1000 шлягеров на хозрасчете

25 января свой 70-летний юбилей отмечает легендарный метр нашей эстрады, народный артист России Вячеслав Добрынин. Среди наших соотечественников вряд ли отыщется человек, который не знал и не любил бы его песен. Вячеслав Григорьевич является автором более 1000 шлягеров, огромное количество из которых стали настоящими хитами. Помните? «Ни минуты покоя», «Синий туман», «Прощай!», «Кто тебе сказал?», «Казино», «Не сыпь мне соль на рану», «Где же ты была?», «Я боюсь твоей любви», «Все, что в жизни есть у меня», «Колдовское озеро»…

Кто не заслушивался этими и другими его песнями, судьба каждой из которых, как и судьба их автора, весьма необычна. Вячеслав Добрынин по праву считается самым плодовитым и востребованным композитором на современной российской эстраде. И никакие регалии и звания, будь то официальные или неофициальные, такие, как «Доктор Шлягер», не сравнятся с той любовью, которую питают люди к певцу и композитору Вячеславу Добрынину.

«СП»: — Вячеслав Григорьевич, оказывается, практически невозможно найти такого же, как вы человека, который сочинил бы столько ярких, сочных, мелодичных шлягеров…

— А вы знаете, во многом это стало возможным благодаря тому, что родные очень рано заметили мои музыкальные наклонности и постарались развить их. Правда, некоторое время ушло на определение того, на каком же инструменте мне предстоит играть: скрипке, фортепиано или виолончели (которую, кстати, мама с трудом доносила до музыкальной школы)… И вдруг в какой-то момент все, вспомнив про губную гармошку, выбрали для меня баян.

«СП»: — А какую музыку вы тогда слушали?

— «Битлз», как, наверное, и многие мои сверстники в середине 60-х. Я носил в те времена причёску-«грибок», у меня был соответствующий «прикид»… Мы украдкой прослушивали виниловые пластинки с их песнями. Их продавали около музыкальных магазинов или из-под полы. Более того, уже тогда мы играли и пели песни «Битлз» с ребятами из молодёжных коллективов на многих концертных площадках Москвы.

«СП»: — У вас был период сотрудничества с Аллой Пугачёвой. Легко ли было работать с Аллой Борисовной?

— Мы не просто подружились с ней и ходили друг к другу в гости, но и всячески поддерживали — она меня, а я — её. Кроме того, я написал для неё несколько песен. «Синяя птица», «Арбат», «Молодёжное» и другие кафе были тогда нашими «ночными клубами» — концертными площадками, местом сбора музыкантов и коллективов андеграунда тогдашней Москвы.

«СП»: — Кто же заприметил лично вас, разглядел самородок в россыпях талантов?

— У истоков моей композиторской деятельности стоял поэт-песенник Леонид Дербенёв, с которым я начинал свой творческий путь. Однажды, помню, жду на остановке автобус. А в доме напротив открывается окно, на подоконнике появляется многоваттная колонка, и на всю улицу разливается наша с ним песня. Бабуся какая-то, стоящая рядом со мной, начинает ворчать: «Ну, всё: завёл шарманку „на всю Ивановскую“!». А у меня всё в душе поёт: «Вот же оно — народное признание, если даже бабка ворчит». Сел я в автобус, а самого так и подмывает крикнуть «на весь мир»: «Люди! Да это же моя песня!». Это были самые лучшие минуты в моей жизни.

«СП»: — Народ любит и знает уже готовую песню. Но всегда интересно, как создавался тот или иной шлягер. Актёр и телеведущий Олег Марусев рассказывал как-то, что первоначально автором слов к песне «Прощай» должен был стать именно он, и что композиция вообще имела сначала другое название…

— Да, сначала, по задумке Олега, там должно было быть вместо «Прощай!» что-то типа «Скажи» и рифма «Стрижи». А к тому времени уже были написаны «Кто тебе сказал», «Сколько дней потеряно» и другие песни в соавторстве с Дербеневым — у нас с Лёней получались песни, которые стали выходить за пределы моих собственных пониманий успеха. И я осознавал, что Дербенев — мой лучший соавтор, он был гораздо старше меня. Я на него очень рассчитывал, верил и смотрел на него, как на Бога. Олег же идею своей песни как-то не очень-то продвигал. Поэтому, в конце концов, слова к ней были написаны Леонидом Дербеневым.

«СП»: — В те времена в СССР была строгая цензура. Как вам удавалось творить в таких условиях?

-У нас везде сидели чиновники из Министерства культуры: про любовь нельзя, взял (ее) за плечо (в тексте) — вырезать!.. Только комсомол, БАМ и партия…

«СП»: — «В каждой строчке только точки после буквы «л»…

— Действительно, а вдруг подумают, что там буква «х» или что-то еще… Это вообще было время худсоветов, в которых заправляли старые композиторы, боявшиеся, не дай Бог, пропустить ту песню, которую вдруг запоет народ — это для них как ножом по сердцу. Они же сами не могли сочинить — чувства времени у них не было — писали только то, что всю жизнь могли. Естественная эволюция — закон отцов и детей. Ну, кто бы посмел сказать, что Фельцман, Фрадкин, Колмановский или Френкель могли написать плохо?! Оскар Борисович Фельцман в свое время написал «Ландыши», когда был молодой, такой же, как я, то его тоже песочили — будь здоров: и в газетах фельетоны были на эту тему, и вообще прижимали — он сам мне рассказывал. А потом пришло такое время, когда он не то чтобы сам кого-то «душил», но уже стал мэтром, и у него появилась возможность что-то контролировать с позиции Союза композиторов: они сидели, решали судьбы молодых музыкантов. Вот здесь, мол, что-то не так, тут вот не совпадает музыка со словами, а здесь надо бы доработать, но ведь у молодого человека, видимо, нет классического музыкального образования, ну и так далее…

«СП»: — И как эти проблемы решались?

— Фирма «Мелодия» была «коммерческой», «рыночной», если эти эпитеты вообще применимы к советской действительности. Главной же задачей Владимира Дмитриевича Рыжикова, ее редактора, который, кстати, создал свой независимый худсовет, было найти материал, который принёс бы успех и, следовательно, сборы: есть шлягеры — вот и хозрасчётные средства. И Рыжиков понимал это, он был близок к нам, молод душой и знал эту музыку. Владимир Дмитриевич был великим человеком — через него прошли все наши эстрадные исполнители, композиторы, поэты. Он первый выпустил гибкую пластинку и создал худсовет на фирме «Мелодия» по приему шлягеров, которые никогда не исчезали из эфиров на телевидении. И чтобы сделать большие тиражи продаж, нужно было сделать хит. Поэтому вопрос по отношению к чиновникам ставился так: или дайте нам бюджетных денег, или дайте возможность выпускать то, что мы сами считаем возможным продать.

«СП»: — Так один за другим на фирме «Мелодия» стали выходить ваши шлягеры. Поклонницы-то писали?

— Ежедневно из Останкино мне звонили и умоляли забрать горы посланий для меня от самых разных людей — моих слушателей.

«СП»: — А когда вы написали свою первую песню, которая увидела свет — то есть была издана на пластинке?

— Это произошло, когда я витал за облаками: не в переносном, а в прямом смысле этого слова — на борту самолёта «Ил-18», ещё старом, с пропеллерами, который совершал перелёт «Москва-Норильск» (именно в то время я работал в ансамбле «Лада», и у нас было несколько эстрадных номеров, которые мы исполняли наряду с джазовыми композициями). А лететь очень долго — семь часов. Музыканты, привыкшие к такой гастрольной жизни, устроились поспать, я же, решив скоротать время, взял стопку самых разных газет и углубился в чтение. И вот в «Неделе», кажется, абсолютно случайно мне попались на глаза стихи поэта Бориса Кагермазова «Сны» в переводе Виктора Гераскина. Читаю и вдруг совершенно отчётливо понимаю, что они мною мысленно, что называется, пропеваются. Вы знаете, так случается, когда в чьём-то стихотворении уже живёт музыка — надо её только почувствовать, поймать, как говорится. Вот и я её «нащупал», распределил четверостишья по куплетам и припевам, потом наиграл получившуюся песню на гитаре… А после Норильска у нас был Красноярск. Так вот там, на местной концертной площадке, мы уже включили её в свой репертуар.

«СП»: — Вы исполняли «Сны» только на гастролях?

— Её взяли в свой репертуар «Весёлые ребята», «Москвичи», «Верные друзья», «Самоцветы»… В дальнейшем, когда состоялось моё знакомство с Леонидом Дербеневым, он написал на эту музыку другие слова. И песня вышла в исполнении «Весёлых ребят» на фирме граммзаписи «Мелодия». Так я впервые увидел свою фамилию на виниловой пластинке. Было это в 1972 году. Так начиналась моя творческая карьера.