскую политическую среду. Хотя очевидно, что даже при самом сильном желании восстановить СССР в прежнем виде невозможно, тем не менее, все споры ведутся в таком ключе, словно машина времени уже изобретена и теперь весь вопрос состоит лишь в том, какую эпоху выбрать для массового переселения.

Многократное пережевывание исторических фактов во многом заменило актуальный политический дискурс, разбило потенциальных союзников на многочисленные и разрозненные группки, способные выйти единым фронтом лишь на ритуальные ежегодные шествия вроде Русского марша или Антикапитализма.

Наверное, это сугубо российская специфика — когда современные политические организации выстраивают свою идентичность вокруг давно умерших исторических деятелей. В принципе, это даже в некоторой степени наглость, нехорошо просто так примазываться к великим именам. Впрочем, в России это даже не кажется чем-то странным, настолько мы уже заблудились в прошлом.

Кого не хватает в стране — так это футурологов.

Проблема в том, что уникальных концепций развития России почти что нет, особенно таких, которые включали в себя и экономический базис, и научно-производственный, только, желательно, современный, а не вековой давности. Власть также не блещет подобными предложениями — кажется, что в отсутствии какой-то конкретной цели вся политика сводится к принципу «день простоять, да ночь продержаться».

Появится ли серьезная общественная дискуссия о будущем России, не облаченная в размытые слова о «великой русской нации» или «коммунизме», а предельно конкретная и прагматичная — большой вопрос. Но можно предположить, что от этого-то во многом и зависит, будет ли страна топтаться на месте, постепенно иссякая, или сделает рывок вперед.

Фото ИТАР-ТАСС/ Антон Новодережкин.