Свободу Марату и Олегу

2010 год, ноябрь, я популярный герой новостей — лежу в реанимации после покушения на мою жизнь, про меня пишут в газетах и говорят по телевизору, а сам я ничего не говорю, не могу, лежу больной. Мою палату охраняет милиция, ко мне никого не пускают, и вот на какой-то день меня перевозят из одного отделения в другое. Корпуса больницы соединены длинными подземными переходами, меня грузят на каталку и везут через подвал по длинному коридору. Привезли, ждем грузового лифта, там же стоят какие-то санитары или больничные грузчики, я не очень разобрался, но такие мужики в рабочей спецодежде. И один из этих мужиков в спецовках подходит ко мне, достает какую-то дрель, включает ее и говорит — Олег, пожалуйста, несколько слов для LifeNews.

Если бы мы не были знакомы, я, наверное, решил бы, что схожу с ума. Но когда я посмотрел в лицо тому мужику с дрелью, я узнал Марата Сайченко и понял, что его дрель — это на самом деле камера. Говорить я тогда еще почти не мог, прохрипел что-то, но уезжал в грузовом лифте довольный — надо же, Марата встретил.

Мы познакомились летом 2005 года на Камчатке, оба делали репортажи о ЧП с российским подводным спускаемым аппаратом, запутавшимся то ли в кабеле, то ли в браконьерской сети. Русских моряков, сидевших в том аппарате, спасли тогда английские спасатели, и официальные лица из Москвы сразу же начали говорить, что могли бы спасти и сами, обошлись бы и без англичан, жизни моряков ничего не угрожало. А мы с Маратом были как раз дома у жены командира этого аппарата, она уже встретилась с мужем, но он еще лежал в госпитале, а она готовилась встречать его дома. Показала нам предсмертную записку, которую муж написал, сидя на глубине, и отдал ей уже в госпитале — такая страшная записка, человек уверен, что он вот-вот умрет, и прощается с женой и детьми. Я тот еще папарацци, достал свой фотоаппарат, навел на записку, и тут женщина смутилась, записку убрала — не надо снимать. Потом пили с Маратом кофе, он мне выговаривал — мол, ну что ты ее спугнул, у меня камера за пазухой, я бы тихо снял. Разбойничья профессия, конечно.

Я тоже был с фотографом, и фотографы — мой фотограф и Марат, — стали, как часто бывает, когда фотографы знакомятся между собой, хвастаться друг другу своими достижениями. Мой фотограф показывает: вот Беслан, вот Чечня, вот цунами в Таиланде, а вот Путин на параде на Красной площади. Марат открывает свой ноутбук — у него тоже есть Путин, но не на параде, а на авиасалоне, покупает у уличного торговца мороженое, удалось снять из-под прилавка. А вот Гундарева в больнице, пришлось назваться родственником, иначе бы не пустили. А вот новоселье у Пугачевой и Медведев среди гостей — пятый, что ли, этаж, пришлось арендовать такую машину с люлькой, с которой лампочки в фонари вкручивают, и пока Пугачева не задернула шторы, получилось несколько хороших фотографий. Такой настоящий папарацци, может быть, единственный в своем роде в России.

Марата все знают, Марат великий. Процентов семьдесят из того, что сделало «Лайфньюс» «Лайфньюсом» — это его персональная заслуга. То, за что их любят — это Марат. То, за что их ненавидят — это тоже Марат. Человек, который умеет быть папарацци даже там, где быть им, как все думают, невозможно. На очередной пресс-конференции Путина от газеты «Жизнь» работал Марат. Что такое снимать Путина на пресс-конференции? Фотографировать Путина, ловить какое-нибудь интересное выражение его лица, три часа смотреть на Путина через объектив и снимать, снимать, снимать. Марат пришел с мощным телескопом, которым обычно снимают с крыше небоскреба что-нибудь, что происходит на соседней улице. С той пресс-конференции все принесли тысячи портретов Путина и только Марат — фотографии путинского блокнота, в котором Путин задумчиво писал рубаи Омара Хайяма, делая вид, что записывает вопросы журналистов. Ничего скандального, но смешно.

Умение журналиста, его способности и таланты проявляются не когда «можно», а когда «нельзя». Равных Марату Сайченко в этом смысле в России нет и не было — в условиях тотального «нельзя» так, как он, работать не умеет никто. Договариваться с пресс-службами умеют, согласовывать тексты интервью умеют, умеют дружить с ньюсмейкерами. Принести фотографию и видео оттуда, откуда и живым-то вернуться не факт, что получится, умеют немногие, а лучше всех умеет Марат Сайченко, лучший в стране репортер.

Сейчас он и его коллега Олег Сидякин в плену у украинских властей, которые обвиняют их в терроризме и обещают им тюремный срок. Начальство LifeNews с присущими ему вкусом и чувством меры развернуло кампанию в их защиту — настолько шумную, что в нее включился даже Путин. Наверное, их все-таки отпустят, в том числе благодаря этой крикливой и местами пошлой кампании поддержки.

И я тоже надеюсь, что все закончится хорошо. Но что удручает помимо самого захвата российских журналистов — сколько вдруг обнаружилось в России людей, готовых помочь украинской стороне посадить Марата и Олега в тюрьму. Новость о том, что, пересекая границу Украины, они сказали, что едут на концерт и не сказали, что работают в СМИ, встречается с восторгом — ну вот видите, они же скрыли, что журналисты, зачем же теперь их защищать? Как будто журналистской доблестью было бы сказать украинским пограничникам, что да, мы едем в гости к полковнику Стрелкову, и, получив запретительный штамп в паспорте, радостно уехать в Москву (я в апреле ездил в Донецк, как раз когда украинцы ввели запрет на пересечение границы для российских мужчин от 16 до 60 лет; отвели в комнату СБУ, стали спрашивать, журналистом я не назвался, тем более что я и не работаю нигде, у меня пресс-карты нет. Целью визита назвал поездку к родственнице в Мариуполь — обманул украинцев, зато вернулся с несколькими репортажами, за которыми, в общем, и ездил). СБУ вбрасывает явную неправду о том, будто Марат и Олег командовали ополченцами в Славянске (кто знает Марата, представьте, как бы он командовал ополченцами), и часть публики в Москве чуть ли не аплодирует — да, мол, мы так и знали, они там работали не журналистами, а боевиками. Совет таким добровольным помощникам СБУ: чтобы не придумывать ничего заново, просто возьмите прошлогодние тексты лояльных Кремлю авторов о фотографе Синякове, арестованном вместе с активистами Greenpeace, и цитируйте те тексты, заменяя имя Синякова на имя Сайченко. Прошлой осенью, когда российские независимые СМИ, поддерживая Синякова, выходили с черными квадратами вместо фотографий, тоже было много комментаторов, которые говорили, что Синяков ездил к «Приразломной» не как журналист, а как участник акции, и отвечать должен как участник акции — много таких слов тогда было сказано, и я бы понял, если бы сейчас на Сайченко и Сидякина нападали те же люди, которые нападали на Синякова — но почему-то сейчас на стороне СБУ выступают многие из тех, кто прошлой осенью требовал свободы российскому фотографу. Сайченко чем-то хуже Синякова? А чем?

LifeNews пиарится на аресте своих репортеров —тоже очень распространенный тезис критиков кампании защиты Марата Сайченко и Олега Сидякина. Действительно, как это ужасно — люди пиарятся; нет бы повести себя как их коллеги из другого российского таблоида, удалившие со своего сайта текст о пребывании журналистки этой газеты в плену в Славянске. Поразительно, но даже естественное поведение любого главного редактора, когда его сотрудник попадает в беду, становится у нас предметом споров — «должен ли LifeNews защищать своих сотрудников». Давайте еще про зубы подискутируем, стоит ли их чистить по утрам или лучше воздержаться.

То есть дискутируйте на здоровье, но я бы на вашем месте просто подписал бы петицию в защиту российских репортеров на Украине; хотя бы петицию. Спасибо!

Фото ИТАР-ТАСС/ Дмитрий Рогулин